КГБ был за переговоры с БНФ. Второй человек в БССР - о политическом закулисье, интригах и Чернобыле

Источник материала:

Николай Игрунов три года занимал должность второго секретаря Коммунистической партии Беларуси (1987−1990) и являлся одним из самых могущественных людей в БССР. TUT.BY прочитал его воспоминания, неизвестные ни широкой публике, ни ученым, и выяснил, как руководители БССР обсуждали творчество Быкова, едва не пошли на переговоры с БНФ, а также как показывали своим соперникам анонимки на них.

Белорусские высокопоставленные чиновники — одни из самых закрытых в мире. О том, что происходило в высших коридорах власти, жители Европы, США, а зачастую и бывших советских республик узнают вскоре после выборов: проигравшие дружно садятся за написание мемуаров. А вот белорусское начальство уходит в частную жизнь и даже боится давать интервью.

Воспоминания Николая Игрунова «И после нас зеленая трава» вышли еще в 2006 году в Белгороде. Но эта книга упоминается лишь на местных сайтах (да и то в связи с ее презентацией), ни один из ее фрагментов не цитируется. Белорусы так и не узнали об этом издании.

Впрочем, в этом есть свой плюс: на автора никто (или практически никто) не влиял, поэтому его взгляды на события конца 1980-х годов во многом отличаются от общеизвестных представлений об этом периоде.

«Соколов показал Бартошевичу анонимку: на тебя, дескать, пишут… А Бартошевич тоже полез в карман»

Перенесемся в начало 1987 года. Тогда Николай Игрунов являлся высокопоставленным сотрудником ЦК КПСС (высший партийный орган в СССР). Если быть точнее, мемуарист являлся заместителем заведующего отделом организационно-партийной работы.

Тогда нашу республику возглавлял Николай Слюньков — как первый секретарь ЦК КПБ, вторым секретарем являлся Геннадий Бартошевич. Приближался пленум ЦК КПСС. Слюньков пришел в московский кабинет Игрунова на Старой площади (там теперь работает Администрация президента России), чтобы обсудить текущие вопросы. Во время их беседы раздался звонок из приемной Горбачева. Из кабинета генсека собеседник Игрунова вернулся возбужденным — Слюнькову предложили перебраться на повышение в Москву. Так начала раскручиваться пружина, которая в итоге привела Николая Игрунова в Минск.

Место руководителя БССР оказалось вакантным. Горбачев остановил свой выбор на руководителе Брестчины Ефреме Соколове, у которого не сложились отношения с Бартошевичем. Как пишет в воспоминаниях Игрунов, «разошлись они на мелочах: Соколов показал Бартошевичу анонимку: на тебя, дескать, пишут… А Бартошевич тоже полез в карман, тоже достал бумагу: и на тебя, мол. Так завязался узел, и чтобы развести их, Бартошевича (…) отправили послом в Северную Корею — страну с убийственным для гипертоника климатом. Но такие тонкости в партии редко учитывались. Разве в отношении тех, к кому в руководстве было особое расположение. А могли бы, дополняя друг друга, хорошо работать».

Встал вопрос, кто заменит Бартошевича, и выбор неожиданно пал на Игрунова. Он родился в 1932 году в современной Липецкой области и до 36-летнего возраста сделал региональную журналистскую карьеру, работал главным редактором белгородской областной молодежной газеты. После шесть лет работы в Белгородском обкоме его перевели в Москву, где Игрунов тринадцать лет (1974−1987) работал в ЦК КПСС.

Казалось бы, попасть на работу в БССР у него не было никаких шансов. Руководителями (точнее, первыми секретарями) республиканских компартий (то есть фактических руководителей Азербайджана, Таджикистана, Украины или других республик) являлись представители коренного населения. А вот вторыми секретарями часто назначали русских.

Одним из исключений была как раз Беларусь. Лояльность Мазурова и Машерова к всесоюзному центру была абсолютной, местные жители хорошо говорили на русском, а националистические организации были разгромлены. Поэтому вторыми секретарями ЦК также являлись белорусы.

Но в республике поднимало силу национальное движение. Возможно, в Кремле решили, что представитель другой национальности, в отличие от белоруса, не будет давать в этом вопросе слабину.

«Не лезьте не в свое дело. Езжайте домой и занимайтесь своей картоплей»

Насколько влиятельным была должность Игрунова? Ответ зависит от того, будем мы говорить о внутренней или внешней политике. В мемуарах Николай Стефанович рассказывает о таком эпизоде. Его будущий начальник Соколов, еще будучи первым секретарем Брестского обкома, «занялся каким-то политическим вопросом, связанным с Польшей». Его вызвал Михаил Суслов, второй человек в КПСС.

