История девочки с портрета: как живет советская манекенщица, которая участвовала в показе Кардена

Источник материала:

Уверенная походка, прямая спина, плавные движения: когда Светлана Клюева заходит в кафе, мы узнаем ее сразу. Наверное, потому что бывших манекенщиц не бывает.

А еще потому что с фотографии 1989 года смотрит то же лицо. За последние 29 лет девочка с портрета не изменилась:

— Я много лет жалела о том, что у меня не осталось ни одной фотографии с показа Кардена. Разве что эта вырезка из газеты, — Светлана показывает папку с архивом, который в 80-х собирала ее мама. — Видимо, так хотела снимки, что послала в космос запрос — и на тебе, получи. (Смеется.)

Я так улыбалась, когда увидела этот свой портрет: та же прическа, что и сейчас, те же сережки — их мне в 12 лет подарила бабушка. Какой каждый день ходила в колледж — такой и на показ пришла. Кажется, даже ногти накрасить не успела. Просто в силу возраста я не осознавала масштаб события.

О спирали судьбы, которая провела Светлану по маршруту «манекенщица в Доме мод — учитель в школе — специалист в сфере логистики и деревообработки», а потом снова напомнила о мире моды нашей публикацией — в этом разговоре:

«Пришла на отбор в Доме мод случайно, за компанию с подружкой. Меня взяли, а подружку — нет»

— Манекенщицей, или, как записано в трудовой книжке, «демонстратором одежды», я стала случайно в 17 лет.

Я была очень серьезным ребенком: 7 лет отыграла на фортепиано в школе с музыкальным уклоном, потом, в 15 лет, увлеклась журналистикой. Наш клуб юных журналистов назывался «Репортер», а занятия проходили в Доме радио.

Оказалось, что писать сочинение на тему, которая тебе нравится, — это одно, а делать скучные заметки по заданию — совсем другое. Так и закончилось мое увлечение журналистикой, не успев начаться. (Смеется.)

Я заскучала: с детства привыкла к плотному графику, а тут — совершенно нечем заняться. Решила начать танцевать! В итоге не протанцевала и года. В «Театре танца» познакомилась со старшей подругой, которая попросила с ней за компанию сходить на кастинг… Хотя какой там кастинг! Тогда и слова такого не было. Был отбор демонстраторов одежды в Доме мод на Мельникайте (нынешняя «Национальная школа красоты». — Прим. редакции).

Помню, что я не очень-то понимала, куда мы вообще идем. Думала: это те же танцы — ну самодеятельность какая-то. (Смеется.)
Но так вышло: меня выбрали, а подружку — нет.

Светлана уверяет: того, что происходит на нынешних кастингах конкурсов красоты, не было. Замеров никто не делал и каверзных вопросов не задавал. А отвергнутые девочки уходили без слезных просьб «ну возьмите меня!».

— Я пришла на отбор «рядом постоять», поэтому ни о какой подготовке и речи не шло. Повседневная одежда, ноль макияжа на лице.

Попросили выйти вперед, пройтись немного, постоять на точке. Потом принесли какие-то одежки и туфли на каблуке — попросили примерить. А я до этого дня не носила каблуки вообще! Больше того: все туфли в Доме мод начинались с 38 размера и были мне велики.

Помню, девушка-конструктор Карина сняла со своих ног лодочки на каблуках и протянула мне — спасибо ей! До сих пор считаю, что это были идеальные туфли, как будто мне их специально послали. Настолько удобные, что девочка, которая ни разу не стояла на каблуках, сразу пошла и не свернула себе шею. (Смеется.)

Забегая вперед, скажу: стекол в своих туфлях я никогда не находила и каблуки мне никто не обламывал. Когда вижу что-то подобное в сериалах — удивляюсь. Не было у нас таких ужасов! Не могу себе представить, чтобы кто-то из манекенщиц умышленно навредил работе друг друга.

Наоборот: помню, у меня во время показа с треском оторвалась пуговица и съемная баска (разновидность пояса — Прим. редакции) отлетела в сторону. Я в этот момент думала не о том, как выгляжу со стороны, а о том, чтоб об эту баску никто из девочек не споткнулся. Наклонилась — и подняла.

У нас была взаимовыручка: помогали друг другу переодеться, когда нужно срочно сменить наряд. Иногда на смену образа была всего одна минута! Буквально выбегали на подиум. А потом, когда показ закончен, возвращались и аккуратно развешивали разбросанную впопыхах одежду. Такое было правило.

«Когда я захотела отказаться от работы, мне сказали: «А вот Миронов, когда ему стало плохо, не ушел со сцены!»

Светлана не помнит, чтобы в 80-х демонстраторов одежды проверяли на «облико морале» и собирали на них досье. Но дисциплина была превыше всего:

— Ценилась пунктуальность, способность быстро переодеваться и моментально включаться в работу. Опоздания карались жестко — выговор за то, что подвели коллектив, объявляли при всех.

Меня спасала ученическая ответственность и легкость на подъем.

