Побег от реальности

05.03.2011 — Новости Культуры |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:

Побег от реальности

Не любит нынешний зритель–читатель вглядываться в реальность с ее проблемами — ведь их надо решать, определяться со своей позицией... Куда проще уйти в мир прекрасных Мэри Анн и Хосе Игнасио, загадочных эльфов и брутальных гоблинов, представить себя магом, Иным, инопланетянином, пришельцем из будущего, наделенным сверхспособностями... Не зря фэнтези, мистика, фантасмагория проникли во все сферы искусства. О том, куда и почему мы уходим от реальности, и об особенностях литературы эскапизма мы собрались поговорить в таком составе: Галина Богданова, писательница, искусствовед, преподаватель института журналистики и гимназии–колледжа искусств, Оксана Безлепкина, писательница, литературовед, тоже преподаватель института журналистики БГУ, и я, Людмила Рублевская, писатель–обозреватель.


О.Безлепкина: Научная фантастика в свое время распространилась потому, что люди хотели верить в науку и в светлое будущее, а реальность многих разочаровывала. Сегодня, наверное, можно сказать о тотальной разочарованности в человечестве.


Л.Рублевская: Что ж, фэнтези создает виртуальный мир, в котором недействительны человеческие законы...


О.Безлепкина: Но ведь силы добра и зла там тоже действуют.


Л.Рублевская: В классическом фэнтези, у Толкиена, у Льюиса, который попытался создать христианское фэнтези, — да... Добро побеждает зло, грех наказуем... Но в абсолютной массе подобной литературы эта схема не действует. Нет четкого разделения на свет и тьму, как в сказке... Есть какая–то взвесь, которую авторы пытаются оправдать, где действуют демоны и бесы наравне с ангелами, а героям, как античным богам, дозволено совершать любые преступления.


О.Безлепкина: В такое мрачное фэнтези убегать не хочется...


Л.Рублевская: Еще как хочется! Рядовой человек, не состоявшийся в этом мире, может идентифицировать себя с героем, которому не надо сдерживать свои чувства и инстинкты. Раз — тысячу орков убил, два — десять красавиц покорил. Если что не так пойдет — магия нам поможет.


Г.Богданова: Почему популярен Гарри Поттер? Масса детей страдает от того же, что и он, и не могут никак это изжить. Сопоставляя себя с Поттером, они верят, что хотя бы в какой–то виртуальной реальности можно не просто лежать и ждать, пока родители придут с работы да еще накричат на тебя, а действовать.


Л.Рублевская: Решение проблемы Поттера состоит не в том, что он начинает что–то менять в своей жизни, а в том, что вдруг он оказывается могучим магом и его забирают из плохого мира магглов в хороший мир магии, где он — герой. И юный читатель тоже начинает ждать письма из школы волшебства Хогвартс и мечтать, как всех обидчиков заколдует. Не дай Бог еще увлечется эзотерикой...


Г.Богданова: Это куда лучше, чем нюхать клей.


О.Безлепкина: Если говорить о психологическом воздействии, то Гарри Поттер не эффективнее какой–нибудь голливудской мелодрамы, в которой героиня вдруг сделала карьеру, а герой в последний момент поймал мяч...


Л.Рублевская: Да еще обитатель виртуального мира получает бонус — он выше обычных людей, обладает сакральными знаниями, сверхчеловеческими способностями... Сколько людей на этом сдвинулось!


Г.Богданова: Да, самая большая проблема — имея некий дар, не впасть в грех гордыни. Но массовую популярность приобретают герои, которые справились с этим грехом!


Л.Рублевская: Ничего подобного. Много смирения в каком–нибудь Конане–варваре?


Г.Богданова: Белорусское фэнтези — это Язэп Дроздович. В 1930–е годы культурная жизнь бурлила, существовало множество художественных объединений. И на этом фоне был художник, который, странствуя по глубинке, рисовал встречу весны на Сатурне или поля Марса... И герои, которых он рисовал, — один в один похожи на персонажей современного фэнтези! То есть художник уловил архетип.


Л.Рублевская: Нужно отличать магический реализм Маркеса и Астуриаса, научную фантастику, которая переросла в киберпанк со всякими «матрицами», и от фэнтези, которое создает мир без внутренней логики. Только в компьютерной игре одно войско может перебить другое за обладание каким–то невнятным, не очень нужным артефактом.


Г.Богданова: То есть этот жанр дает абсолютную свободу. Именно то, чего нет в жизни детей и подростков. Меня больше беспокоит литература аниме и манго. Особенно впечатлила книжечка комиксов «Школа убийц». Многие дети легко включаются в подобные «школы». Им хочется мстить «злобным учителям». Не ждут, пока им дадут волшебную палочку, а читают, как реально научиться убивать. А сказочный, фэнтезийный мир дает чувство гармонии. Даже когда в фильме «Властелин колец» одно войско идет на другое — это тоже гармония битвы.

Как снимали фильм Властелин колец

Л.Рублевская: Если на экране войско идет на войско, мелькают мечи, копья, клыки, льется кровища — это возбуждает. А когда показывают, как один конкретный человек убивает другого — это уже надо переживать...


