Меч для Немиги. Какие скульптуры нужны стране и как выживают скульпторы в эпоху перемен
08.11.2017 16:28
—
Разное
|
Работы Александра Прохорова (в соавторстве и личные) — Всеслав Чародей в Полоцке, Изяслав на центральной площади в Заславле, Кирилл Туровский во дворе БГУ в Минске, «Городские весы» у столичной Ратуши. Это скульптуры так органично вписались в реальность, что через считаные дни горожанам казалось — они были и будут всегда. Прохоров шесть лет был деканом художественного факультета Белорусской государственной академии искусств. С сентября мастерская — основное место работы. Говорим о монументализации национальной истории и о том, как выживают скульпторы в эпоху перемен. «Битва на Немиге требует увековечения»«Городские весы» входят в топ самых популярных скульптур столицы. В небольшой скульптуре запечатлен целый пласт истории — ее можно долго рассматривать, с ней любят фотографироваться. Монументализация в таком виде для Минска — исключительное явление. — Ваши весы вышли в том формате, который задумывался? — Не только мои, мы делали их с архитектором Сергеем Богласовым. На этом настоял архитектор, и он имел на это полное право. Да, они камерные. Таких камерных скульптур у нас практически нет. И архитектор прав: больший формат начинал бы уже спорить с окружением, рядом очень много доминант. Я уверен, что такой скульптуры: городской, камерной, душевной, такой, какую встречаешь на каждом углу в той же Праге, Минску не хватает. Минску вообще нужна и абстрактная, и фигуративная, и современная, игровая. Маленькая, большая, очень маленькая. Хотя в последние годы ее становится больше, но город ей все еще не насыщен, даже центр. — В центре ощущается культурный провал — между монументальным Якубом Коласом и городскими скульптурами Владимира Жбанова в Михайловском сквере. В Минске нет Витовта на коне, нет чего-то, что можно ассоциировать с древней, героической историей. Нет ничего, что бы было символом основания Минска. — В 2012 году состоялся республиканский конкурс на создание памятника «Слово о полку Игореве» — в этом произведении говорится о битве на Немиге, в связи с которой впервые в "Повести временных лет" упоминался Минск. Собственно, оттуда и дата основания нашей столицы. На конкурс было представлено 17 работ, лучшей сочли нашу с архитектором Дмитрием Соколовым. Это рассказ меча о пережитой битве на Немиге. У этого меча длинная история. Первый вариант «Битвы на Немиге» был моей курсовой работой, второй, семиметровый меч — дипломной, которая не сохранилась. И, наконец, третий рекомендовался к установке в 1999 году. Работа утверждалась к установке в 2008-м, в 2012-м уже начинались переговоры о производстве. А потом дело остановилось. Через пять лет у Минска очередной юбилей, связанный с событием, изображенным в скульптуре… — Установку скульптуры наверняка связывали с реставрацией Минского замчища. На него денег не нашлось — и поэтому все остановилось? — Замчище — очень серьезный проект, но и без привязки к нему установка скульптуры возможна. Она вполне по карману городу, ее действительно не хватает у Немиги просто как знакового объекта. — Последняя из установленных ваших работ — скульптура Профессора в Полоцке, во дворе иезуитского коллегиума. До нее был Изяслав в Заславле. Скульптура — это дорого для города? — Мне регулярно приходится об этом говорить. Да, — штука для бюджета недешевая, сопоставима по цене с одной квартирой в городе. Но результат очевиден: Всеслав Чародей стал одним из символов города, Изяслав — тоже. Нас специально к этому готовили, к национальной теме, к монументализации национального, — размышляет Прохоров. — Мы были воспитаны другими, нас с детства (а я учился в Гимназии-колледже искусств имени Ахремчика) готовили: выйдя из Академии, вы будете монументалистами. На конкурс в Гомеле с Кириллой Туровским в 2000 году я добирался автостопом вместе со скульптурой и планшетиком. Мне пришла от горисполкома бумага потом: «Господин Прохоров, ваша скульптура вошла в пятерку лучших, благодарим». После этого был объявлен конкурс на образ Кириллы Туровского в Минске, в БГУ, который я выиграл. Я даже не понял тогда своего счастья. И оказался под жутким прессом: я тогда не состоял в Союзе художников, мне было 25, были очень жесткие требования по срокам изготовления — почти невыполнимые… Но я справился. И поверил в себя. — Когда с Кириллы Туровского сняли покрывало, что ты испытывал? — Я был молод, незадолго до этого