Хорошо помню: сижу на экзамене в педагогическом колледже, пишу. Тут приходит человек из администрации и говорит: «Вот эту — срочно к телефону». Ну, вы представляете, какие мысли приходят в такие моменты — не дай бог, что-то с близкими! Идешь — и ноги подкашиваются.

А это звонок из «Театра Моды»: «Тут иностранная делегация приехала, срочно нужно быть на показе!». Летишь домой, хватаешь все, что надо — туфли черные и белые, бижутерию, заколки — красишься уже в такси… И влетаешь на подиум во втором отделении.

В самом начале того, что сегодня назвали бы «модельной карьерой», Светлана крутилась в режиме нон-стоп с 6 утра до 10 вечера.

— Чуть раньше меня в «Театр Моды» пришел новый человек — Владислав Лейдман. Он стал главным режиссером. На эту должность Владислава Ильича пригласило Министерство бытового обслуживания — от него ждали новых идей, продвижения белорусской легкой промышленности.

И он поставил спектакль, который назывался «Время, мы, мода», со стихами Максима Танка, музыкой из «Полоцкой тетради» и белорусскими Колядками, в котором я отработала год. Мы давали 5 спектаклей в неделю, и на каждом зал был практически полный.

Это было гораздо зрелищнее, чем просто дефиле. В качестве постановщика пригласили Александра Варламова. С ним мы занимались и хореографией, и гимнастикой. В будущем это здорово пригодилось: помогало держать равновесие, когда идешь по подиуму.

График у меня в тот период был такой: в 6 утра подъем, в 7 — автобус, в 8.15 — начало занятий в педагогическом колледже, в 15.30 — конец.

А в 18.00 уже надо быть на работе… Какой смысл ехать домой?

Поэтому я договаривалась с администратором, и она оставляла для меня ключ от своего кабинета.

Я приезжала в начале пятого, забирала ключ, садилась и делала уроки.

Учеба была в приоритете, но и от работы отказываться не хотелось. Поэтому приезжала домой в начале 11-го, ела — какое там «не есть после 6» с таким графиком! — и ложилась спать. А в 6 утра все начиналось заново. Выходной был один — воскресенье.

Сейчас — умерла бы с таким режимом. А тогда энергии на все хватало! Только что спать хотелось немного. (Улыбается.)

Во всем этом я варилась год.

Работа юной модели в Доме мод закончилась из-за разногласий с руководителем. С показами нужно было ехать в Сибирь — на полтора месяца. Светлана поехать не могла.

— Мне нужно было проходить практику в детском пионерском лагере. Я объясняла Владиславу Ильичу: если поеду с вами, не сдам курсовую и не смогу учиться дальше. Вылечу из колледжа с аттестатом средней школы — куда мне потом?

Ответ его помню до сих пор. Это был год смерти Андрея Миронова, и он сказал: «А ты знаешь, Миронов не ушел со сцены, даже когда ему стало плохо. Ему предлагали вызвать скорую, но он хотел доиграть до конца».

Я не решилась возражать в свои 18, но мысль о том, что никому не нужна такая жертвенность, была у меня уже тогда. Кто знает, может, Миронов гениально сыграл бы еще много спектаклей?.. Если бы тогда внимательнее отнесся к себе.

Когда Владислав Ильич вернулся после поездки в Сибирь, он уже разговаривал со мной сквозь зубы — я оказалась «ненадежным человеком».

Ну что ж… Я подумала: через год распределение и устройство на работу. И ушла из моды, как мне казалось, навсегда.

«В платьях от Кардена можно было только красиво постоять и медленно пройтись»

Вернулась Светлана на подиум неожиданно… Прямо с Чижовского рынка.

— Мы поехали с мамой на Чижовский рынок, как сейчас помню, покупать осенние помидоры. И вот иду я с этими помидорами в котомке, а ко мне подходит женщина небольшого росточка: «Здравствуйте, вы не хотите попробовать себя на подиуме?».

Оказалось, это художник-модельер Инна Круглик. Я согласилась «прийти показаться» — и попала под руководство Тамары Гончаровой.

У Тамары тогда еще не было своего модельного агентства, но она была очень коммуникабельным, харизматичным человеком или, как сейчас говорят, «хорошим управленцем».

Я работала с ней как фрилансер (тогда — по договору подряда).То есть Тамара звонила и говорила: «В 14.00 надо быть на фабрике художественных изделий». И я понимала, что нужно взять с собой туфли, колготки и бижутерию. Ведь аксессуаров, косметики, визажистов нам не предоставляли — о том, как будешь создавать и быстро менять образ в течение показа, надо было думать самой.

Работы было много, честно скажу. Денег хватало: рублей 80 выходило в месяц с подработки плюс стипендия. Помню, за два месяца получила 300 с чем-то рублей, а зарплата инженера тогда была 120.
Идешь по подиуму, красавица, еще и деньги за это получаешь — ну что еще ребенку нужно от жизни в 18 лет? (Смеется.)

1989-й для Светланы был ярким: показы в Друскининкае, на Кавказе, в Москве (больше всего запомнились умопомрачительно вкусные блинчики с шоколадом, которые давали на ВДНХ!)… И Карден!

