"Женщина с ножом в животе просит, чтобы мужа не сажали". Мнение о том, почему женщины терпят побои

Источник материала:

У моей подруги по соседству живет семья, которая часто устраивает скандалы с рукоприкладством. За стенкой слышны ругань, звуки ударов и отчаянные женские вопли. Как-то подруга решительно сказала мужу: «Я вызываю милицию! Надо что-то делать!».

А муж спокойно ответил: «Не надо. Если бы эту женщину что-то не устраивало, она бы уже давно сама вызвала милицию или ушла от такого мужа. А если он годами ее колотит, но они все еще живут вместе, значит, у нее все нормально. В конце концов, может, это у них эротическая прелюдия такая…».

Самое страшное в этом рассказе даже не то, что недалеко от нас кого-то бьют и мы равнодушно закрываем на это глаза, а то, что муж подруги, скорее всего, прав. Когда насилие становится частью ежедневной семейной рутины, боюсь, что речь идет не о том, как помочь женщине в трудной ситуации, а о том, как объяснить ей, что она в этой ситуации находится…

Однажды я прочитала статью в «Аргументах и фактах», которая врезалась мне в память. В больницу доставили беременную женщину с многочисленными ножевыми ранениями в области живота. Естественно, речь о спасении ребенка уже не шла, но женщину удалось спасти. Оказалось, что в разгаре семейной ссоры ее чуть не убил собственный муж. Врачи скорой помощи рассказывали, что перед тем как потерять сознание, женщина умоляла: «Только не вызывайте милицию! Они же его посадят!».

Что вас пугает в этой истории? То, что мужчина жестоко убивает своего нерожденного ребенка и калечит жену? Или то, что истекающая кровью женщина продолжает защищать этого человека, стараясь оградить его от полагающегося по закону наказания? При этом нетрудно догадаться, что впоследствии она возложит вину за происшедшее на себя и будет жить с уверенностью, что дело в ней.

Хочу выделить из необъятной темы домашнего насилия один аспект, который мне кажется наиболее парадоксальным: почему женщина, которую избивают до синяков и сломанных костей в ее же доме, отрицает, что нуждается в помощи? Более того, даже сопротивляется, когда ей эту помощь пытаются предложить?

Патриархальный уклад

В истории, конечно, всякое бывало. Семейная жизнь долго регулировалась законами так называемого домостроя. А еще раньше, когда славянские народы поклонялись языческим богам, в основе отношений была мужская полигамность.

Все мы знаем про княгиню Ольгу, которая очень изящно отомстила древлянам за смерть князя Игоря, но, к слову сказать, у Игоря были и другие вполне законные жены, которые просто ничем не запомнились потомкам. У князя Владимира, помимо полоцкой княжны Рогнеды, было еще пять жен, и это не считая около 300 наложниц в различных городах.

Теперь у нас законодательно обозначена моногамия. Мы свято ее чтим в женских кругах и яростно осуждаем мужские полигамные устремления, но при этом готовы с покорностью принимать пощечины и подзатыльники, потому что «так исторически сложилось».

Но все, что было в истории, остается в истории. Рассматривать современную патриархальность с точки зрения законов средневекового домостроя — это все равно что пытаться объяснить квантовую теорию поля с помощью телеологического учения Аристотеля.

Представьте себе, что бы случилось, если бы Генрих Восьмой увидел, что происходит сейчас с британской монархией. Он бы еще раз умер, потому что ему даже в страшном сне не могло присниться, что некогда величайшая монархия, покорившая полмира, теперь, чтобы выжить, будет довольствоваться декоративной церемониальной функцией и разыгрывать фарсы со свадьбами и разводами на радость туристам.

Тем не менее в современных условиях британской королевской семье есть чем гордиться, потому что иных более гордых и менее гибких монархов давно бы расстреляли и закопали в общей могиле. А эти до сих пор живы, любимы своим народом и организовали вполне обеспеченное и перспективное будущее для своих детей и внуков.