— И разговор провел весьма своеобразно. Не пригласив даже присесть и не подав руки, жестко одернул: «Не лезьте не в свое дело. Езжайте домой и занимайтесь своей картоплей.

То есть внешняя политика была исключительной прерогативой союзного центра. А вот в решении многих внутренних, белорусских вопросов (ради объективности — далеко не всех) второй секретарь ЦК КПБ был «царем и богом», выше которого были лишь первый секретарь и Москва.

Как пишет Игрунов, в его компетенции находились работа с кадрами, организационный и административный отделы ЦК КПБ, а в первый год работы — еще и здравоохранение. На практике, по его словам, к первому и второму секретарям белорусской компартии стекалась информация обо всем, что случилось в республике.

Любопытно, что Соколов, отправив в КНДР Бартошевича, продолжал ревниво относиться и к его преемнику.

— Иногда на бюро, заранее не предупредив, какие вопросы надо особенно тщательно проработать, где-нибудь в середине заседания Ефрем Евсеевич передавал ведение мне. Чаще всего это случалось, когда приступали к рассмотрению вопросов, связанных с наказанием коммунистов в связи с аварией на Чернобыльской АЭС, — писал Игрунов.

Прием аппаратной борьбы, о котором рассказывает автор мемуаров, достаточно известный. Как писал в воспоминаниях Горбачев, в схожую ситуацию его ставил Константин Черненко, тогдашний руководитель СССР. О том, что Михаил Сергеевич будет вести заседание Политбюро, становилось известно незадолго до начала заседания. Это заставляло Горбачева готовиться к каждому вопросу по повестке дня.

Впрочем, вернемся к Чернобылю. По словам Игрунова, всех коммунистов, которые уезжали из Чернобыльской зоны, наказывали по всей строгости:

— До сих пор помню апелляцию Зои Константиновны П. Муж, работавший директором совхоза, давно уехал в другое место. Она, желая сохранить семью, поехала с двумя несовершеннолетними детьми. Муж и сын тяжело больны, нуждаются в лечении. И что же? А результат один и тот же: исключить за проявленное малодушие.

О судьбе этой женщины мемуарист не пишет. Скорее всего, она была восстановлена в партии. Впрочем, КПСС оставалось существовать несколько лет.

«Нельзя допустить распущенности и явного беззакония. Но при этом — чтоб ни капли крови»

Минский период в жизни Игрунова совпал со временем политического противостояния между компартией и оппозицией.

— В Минске зачастили протестные демонстрации и митинги, — писал Игрунов. — На один из них, разогнанный милицией, гневно откликнулся в «Огоньке» академик Сахаров (скорее всего, речь идет о событиях 30 октября 1988 года, когда тысячи минчан направились к урочищу Куропаты. Против мирно шествующих граждан власти направили милицию и внутренние войска. Для разгона демонстрации был применен слезоточивый газ «Черемуха». — Прим. TUT.BY). Я спросил цековских идеологов, что, по их мнению, следует предпринять в этой ситуации. Вместо дельных предложений — однозначно и без запинки: «Снять председателя республиканского Гостелерадио Буравкина. От него вся смута».

По словам Игрунова, он уважительно относился к Геннадию Буравкину и каждый раз категорически возражал против его отставки.

— Сейчас смешно, а тогда было грустно: чтобы не раздражать лишний раз ретроградов, приходилось пореже встречаться с Буравкиным. Да и его оберегать.

Противостояние нарастало. Судя по воспоминаниям, тогдашний руководитель БССР Ефрем Соколов воспринимал представителей БНФ не как оппонентов в борьбе за власть, а как личных врагов.

— Как только назревал очередной митинг «Народного фронта», Ефрем Евсеевич приглашал меня, силовых министров и все время давал одни и те же указания: «Вы отвечаете за порядок. Примите самые жесткие меры. Утихомирьте эту шпану». Дело прошлое, да и благородное, и теперь можно чистосердечно сознаться — мы заходили ко мне в кабинет и договаривались: да, порядок должен быть, нельзя допустить распущенности и явного беззакония. Но при этом — чтоб ни капли крови.

А вот следующий факт из мемуаров Игрунова — настоящая сенсация. По его словам, как-то ему из Москвы в очередной раз позвонил Николай Слюньков, к тому времени — всемогущий член горбачевского Политбюро.

— Расспросив, что и как, посоветовал: «Зайди еще раз к Соколову и попробуй все-таки договориться о встрече с оппозицией. Выясните все острые проблемы и начните их решать. Иначе вам из этой трясины не выбраться. Согласен?».

Этот факт удивительный. Ведь по большому счету радикализм Зенона Позняка, который позже оттолкнул от него часть избирателей, объяснялся как объективными, так и субъективными причинами. С одной стороны, общим политическим курсом БНФ на разрыв с советским наследием. С другой, многочисленными личными нападками на Позняка в официальной прессе. В результате отдельные резкие высказывания лидера БНФ зачастую воспринимались как логичная защитная реакция на его травлю.

