"В Китае чаевых нет". Кирилл Рудый про коррупцию, "политические" проекты и мотивацию чиновников

Источник материала:

Белорусско-китайские отношения развиваются стремительно — белорусская продукция пробивается на некогда казавшийся неприступным рынок, китайские инвестиции приходят в Беларусь. За сорок лет политики реформ и открытости страна кардинально изменилась и продолжает преобразования. О китайском опыте борьбы с коррупцией, мотивации чиновников и перспективах индустриального офшора в интервью TUT.BY рассказал чрезвычайный и полномочный посол Республики Беларусь в Китайской Народной Республике Кирилл Рудый.

— Ключевая тема белорусской повестки в этом году — коррупция. И если китайский опыт в решении наших других проблем, вроде растущего госдолга или судьбы предприятий-зомби, был мало востребован, в борьбе со взяточниками Китай вспоминают часто. Мол, даешь смертную казнь, да с публичным расстрелом — все чиновники сразу по струнке ходить будут. Эти жестокости в Китае реально работают?

— Вы затронули много тем. Отвечу по порядку.

Во-первых, белорусские госорганы регулярно обращаются к китайскому опыту реформ госпредприятий. Китайские эксперты приезжали к нам, наши госслужащие постоянно обучаются в Китае. Понимание, что «надо делать» и знания «как» — есть. Пока не подошли к точке «когда делать».

Во-вторых, о пожелании смертной казни. Это может и популярная и даже демократичная, но не гуманная мера. Борьба с коррупцией у нас не ограничена чиновниками, а затрагивает бюджет, госорганы, госпредприятия. А поскольку эта сфера всеобъемлющая, то через госзакупки, господряды, льготы, налоги она может коснуться каждого. Поэтому, как говорил Конфуций, «бойтесь своих желаний, ибо они исполняются».

И в-третьих, о китайском опыте борьбы с коррупцией. С 2013 года в Китае были арестованы руководители практически всех провинций и крупных госпредприятий, даже члены политбюро, в том числе бывшие. «Социальный капитал» девальвировался, что привело впервые к оттоку денег из страны и переходу курса юаня с ревальвации в девальвацию. Но, одновременно Китай проводит реформу судебной системы: повышает ее независимость и прозрачность. Поэтому китайский опыт — это не только ужесточение, главное, что здесь меняются «правила игры».

— Политика нулевой терпимости вообще эффективна в отношении коррупции? Все-таки она прошла с человечеством через все этапы развития, и имеет все шансы как говорится «выйти в финал». Может, есть какие-то уже принятые формы «благодарности» тем же медикам — вроде чаевых официанту, и не стоит с ними бороться с помощью Уголовного кодекса?

— Кстати, в Китае нет чаевых. Если говорить о медиках, то когда тот же врач и пациент встречаются в частной клинике, то о «благодарности» речь не идет. Поэтому когда не доплачивает государство, то доплачивают люди. А если бюджетная сфера недофинансирована, то для кого тогда бюджет?

Идея легализации «поборов» в здравоохранении, образовании еще более все запутывает и искажает. Думаю, для бюджетной сферы есть предложения более банальные. Повысить результативность и прозрачность бюджетных расходов. Расширить конкуренцию на рынке частных услуг. Повысить минималку в бюджетной сфере и установить кратные разрывы в зарплатах в зависимости от квалификации и производительности. Сделать публичными декларации: получаешь доход из бюджета — отчитайся за расходы.

— Пока системного анализа проблемы взяточников от госслужбы в Беларуси не было, из реальных рекомендаций — привлекать на госслужбу самых лучших и опытных управленцев, а за нарушения — в тюрьму. Слабо себе представляю, какие сегодня могут быть мотивы у лучших и опытных менеджеров сделать выбор в пользу госслужбы. Тем не менее, неожиданно для многих выросло поколение, по крайней мере, в экономическом блоке, реально сильных чиновников, за которых не стыдно ни в Москве, ни в Вашингтоне. Как это удалось? Чем руководствовался, к примеру, 35-летний доктор наук Кирилл Рудый с западным опытом и свободным английским, решив сделать ставку на госслужбу?

— В декабре 2013 года на республиканском совещании по кадрам мне такой же вопрос внезапно задал президент. Тогда, помню, сходу ответил, что «хочется что-то сделать, добиться результата, самореализоваться».