Г.Богданова: Вспоминая Дроздовича, нельзя не вспомнить Алену Киш. Для меня фэнтези — это все инситное искусство. Вспомните расписной коврик Алены Киш «Мой рай». Львы, похожие на кошек... И тоже все рождено от большой боли, как у Дроздовича. От понимания, что невозможно наладить диалог с теми, кто рядом.


О.Безлепкина: Истоки белорусского фэнтези — в творчестве Яна Барщевского. Элементы фэнтези есть у Мицкевича, в «Дзядах». У Вацлава Ластовского и Владимира Короткевича. Русскоязычное славянское фэнтези пошло, кстати, из Беларуси, от Зайцева до Ники Ракитиной и Валентина Маслюкова. Сегодня есть детективное фэнтези, техно–панк, женское фэнтези, космическое... И, на мой взгляд, очень хорошо, что большинство современных текстов используют элементы фэнтези, ведь произведение, не замкнутое в рамках «чистого» жанра, более жизнеспособно. Оно рассчитано на более широкий круг читателей, но при этом теряет «профессионального» читателя фэнтези или фантастики.


Г.Богданова: Ни Достоевского, ни Толстого я не назову «чистыми реалистами». Если художник пытается говорить с этим миром, хочет он того или нет, он создает иномир, имеет связь с подсознанием.


О.Безлепкина: Я бы не сказала, что все писатели прорываются в иномир.


Л.Рублевская: У каждого времени свой магистральный жанр, свои сюжеты. В нашем представлении «Мастер и Маргарита» Булгакова — какой–то эксклюзив. На самом деле в то время сюжет о визите сверхъестественных сил в революционную Россию был очень популярен, вспомнить хоть рассказ Грина «Фанданго».


О.Безлепкина: Это называется концентрация: сначала создается много текстов определенной тематики, а потом приходит писатель, который выдает художественные открытия современников в концентрированном виде. Он и становится классиком, а остальные будут восприниматься как эпигоны.


Г.Богданова: Когда я рецензирую дипломников академии искусств, замечаю, что каждый раз в их работах выплывает некий общий образ. Например, однажды это был образ ладьи. В какой–то год все изображали нечистую силу, в другой — мотив святок. Что–то же происходило в обществе, раз тот или иной образ становился магистральным!


О.Безлепкина: То же касается героев нашей литературы. В 1970–х они живут по правилам и если им не соответствуют, то страшно комплексуют. В 1980–е — герой знает правила и пытается нащупать границу дозволенного. В 1990–х герой молодежной прозы уже не социализируется. Он говорит: не знаю ваших правил и знать не хочу. Сейчас много фантастической, фантасмагорической, мистической литературы, где от героя ничего не зависит.


Л.Рублевская: А в массовом фэнтези герой как раз все решает и вообще спасает мир. Насчет причин распространения фэнтези есть китайская поговорка: рисовать черта легко, рисовать тигра трудно.


О.Безлепкина: Потому что все знают, как выглядит тигр, и никто не знает, как выглядит черт!


Л.Рублевская: В сети — сотни тысяч сайтов фанфиков... Среди тех, кто пишет, есть люди талантливые, состоявшиеся — врачи, учителя, журналисты... И пишут зачастую не пару страниц о похождениях героев «Сумерек» или Гарри Потера, а целые романы.


Г.Богданова: Есть мнение, что XXI век будет аналогичен XIX, начнут развиваться «интимные» виды искусства — литература, живопись и музыка. В отличие от XX столетия, когда развивались массовые виды искусства — кино, архитектура, театр. Сейчас у людей появилось желание высказываться через написанное слово.


Л.Рублевская: Да наоборот. Я бы сравнила это время не с XIX, а с XVIII веком, временем салонов, когда письма писались только в расчете на то, что будут публично зачитаны, когда все связи завязывались для того, чтобы их могли обсудить.


О.Безлепкина: В общем–то, да. Мы с друзьями раз в неделю ходим играть в теннис и если забываем сфотографироваться, то ощущение — зря сходили. Нечего в блоге вывесить. Вообще жанр фэнтези — это всего лишь инструмент. Как нож, которым можно убить человека или разрезать торт. Фэнтези востребовано, может быть, потому, что все насытились реализмом.


Л.Рублевская: Особенно после потока «чернухи» 1990–х годов... Людям нужны герои. Образ современного героя литература пока не смогла создать. А в фэнтези по определению центральная фигура — герой.


Г.Богданова: Обратите внимание: недавно восхищались Шварценеггером... И вдруг вместо него кумиром стал Гарри Поттер, худенький мальчик в очках, но обладающий внутренней силой.


Л.Рублевская: Думаю, в будущем «Матрица» и Гарри Поттер где–то встретятся... Компьютерная магия и магия меча. А начнется ли у нас литература нового реализма?


О.Безлепкина: Разумеется. Это как маятник. Жанры уходят и возвращаются...


Г.Богданова: И совпадет со взмахом этого маятника тот, кто умеет прислушиваться прежде всего к себе и к реальной жизни.

Автор публикации: Людмила РУБЛЕВСКАЯ

Фото: Александр СТАДУБ

 
 
 

РЕКЛАМА