потерял родителей… Побыл на открытии, приехал домой и заплакал. Потому что не видят этого ни мама, ни папа. Мама очень много в меня вложила, отдала в школу, платила за нее 38 рублей из 100, которые зарабатывала. — А ощущения от последней работы — Профессора — какие? — Не было еще ни одной работы, которой я был бы полностью доволен — я все время хочу что-то переделать, доделать… Если бы не дедлайны, я бы работал над каждой до конца жизни. Это часть моего характера, психотипа. Спасибо моей жене, что она это терпит и помогает преодолевать… «Смотришь на стеллаж, а там — головы-портреты»— Очень много работаю с натурой, с портретом. У меня уже около 30 портретов жителей Минска. Я могу подойти на улице попросить позировать. Если человек не испугается терять время, не испугается, что я какой-то странный… Хотя мне сейчас легко оправдаться, есть интернет, там есть мои фотографии. Реальных людей леплю с удовольствием. — Слепил и … — Отливается два экземпляра, один — человеку, который позировал, второй — мне. Поддерживаю форму и готовлю выставку. — У вас есть стеллаж, на который смотришь, а там — головы-портреты? — Да, только сейчас туда не добраться. Часть работ тут, — кивает на головы, скрытые под пакетами. — Вот, например, удачная. — Невозможно удержаться от вопроса: как выживают скульпторы, если эпохальные их работы устанавливают раз в несколько лет? Я так понимаю, что доходы от преподавательской деятельности равны расходам на содержание мастерской. А у вас семья, сын. — Бывали периоды, когда меня кормила жена. Одалживал у друзей, и долги доходили до десятков тысяч долларов. А потом я получаю гонорар и раздаю эти долги. Благодаря такому ритму я сохраняю себя, память своих учителей и умудряюсь растить учеников. — И что, никогда не приходилось работать на заказ? — Почему, приходилось, и бывали заказы, которые было очень интересно делать. Но я далеко не за все возьмусь. Когда-то для себя решил, что не буду заниматься оформлением ресторанов и лепить рельефчики на могилы. — Роден не брезговал работать над последним местом упокоения. — Одно дело — рельеф лица, и совсем другое дело — надгробие. Вот, например, у меня есть скульптура, которая была бы идеальным надгробием. Называется Плач. — Богатые люди просили слепить своих муз ню? — Было, но тут я уворачивался… Это не совсем мое… Не обнаженная натура, а чужие музы. — А если какая-нибудь фирма решит заказать бюст своего любимого директора — возьмешься за вознаграждение? — Почему нет? С удовольствием возьмусь. И, скорее всего, сам буду рад работать — если человек цепляет, если у него характерное, интересное лицо. А интересное — это далеко не всегда красивое, кстати. В мастерской, по определению скульптора, бедлам. Ремонт потянет на десятки тысяч долларов. Стоим в безопасном месте. Там, где текла крыша, обвалился толстый пласт штукатурки. Упадет такой на голову — можешь и не выжить. — Я недавно только вынес отсюда дохлого кота — забежал, спрятался и умер тут за горой досок. Крышу нужно доделывать — и пол вот проваливается. Зато часть крыши сделана — и теперь тут самый лучший свет. Денег эта мастерская съест еще много. — Сейчас Академия выпускает скульпторов. Какие у них перспективы? — Им проще: есть интернет и доступ к знаниям. Они — поколение Google. Все можно найти там. Молодые художники сейчас не пьют, устраиваются подработать и много путешествуют. Они адаптированы к этой жизни. Я могу сделать портрет человека, который мне понравился, просто бесплатно. Они — нет. Так что все у них будет хорошо. «Работы в стол. Просто потому, что они должны быть»— У вас был проект для Тростенца — вы участвовали в конкурсе? — Конкретно с этим — нет, не подавался. Теперь жалею. Там сейчас стоит скульптура Константина Костюченко. — А в конкурсе на монумент для Куропат? — Для меня они сейчас с большего решены. Там стоят кресты. Там архитектор Сардаров и скульптор Финский заложили тему Куропат в оформлении подпорных стен дороги. Дорога пробивает холм, и вдоль нее идут крестоподобные штрихи. — Но не тема христианства. Я знаю, ваша очень цепляющая работа — Рыба. Рыба — и символ христианства, и костяк рыбы — апостолы, которые были на Тайной вечере. — Работе много лет, но ее в Беларуси наверняка не скоро поставят. Собственно, да, есть работы, которые делаются в стол. Просто потому, что они должны быть. Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
"Нас со школы готовили быть монументалистами", - говорит скульптор.
|
|