Разумеется, такие переговоры не могли окончательно примирить оппонентов. Литовский пример, когда члены компартии и «Саюдиса» вместе стали строить независимую страну, сложно представить в Беларуси. Увы, уровень национального самосознания белорусских чиновников был не так высок. Но градус противостояния точно удалось бы снизить. Глядишь, и история Беларуси пошла бы по-другому.

Николай Игрунов посоветовался с председателем КГБ БССР Вениамином Балуевым, главой Минского обкома партии Анатолием Малофеевым (в 1990-м он сменит Соколова и станет последним руководителем БССР), другими членами Бюро ЦК КПБ (белорусский аналог союзного Политбюро).

— Все «за». Иного выхода никто не видит. Но разговор должен возглавить Первый (речь о Ефреме Соколове. — Прим. TUT.BY). Говорю с ним — ни в какую. В сердцах: «Скажи Слюнькову, пусть сам приезжает, собирает эту шваль и ведет с ней разговор». Я все же снова и снова предлагал: надо собраться! И каждый раз слышал категорическое нет.

«Да поймите вы, все мы — смертны, а Быков — бессмертен. Помню, как установилась какая-то недоуменная тишина»

Отдельная страница в биографии Игрунова — отношения с отечественной интеллигенцией. В марте 1990 года Николая Стефановича отозвали в Москву, но он продолжал интересоваться делами нашей страны и даже пытался помогать некоторым старым знакомым.

Уже в 1991 году он написал в Совет министров Беларуси письмо, в котором просил улучшить жилищные условия актрисе Купаловского театра Стефании Станюте и писателю Янке Брылю (с последним он переписывался после своего отъезда в Москву). В мемуарах Игрунов опубликовал ответ, который вице-премьер Михаил Демчук прислал ему в конце июля 1991 года, за месяц до путча.

Демчук ответил, что после встречи с премьер-министром Вячеславом Кебичем вопрос о квартире для Брыля был решен положительно. Фрагмент письма, посвященный Станюте (напомним, народной артистке СССР), стоит того, что его процитировать.

— По поручениям Совета министров БССС Мингорисполком неоднократно рассматривал этот вопрос. В связи со сложной ситуацией жилищного строительства в г. Минске горисполком не имеет в настоящее время возможности для решения данного вопроса. Дано поручение Министерству культуры БССР рассмотреть вопрос улучшения жилищных условий С.М. Станюты за счет фонда министерства.

Как уточняет Игрунов, в конце концов чиновники «снизошли до великой актрисы» и вопрос был решен положительно.

Четыре года спустя, в 1995-м, скончался народный поэт Беларуси Пимен Панченко. Игрунов, по его словам, узнал, что жена поэта осталась без средств. Тогда он дал телеграмму президенту Александру Лукашенко с просьбой позаботиться о ней. Правда, о продолжении этой истории мемуарист ничего не сообщает.

Свой интерес и любовь к литературе политик сумел передать и дочери. Наталья Игрунова теперь является первым заместителем главного редактора и заведующей отделом критики «толстого» литературного журнала «Дружба народов», который выходит в Москве. Она переводила на русский язык произведения Василя Быкова, Виктора Карамазова, Ларисы Гениюш и других белорусских писателей и поэтов.

Впрочем, рассказ о мемуарах Игрунова я завершу другой, во многом символичной историей. В конце 1980-х годов, когда в обществе начало нарастать противостояние между компартией и оппозицией, писатель Василь Быков поддержал последнюю. Он вошел в состав Межрегиональной депутатской группы (своеобразная «демократическая» фракция на съездах народных депутатов СССР), стоял у истоков создания Белорусского народного фронта. Ответ консерваторов не заставил себя ждать.

— А с Быковым события принимали все более крутой оборот. Приехал член Политбюро, секретарь ЦК КПСС В.А. Медведев. Собрали республиканский актив. Быкова, как стало водиться, не позвали. Но учинили жесткую и несправедливую разборку. Некто Милованов, подвизавшийся в республиканском совете ветеранов, подверг знаменитого писателя бесцеремонной, уничижительной критике (позднее Геннадий Милованов стал депутатом Верховного совета Беларуси 12-го созыва. — Прим. TUT.BY). Аудитория, в основном состоящая из партхозархива, зааплодировала. В перерыве, за чаем, Медведев, желая преподать урок руководству республики и сбить спесь, сказал: «Да поймите вы, все мы — смертны, а Быков — бессмертен. Помню, как установилась какая-то недоуменная тишина. Руководство перекинулось взглядами. Его мысль и отдаленно не витала вокруг этого».

Теги: Минск