Минчане в шестом поколении борются против сноса своей 145-летней усадьбы. "Здесь вам не село!" – парируют чиновники

Грушевка была включена в городскую черту еще в 1870 году. Тогда район активно застраивался усадьбами и двухэтажными бараками. Удаленность от центра помогла вековой застройке уцелеть во время бомбежек, не пойти под уплотнение при Советах, не быть вытесненной панелью в лихие 90-е.

Сегодня старая Грушевка приговорена и ждет своей участи. Заповедник старинных домов, не наделенных статусом историко-культурной ценности, со всех сторон обступают многоэтажки, а жители усадеб доживают последние годы на своей вотчине.

Такова судьба Игоря Ласицы, семья которого обосновалась здесь 5 поколений назад. В 1872 году прапрадед Игоря Семен Казак, крестьянин по рождению, приобрел у пана Неморшанского земельный надел в Грушевке, которая уже тогда была пригородом столицы. И построил здесь этот дом.

– Это тот самый брус, который клал мой прапрадед. Удивительно, как хорошо он сохранился. Раньше дерево пропитывали смолой, чтобы дольше служило. Дома строили на века.

Купленный участок был небольшим – 15 соток, зато своих. Своим, однако, он был недолго. После революции 1917 года землю под домом национализировали, и с тех пор коренные минчане живут здесь на птичьих правах.

Вообще, за 145 лет на этой земле успели похозяйничать 7 государств, но возделывала ее всего одна семья.

– Сначала эта земля находилась в Российской Империи, – перечисляет Игорь Ласица. – В Первую мировую была завоевана Германией, через три года – занята Красной армией, затем полтора года – под польской оккупацией, позже вновь занята Красной армией, в Великую Отечественную войну – Германией, потом здесь 45 лет была советская власть, и, наконец, возникла Республика Беларусь. Такая чехарда!

Каждый новый оккупант – будь то имперский немец, сын вермахта, коммунист или поляк – смотрел на эту землю, как на собственность, и при желании без труда бы её забрал. А в 1960 году Грушевка была включена в планы на снос, и после распада СССР её жителям запретили приватизацию. Некогда национализированной земле так и не суждено было вернуться в руки законных хозяев.

Поразительно, но 145-летняя история этой усадьбы на 55 лет состоит из ожиданий сноса. Все это время на Разинской улице запрещены строительство и реконструкция домов. Немцы ушли, а старая Грушевка продолжают жить под оккупацией.

План застройки Разинской улицы пока существует только на бумагах: на месте частных домов вырастут многоквартирные, неподалеку – офисный центр. Инвестор на эту территорию еще не найден, но в скором времени земля будет продаваться с молотка вместе с жильцами. Не беда, что некоторые из них уже купили ее много лет назад. По закону 150-летняя усадьба Игоря достанется застройщику ценой квартиры в панельном микрорайоне.

– У чиновников для всех одна отговорка, – рассказывает наш герой. – "Вам государство когда-то выделило землю бесплатно, теперь имеет право так же отнять". "Когда это вы мне землю выделяли? – спрашиваю я. – Эту землю мой прапрадед у пана купил". Мы никогда ничего не просили у государства, это оно все время посягало на нашу собственность.

За 55 лет "временного" существования без права на реконструкцию многие окрестные усадьбы превратились в труху и были снесены за ветхостью (к слову, на их месте до сих пор зияют пустыри). Но дом наших героев выдержал и это испытание.

– Вот уже 55 лет люди воспринимают собственное жилье здесь как временное, – рассказывает Игорь. – Стараются не тратить на него лишнюю копейку, потому что придет застройщик и все здесь сравняет с землей. Между тем в этом временном жилье по 3 поколения сменилось!

– Что касается меня, то жить на чемоданах я не умею и не хочу. За 55 лет много чего изменилось, в том числе и состав нашей семьи. У меня трое детей, жена, бабушка и прабабушка. Мы живем здесь всемером, четырьмя поколениями. Младшим – 3 года, старшей – 95 лет.

– Недавно я построил мансарду, сделал лестницу на второй этаж – все это не роскошь, а необходимость, но чиновники отказались узаконить реконструкцию.

