Полководец Георгий Жуков на Гомельщине

Мало кто знает, что его военная служба начиналась на Гомельщине. Вот как он тепло вспоминает о годах своей юности в книге «Воспоминания и размышления» накануне операции «Багратион» в июне 1944 года: «Главная сложность предстоящего наступления войск 1-го Белорусского фронта, особенно южно-паричской группировки, заключалась в том, что им надлежало действовать в труднопреодолимой лесистой и сильно заболоченной местности. Эти места я знал хорошо, так как прослужил здесь более шести лет и в свое время исходил все вдоль и поперек. В болотах в районе Паричей мне довелось хорошо поохотиться на уток, которые там гнездились в большом количестве, да и боровой дичи было великое множество...».


О каких годах вспоминает маршал?


О двадцатых годах прошлого века. Отгремела Первая мировая война, закончилась Гражданская, участником которой он был.


27 августа 1922 года смелый и умелый командир эскадрона Георгий Жуков прибыл в Гомель в штаб 7-й Самарской кавалерийской дивизии Западного фронта. Граница с Польшей тогда проходила рядом с Лельчицами и Житковичами. Только что закончилась советско-польская война, обстановка была напряженной.


Дивизия размещалась в бывшем имении Паскевичей в поселке, получившем название Буденовский, а на конном заводе № 59 выращивали скакунов для кавалеристов.


26-летний комэск получил назначение во второй эскадрон 38-го Ставропольского кавалеристского полка, который дислоцировался в Калинковичском районе. А вот и место службы — деревня Сырод, где в то время было всего 70 хат.


«Благоустроенных казарм, домов начальствующего состава, столовых, клубов и других объектов, необходимых для нормальной жизни военного человека, у большинства частей Красной Армии тогда еще не было. Жили мы разбросанно, по деревням, квартировали в крестьянских избах, пищу готовили в походных кухнях, конский состав размещался во дворах. Все мы считали такие условия жизни нормальными, так как страна наша переживала исключительные трудности.


В начальствующем составе армии люди были главным образом молодые и физически крепкие, отличавшиеся большой энергией и настойчивостью.


К тому же большинство из нас были холостыми и никаких забот, кроме служебных, не знали. Отдавались мы работе с упоением, посвящая ей по 15 — 16 часов в сутки. Все же и этого времени не хватало, чтобы везде и во всем успеть».


Так он вспоминает о своем первом месте службы в Беларуси, но при этом лукавит, что отдавались только службе. Лихие кавалеристы пользовались успехом у местных девчат. Чем закончилось квартирование Жукова в Калинковичском районе, рассказала «Гомельская праўда» 1 марта 2012 года в статье «Молодые годы «Георгия Победоносца» и 17 апреля 2014 года в статье «Не отрекаются, любя?».


Подчиненные тепло отзывались о своем командире. «Он был невысок, но коренаст, физически крепок. Взгляд спокойный, но цепкий, оценивающий. Имел привычку контролировать себя, что свойственно людям волевым, внутренне дисциплинированным. В нем была настоящая военная косточка». Да и орден Красного Знамени на груди командира говорил о его боевом прошлом.


Эскадрон Жукова постоянно отличался на полковых смотрах и как следствие — повышение в должности, а эскадрон еще долго называли «жуковским».


Из приказа по 7-й Самарской дивизии № 143 от 18 марта 1923 года, г. Гомель: «...Командир 2-го эскадрона 38-го кавалерийского полка тов. Жуков Георгий временно допускается на вакантную должность помощника коман­дира полка 40-го кавалерийского с 15-го сего марта...»


Командир и Военком 7-й Самарской кавалерийской дивизии Н. Каширин


Начальник штаба Байков


Вот как о своей службе в 38-м и 40-м кавалерийский полках вспоминает Жуков: «Во главе этих полков стояли опытные командиры Димитров и Косенко, и я у них многому научился. Командный состав полков составлял хороший и работоспособный коллектив».


40-й Бугурусланский кавалерийский полк находился в Жлобине. Кстати, названия полков означали места, где они формировались.


Вот что было указано в его аттестации при назначении на должность: «Тов. Жуков вполне отлично подготовлен теоретически, великолепно знает кав. службу, отлично воспитан, обладает широкой инициативой, хороший администратор — хозяин эскадрона. Дисциплинирован, но бывает резок в обращении с подчиненными. Политически подготовлен удовлетворительно. В занимаемой должности пребывает достаточно для его повышения в пом. ком. полка».