— Я вот до сих пор думаю: почему же я не чувствовала трепета от того, что буду работать с самим Карденом? Наверное, слишком молодой была. (Смеется.)

Отбор прошла спокойно, без волнения. Помню, что замеров не делали, просто предупредили: «Если бедра будут больше 92 см, в платья не влезете».

А потом позвонили и сказали, где и во сколько быть. Показали точки на подиуме, выдали одежду — и вперед. Люди, которые работали за кулисами, делали все быстро и технично: четко подавали платья, туфли, шляпы… Я работала два дня по два показа — и в каждом показе образы были разными.

Если что и произвело сильное впечатление, так это вещи, сделанные маэстро… Только лет через пять я поняла: моя жизнь в моде достигла пика в 19 лет. Высокой моды в моей биографии больше не было! (Смеется.)

В платье-елке, как я его называла, можно было только красиво постоять и медленно пройтись. Быстро идти нельзя — жесткие обручи не гнутся и дестабилизируют.

Видела, люди писали в комментариях под тем материалом про показ: «Какие страшные платья!». Поймите: это было не платье для жизни. Это было платье как искусство, высокая мода. Живой сгусток идей, многие из которых потом можно было адаптировать для повседневности.

Это сейчас мы уже искушены показами мод по телевизору и гламурными журналами. А тогда вещи Кардена были для нас культурным потрясением. Хотя мне и сейчас кажется невероятным, что человеческое воображение и руки могут создать такое.

До этого показа я, по сути, работала на Министерство легкой промышленности — показывала, что и как наши женщины могут носить каждый день. Поверьте, там было много достойных работ наших белорусских художников, которых в магазине я потом не видела. (Улыбается.)

Богемная жизнь советских манекенщиц, которая, например, показана в сериале «Красная королева», обошла Светлану стороной.

Того, что сейчас называется «харассментом», тоже не было. Нескромных предложений не делали, за коленки не хватали.

— Наверное, дело в том, что я пришла в профессию совсем юной — все понимали, что за несовершеннолетнюю светит уголовная статья. (Смеется.)

Я вообще не была ни в какой «тусовке». Но ездила по стране и работала с очень интересными людьми — например, с диктором Екатериной Нестерович, с Зинаидой Бондаренко. Конечно, наблюдения за такими красивыми личностями — как общаются с людьми, как одеваются, как себя ведут, — тебя воспитывают.

Но все равно у меня было какое-то детское восприятие происходящего со мной: я учусь на учителя, а работаю красавицей. (Смеется).

И относилась ко всему происходящему соответственно. Например, помню, что нам всегда старались показать, как проходят зарубежные недели моды.

Доставали где-то видеокассеты и сажали нас смотреть, как девочки ходят по подиуму. Честно: мне было очень скучно. Ну ходят и ходят! Что тут такого? Я по возможности старалась от этих просмотров откосить — и мне почти всегда это удавалось.

Главным модельером в «Театре Моды» тогда работала Инна Булгакова, сейчас вспоминаю наш с ней разговор — и самой смешно. Она подошла ко мне и говорит: «Вообще-то с распущенными волосами на показе ходить неправильно. У манекенщицы должна быть маленькая головка: волосы нужно собирать в пучок». И я ей в ответ выдаю: «А мама моя сказала, что мне лучше с распущенными». Больше Инна Борисовна ко мне не подходила. (Смеется.)

«Иногда, конечно, думаю: «А что, если бы тогда?..»

Когда я приняла решение уйти? 1 сентября 1989 года, когда под мою ответственность попали 26 первоклашек-шестилеток. (Улыбается.)

Конечно, были раздумья… Лето 89-го было таким ярким!

Но, понимаете, я очень реальный, земной человек. Если ты учитель, можно легко представить, что будет завтра, через неделю, через год. У тебя есть профессия, в которой ты можешь развиваться. А если ты манекенщица?.. Да еще в стране, где модной индустрии практически нет.

Сегодня есть показы, завтра — нет. Сегодня твое лицо в тренде, а завтра — твой типаж вообще не востребован. Что ты будешь делать, что ты вообще умеешь?

Я видела, кем становились бывшие манекенщицы: либо уходили в ранее приобретенную профессию, если она у них была, либо — администраторами в домах мод. Одна из администраторов была такой злой и завистливой… Чувствовалось, что отработала свое и терпеть не может тех, кто сейчас выходит на подиум. Энергетика была такой негативной… Что я сразу для себя решила: вот в это я точно превратиться не хочу.

Учителем я отработала два года. Вышла замуж, ушла в декрет… И в школу больше не вернулась. Пока учителям не готовы платить за хорошую работу — я не готова работать учителем.

С 2005 года я работаю в сфере деревообработки: логистика, таможня, склады, отгрузочные документы… Мало общего с подиумом. (Смеется.)

Иногда накатывает скука и думаешь: «А что, если бы тогда…». А потом понимаешь: этот этап был просто красивым переходом из детства во взрослую жизнь. Но двигаться надо вперед: должна же красавица становиться умницей! Во всяком случае пытаться. (Смеется.)