– Мы понимаем, что рано или поздно дом снесут. Осознаем, что затраты на реконструкцию нам никто не возместит, что оценивать рыночную стоимость нашего имущества будут не по факту, а по паспорту, в котором нет ни мансарды, ни лестницы. Но мы принципиально настроены жить в нормальных условиях.

Воспоминания о двух мировых войнах и двух революциях хранят не только стены, но и люди, живущие в них. Бабушка Игоря, которой сегодня 95 лет, помнит, как встретила Великую Отечественную войну на дереве – наблюдала, как немецкие люфтваффе летят бомбить Минск. На Грушевку вермахт не пожелал тратить боеприпасы: в конце Разинской улицы начиналось чистое поле, и единственное, что могло представлять интерес для бомбежки – вагоноремонтный завод, вокруг которого строился район. Позже бабушка ушла на фронт, добралась до Берлина и расписалась собственной рукой на Рейхстаге. А весной 1945 года вернулась домой, где живет до сих пор.

Иногда и на Грушевку падали бомбы. С одной из бомбежек связаны не только воспоминания ныне живущей бабушки, но и реликвия, которую она хранит.

– С этой вазой произошла удивительная история, – интригует Игорь. – Ее наш сосед дядя Сережа подарил моей прабабушке до войны. В ней держали клубки ниток. Жена дяди Сережи узнала об этом, ворвалась домой со скандалом и забрала вазу себе. Во время войны в эти края угодила бомба. Как раз в тот момент, когда жена дяди Сережи сидела за столом у окна, что-то шила, а рядом с ней стояла эта самая ваза. Взрывная волна вынесла окно, разбила вазу, и осколками рассекло ей руку. Как говорит моя бабушка, "бог шэльму метить". 20 лет назад дом дяди Игоря снесли за ветхостью, а вазу мы нашли в его руинах.

В доме Игоря десятки подобных предметов с историей. Интерес и трепет они вызывают в основном у гостей. Для домочадцев это обычные повседневные вещи, которые выполняют свою функцию.

– Шкаф выменяли в Первую мировую войну на соль у беженцев с Западной Беларуси. Его мы не так давно отреставрировали.

– Этажерка, керосиновая лампа, буфет, часы, самовар – это все дореволюционные вещи. Часы в рабочем состоянии, но мы уже их не заводим – неудобно это. А вот швейной машинкой Singer наша бабушка пользуется до сих пор. Патефон и стулья достались от бабушкиной тетки – она жила в Ракове.

Сохранились фотографии прабабушки Игоря, четырех её братьев и трех сестер. Портреты их родителей, которые 143 года назад обосновались на этой земле, не дошли до наших дней.

– За все эти годы никому не пришло в голову продать этот дом. Такая возможность даже не обсуждалась. Более того, после войны моему прадеду Осипу Ильичу совершенно безвозмездно предлагали квартиру на Карла Маркса, где был ЦК партии. От квартиры он отказался, заявив, что не собирается покидать свой дом.

– Сейчас недвижимость дешевеет, есть шанс, что в этом и следующем году эту землю никто из инвесторов не купит, – рассуждает Игорь. – У застройщиков уже нет возможности иметь сверхприбыль от долевого строительства жилья. Но рано или поздно Беларусь преодолеет этот кризис, и над нашим домом снова нависнет перспектива сноса.

– Я убежден, что ненависть к земле у чиновников в крови. Они с такими трудами пробились из деревни в город, что смотреть на чужую усадьбу им просто больно. Они хотят ее уничтожить, чтобы не мозолила глаз. "Здесь вам не село!" – говорят они мне, минчанину в пятом поколении.

– "Новые грушевцы", к которым мы раньше относились с предубеждением, внезапно оказываются сознательными людьми, – рассказывает Игорь, пояснив, что "новыми грушевцами" здесь называют жителей новостроек. – Им не нравится то, во что превращают наш район. Они эти квартиры покупали по $1700 за "квадрат", потому что в Грушевке много зелени, чистый воздух, есть куда машину поставить. Сейчас Грушевка стремительно превращается в обычный высокоплотный спальный район, под стать Малиновке. Какой человек сочтет это за благо?