Сегодня могу добавить, что в приходе на госслужбу есть внутренняя логика и складывается она из образования, кругозора, полезности, признания, патриотизма. Конечно, нужна и зарплата и социальные гарантии, но одного этого недостаточно. Влияет и темперамент, склонности и предпочтения. Например, у меня два сына: старший спокойный, младший активный. Китайцы шутят, что старший будет госслужащим, а младший — бизнесменом.

Если серьезно, то 5 лет назад на совещании тот ответ был самым точным. Если престиж госслужбы невысок, нет запроса общества на работу госслужащих, то остается «самореализация», «желание отдать, что-то сделать». Без этого — или уход в рутину, или в коррупцию, или уход с госслужбы.

— Белорусские стратегические партнеры, вроде России и Китая, с одной стороны, дают нашей небольшой и небогатой на ресурсы стране фантастические возможности. Шутка ли — под 20 млн тонн нефти годами по особой цене. С другой, ряд совместных проектов выглядит несообразно гигантским и чрезмерно рисковым для Беларуси. Это касается и АЭС, и завода «Белджи», и, главное, Белорусской национальной биотехнологической корпорации. И основные кредиты и риски в случае чего висят именно на нашей стране. Или это типичный белорусский скепсис и боязнь всяких «голубых океанов»?

— Да, нефтепереработка важна. В этом Беларусь похожа на Сингапур, где тоже развита нефтепереработка. Но, есть и отличия, и не все против нас. В ноябре 2017 года и.о. премьер-министра Сингапура на встрече рассказал, что у Беларуси сегодня лучше стартовые условия для экономического рывка, чем были когда-то у Сингапура, так как в его поколении только 2% были образованными. Успех Сингапура показывает, что с одной стороны, важна не только нефтепереработка, с другой — важно эффективно ею распорядиться.

Что касается рисковых проектов, то не стоит драматизировать. Во-первых, есть эксперты, контролеры, силовики, которые противостоят сомнительным проектам и лоббированию. Когда эти противовесы не срабатывают, значит, их обходят или они ошибаются, что докажет практика. Но тогда надо учитывать и не повторять историю наших проблемных проектов. Во-вторых, есть кредиторы. Как говорят, «вернуть малый кредит — проблема заемщика, а большой — кредитора». Нужно отрезвлять кредиторов, которые видят риски, но закрывают глаза, получив госгарантию. И, наконец, в третьих, такие проекты часто политические. Они финансируются за счет льготных политических кредитов, зарабатывают там госкорпорации. Поэтому если у политических проектов возникают проблемы, то и решают их политически.

— После выхода «Финансовой диеты» вы утвердились в роли ИТ-скептика. Сейчас, когда шум вокруг декрета № 8 поубавился, растет число резидентов ПВТ и выручка от их работы, у вас оптимизма не добавилось? По крайней мере, при всей дискуссионности вопроса о целесообразность льгот для ИТ-сферы, это отрасль, для которой установлены прозрачные критерии входа, понятные правила работы, возможность конкурировать с мировыми лидерами и масштабировать свой бизнес…

— К ИКТ сфере отношение не скептическое, а соответствующее ее роли в нашей экономике. По оценкам Ernst & Young, в Беларуси 85 тысяч человек занято в ИКТ, в том числе 35 тысяч — в ИТ. Всего у нас 4,5 млн занятых. Значит, ИКТ создает в Беларуси только 1,8% рабочих мест. Доля ИКТ в общем объеме нашего экспорта товаров и услуг в 2016 году была 3,9%. По налогам льготы. Поэтому ИКТ сфера, конечно, модная и привлекательная, но синергию и импульса нашей экономике пока не дает.

Например, в Китае есть стратегия «Интернет +», когда ИКТ масштабно внедряется в сельское хозяйство, промышленность, торговлю, здравоохранение, образование, правительство. Есть и другие госпрограммы, например, план развития искусственного интеллекта, который, по оценкам компании Tencent, за период с 2017 по 2030 годы дополнительно увеличит ВВП Китая на 26%.

К ИКТ сфере отношение меняется, как и в целом к нематериальной сфере. Сегодня развитые страны уже больше инвестируют в нематериальные активы (программное обеспечение, дизайн, бренд), чем в оборудование. Поэтому в «Финансовой диете» ошибался, судя об ИТ-компании по количеству персонала, помещениям и выручке, и думая, что ее цена на бирже завышена, хотя там заложена и стоимость нематериальных активов.