Утверждая эту аттестацию, командир 7-й кавалерийской дивизии Н. Д. Каширин написал: «Допустить товарища Жукова к исполнению должности пом. командира полка 40-го кав. полка и возбудить ходатайство об его утверждении».


Из приказов по 40-му Бугурусланскому кавалерийскому полку № 144 от 24 апреля 1923 года, г. Жлобин: «Прибывшего сего числа из 38-го кавалерийского полка для назначения на должность помощника командира полка тов. Жукова, назначенного на указанную должность с сего числа, коего зачислить в списки полка, штаба полка.


Справка: рапорт тов. Жукова и предписание за № 1743».


Командир полка Косенко


Комиссар Александров


Начальник штаба Метин


Старания Жукова были замечены. Вскоре его вызвал командир дивизии Каширин, побеседовал с ним, расспросил, как идут дела с обучением в подразделении, и совершенно неожиданно для Жукова сказал, что принято решение назначить его командиром 39-го Бузулукского кавалерийского полка.


Можно понять Жукова: должность командира полка высокая, ответственная и настолько самостоятельная, что не только дает возможность командиру проявить себя, но и открывает ему огромную перспективу дальнейшей службы.


8 июня 1923 года Жуков вступает в должность командира и прибывает в г. Рогачев, где дислоцировался полк.


Жуков считал эту должность ключевой.


«Могу с полным основанием подтвердить, что полк действительно сложный армейский организм, а если он еще стоит отдельным гарнизоном, то напоминает крошечное государство. Судите сами: штаб — это нечто вроде правительства; есть и своя крупная партийная организация (партия), и еще политработники — профессионалы политической работы. В полку свое сложное, хорошо организованное снабжение, я имею в виду не только централизованное, но и свое полковое хозяйство: бывают свиные и молочные фермы и даже посевные площади, нам доводилось сеять клевер и заготавливать сено для лошадей на зиму. В полку есть представитель особого отдела и даже своя тюрьма — гауптвахта.


Есть учреждения культуры — библиотека, клуб, много комнат для политической работы, имеются в конце концов и свои магазины, кафе, буфеты, чайные».


Вот всем этим хозяйством и начинает командовать Жуков, когда ему шел лишь 28-й год.


В Рогачев он приехал не один, а вместе с гражданской женой Александрой Зуйковой. Еще в 1920 году эскадрон Жукова квартировался в селе Анна Воронежской области, где они познакомились, и он взял ее с собой писарем. Так они вместе приехали в Беларусь, где Александра продолжала штабную работу.


Летом полк выезжал в лагеря в районе Ветки. Здесь будущий полководец показал лучшие свои командирские качества, личным примером показывает в полевых условиях подчиненным, как должен действовать кавалерист. (Вспомните кадры кинохроники на Параде Победы в 1945 году, как Жуков молодцевато скачет на белом арабском скакуне).


В итоге 39-й кавалерийский полк стал одним из лучших в дивизии, которой с конца мая 1923 года командовал герой Гражданской войны Г. Д. Гай. В лагерной палатке под Веткой состоялась их первая встреча. Там же Гай проводил строевой смотр полка, осмотрел, как устроен лагерь и дал высокую оценку.


О командирских качествах Жукова можно судить по следующему приказу № 274 от 23 августа 1923 года, лагерь Ветка: «Замечается в особенности в последнее время, что командирами эскадронов часто подаются рапорта о наложении на красноармейцев дисциплинарных взысканий за разного рода проступки. В рапортах указывается только сухой факт преступлений красноармейцев, без всякого всестороннего освещения, при каких обстоятельствах совершен тот или иной проступок, что не дает возможности судить о виновности красноармейца.


Приказываю: 1) Командирам эскадронов и начальникам команд в будущем при рапортах о наложении взысканий на красноармейцев за проступки обязательно прикладывать произведенный следственный материал со своим заключением, так как рапорт без следственного материала рассматриваться не будет и будет возвращаться обратно...»


Командир 39-го Бузулукского кавполка Жуков


Военный комиссар Янин


Начальник штаба В. Лицкий


Подчиненные тоже отмечали его человеческие качества:


«Он был человеком чрезвычайно сдержанным в личных отношениях со всеми, особенно с подчиненными, и в этом проявлялось его понимание ответственности за своих подчиненных и понимание своей роли не только как строевого командира, но и как воспитателя. Он мог совершенно естественно и просто подсесть в круг красноармейцев вечерком и незаметно войти в беседу на правах рядового участника; мог взять в руки гармошку и что-нибудь сыграть под настроение, мог оценить ядреную солдатскую шутку, но не любил пошлости. Он был прост, но никогда не допускал панибратского отношения и никогда не путал доверительность с фамильярностью... И потому его командирский и человеческий авторитет был непререкаем, уважение к нему было непоколебимым, как бы строг или крут он порой не был».


Учеба и практические занятия дали результат: в сентябре 1923 года на маневрах в районе Орши полк отличился и был отмечен командующим войсками фронта М. Н. Тухачевским.


Но военная судьба Жукова продолжилась. Осенью того же года местом постоянного расквартирования 7-й Самарской кавалерийской дивизии стал город Минск, и 39-й полк Жукова перебрался в казармы, расположенные на улицах Первомайской и Захарова. Но это уже другая история...


Всего 16 лет службы Жукова связаны с Беларусью. Перед войной на Гомельщине он командовал эскадроном, полком, на Минщине — бригадой, дивизией, корпусом, а в июле 1938 года был назначен заместителем командующего Белорусским военным округом по кавалерии...


Фронтовые дороги Великой Отечест­венной привели его в знакомые края как освободителя.


Жуков вспоминает: «В течение 3-х лет Белоруссия изнывала под гнетом вражеской оккупации, не было почти ни одной семьи, которая жестоко не пострадала бы от гитлеровцев. Но как ни тяжка ее доля, Белоруссия не склонила головы перед врагом, народ не пал духом, не опустил руки в борьбе с оккупантами...».


И снова обратимся к «Воспоминаниям и размышлениям», где Жуков говорит о подготовке операции «Багратион». В июне 1944 года было запланировано нанести удар противнику в районе Паричских болот (вспомните, как в фильме «Освобождение» солдаты из лозы вяжут мокроступы, а саперы делают из бревен гати для танков).


«Итак, рано утром 5 июня по поручению Верховного я прибыл на временный пункт управления 1-го Белорусского фронта в Дуревичи (имеется в виду д. Дуравичи Буда-Кошелевского района), где встретился с К. К. Рокоссовским, членом военного совета Н. А. Булганиным и начальником штаба М. С. Ма­лининым...


При этом особое внимание обращалось на тщательное изучение местности в районе действий, разведку системы обороны противника на всю ее тактическую глубину, а также на подготовку войск, штабов и тылового обеспечения к началу операции.


Последующие двое суток, 6 и 7 июня, вместе с командующим фронтом К. К. Рокоссовским, представителем Ставки Н. Д. Яковлевым и генералом В. И. Казаковым тщательно изучал обстановку в районе Рогачева — Жлобина...


Командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский в соответствии с планом Ставки после тщательной доразведки всей обстановки принял решение прорвать оборону противника двумя группировками: одной — севернее Рогачева и другой — южнее деревни Паричи. Этим двум группировкам ставилась ближайшая задача разгромить противостоящего противника и сходящимися ударами обеих групп окружить жлобин-бобруйскую группу и ликвидировать ее».


Всего представитель Ставки с расширенными полномочиями находился на направлении главного удара с 5 июня по 8 июля 1944 года, координируя действия фронтов. 22 и 23 июня войска перешли в наступление. Мы знаем исход операции — наша республика была освобождена.


Сегодня на местах боев установлены памятники и обелиски, на которых выбита фамилия Маршала Победы.


Наш земляк, министр иностранных дел СССР Андрей Громыко вспоминал совместные поездки за границу с Жуковым в 1957 году, когда тот был министром обороны. На вопрос Громыко о популярности маршала в народе тот ответил: «Судить о моих делах и на войне, и в мирных условиях дело, конечно, народа. Я думаю, что сделал кое-что нужное. Все ли, что мог, не мне судить. Возможно, и не всем деятелям нравится, что люди ценят мою работу».