— Внешняя торговля Беларуси с Китаем растет, причем экспорт быстрее импорта. Но что надо, чтобы переломить не самую благоприятную для нас ситуацию, когда экспорт преимущественно сырьевой и определяется ситуацией на калийном рынке, а потребительский и инвестиционный импорт растут более стабильно? В 2016-м году вы говорили о необходимости полноценного перехода от связанных кредитов к акционированию инвестпроектов с ориентацией на экспорт в Китай. Мы продвинулись в этом направлении?

Не все так. За первое полугодие этого года наш экспорт в Китай вырос на 116%, а китайский импорт к нам — на 128%. Уйти с китайского рынка проще, чем зайти — это хорошо знают наши промышленники. Доля калия в нашем экспорте снизилась в последние годы до уровня 65−66%, в 2015 году была 81%. Основную ставку делаем на экспорт сельхозпродукции, который за полгода вырос на 276% и составил 26,3 млн долларов или 13% от всего нашего экспорта (в 2017 году был 6%, в 2016-м — 4%). Есть потенциал у деревообработки, целлюлозы, нефтехимии, интегральных схем, экспорта услуг (туризма, образования).

О переходе от кредитов к инвестициям договорились на госвизите президента в Китай в сентябре 2016 г. За эти годы моратория на связанные кредиты нет, но больше времени стали уделять привлечению инвестиций в парк «Великий камень». Если в 2016 году был зарегистрирован только 1 новый резидент, то в 2017 году — 15, а за первое полугодие этого года — 13. Сейчас пытаемся сделать Парк индустриальным офшором. Цель — чтобы Парк смог сам заключать соглашения о преференциальной торговле, в том числе с Китаем. Полагаю, это позволит привлечь в Парк западных инвесторов, ориентированных на экспорт в Китай.

— Китайский бизнес в этом году проявлял заинтересованность в участии в приватизации белорусских предприятий, в частности «Гомсельмаша» и «Атланта», но в Беларуси к этому отнеслись, кажется, без особого энтузиазма. По крайней мере, госсми отмечали, что корпорация «Цзуншэнь», которая присматривалась к покупке 60−75% акций ОАО «Гомсельмаш», хотела переложить затраты по оптимизации численности на белорусский бюджет, заменить всех руководителей своими менеджерами и т.д. А это, мол, неприемлемо. С такими подходами наши предприятия вообще имеют шансы на привлечение китайского инвестора? И чего вообще ищут китайские инвесторы?

— Китайские инвесторы ищут прибыли. После погружения в переговоры интерес китайских компаний к «Гомсельмашу» и «Атланту» пропал. Причины: неоднозначность оценки активов, длительность процедур, нет ясной позиции у белорусских переговорщиков. Если продавец хочет продать, то идет на компромиссы. Если нет, тогда китайские инвесторы ищут прибыль в «чистом поле»: в парке «Великий камень» или в регионах. Найти прибыль в приватизации сложно, если некоторые госпредприятия убыточны даже при господдержке.

Китай может быть как стратегическим инвестором, так и портфельным. Есть много инвестфондов, например, «Китай-Евразия» при Эксимбанке КНР, фонд «Шелкового пути», СИТИК-Беларусбанк. Обычно такие фонды заходят на предприятие, налаживают процессы, выводят на IPO и выходят, заработав. Но пока у нас мало готовых к этому предприятий.

— Будет ли очередная и весьма ожидаемая speech of the year от Кирилла Рудого на Кастрычнiцiм форуме 2018 года? Пока каждый год у вас получалось все жестче и все грустнее. Это из-за того, что все глубже копаете? Или возрастной скепсис? К сорока годам, кажется, в Беларуси оптимистов почти не остается…

Кастрычнiцкi эканамiчны форум — это уже зарекомендовавшая себя площадка, как Давос, Санкт-Петербург, Астана. Думаю, в будущем он достоин приглашения глав государств, правительств, Нобелевских лауреатов.

По поводу речи, тут если пообещаешь, то может и не получиться. Загадывать не будем. На тему скепсиса мне нравится выражение Дж.Б.Шоу: «То обстоятельство, что верующий счастливее скептика, имеет не большее значение, чем то, что пьяный счастливее трезвого».