Патриархальность в современной семье — это просто негласный договор между двумя людьми, которые в ходе совместного существования разделили между собой некоторые семейные обязанности для взаимного удобства.

Два равноправных (согласно Конституции) человека решили: «Давай в семье ты будешь главный». Как дети играют в дочки-матери и приписывают друг другу социальные роли: кто-то будет мама, кто-то папа — и следуют определенным ритуалам, хотя все понимают, что за пределами игровой ситуации они могут вести себя абсолютно равноправно.

А поскольку брак уже давно не имеет пожизненного статуса, то возникает еще один игровой эффект — эффект временности, то есть мы договариваемся о правилах только на время «игры», которую всегда можно остановить, если кому-то что-то не понравится. Иногда мы даже фиксируем эти правила в брачном контракте, чтобы не забыть по ходу дела.

Значит, у женщины в семье нет зафиксированной зоны ответственности. Я буду готовить обед, потому что я люблю готовить, хочу готовить, умею готовить, но если я не хочу и не умею, то семья подстроится. Я знаю несколько очень традиционных патриархальных пар, в которых жены не готовят еду. В одной такой семье оплачиваются услуги ресторанного «chefа», который готовит обеды на всех раз в два дня. В другой — глава семьи и добытчик не считает зазорным стать в выходной день к «мартену» и запечь в духовке говядину по-французски, а все остальное время они едят полуфабрикаты и фастфуд.

При таком раскладе применение физического принуждения по отношению к жене выглядит либо как несуразный доисторический рудимент, либо как личный выбор самой женщины. Поэтому неудивительно, что, услышав за стеной женские призывы о помощи, мы не торопимся звонить в милицию: «А вдруг ее все устраивает?».

Жертва или героиня?

Говорят, что женщины, которые годами сталкиваются с проблемой физического насилия, жертвуют собой ради того, чтобы «сохранить семью». Но в чем, собственно, состоит эта великая жертва?

У меня есть несколько знакомых, которые выросли в семьях, где практиковались несоразмерные проступкам наказания. Когда слушаешь рассказ о частенько пьяном отце, который мог отстегать ремнем с металлической пряжкой до синяков и кровавых подтеков просто за то, что сын-школьник забыл вынести мусор, особенно интересен тот факт, что в этих воспоминаниях, полных детских слез и унижения, сочувствующая мать занимает почетное место.

Мама всегда жалела и обнимала после того, как разбушевавшийся папаша выпускал пар и ложился спать. Поэтому она осталась в памяти как добрый ангел, который всегда был на стороне ребенка.

Опасаюсь разрушить идеальный образ матери. Однако, если задуматься, то что героического или тем более ангельского в том, что на твоих глазах избивают твоего ребенка? А ты при этом просто сидишь в стороне, ждешь, пока все это закончится, а может быть, даже в глубине души радуешься, что сегодня зло срывают не на тебе?

Женщина учит своих детей терпеть и смиряться, чтобы была семья, но это эгоизм, трусость и лицемерие с ее стороны, потому что именно семьи она их и лишает. Семья — это не количество людей, а качество эмоциональных связей. Здесь главное не отсутствие пробелов в существующих вакантных позициях, а чувство защищенности и безопасности. Если место, которое должно быть надежной зоной комфорта и защищать от невзгод внешнего мира, становится источником страха, опасности и боли, то семьи уже нет. Сохранять нечего.

Может быть, поэтому, уже будучи во взрослом возрасте, люди, столкнувшиеся с насилием в семье, как правило, не поддерживают связь с пожилыми родителями или отношения остаются, мягко говоря, прохладными.

Иногда жертвенность граничит с героизмом, особенно в случае, если муж не только агрессор, но еще и алкоголик. Женщина начинает спасать любовь своей жизни и бороться за счастье — этакая смесь матери Терезы и Портоса, по принципу «я дерусь, потому что я дерусь». В ход идут слезы, мольбы, уговоры, взывания к совести, походы к психологам и другим специалистам, чтение соответствующей литературы и прочее.

Но и жертвенность, и героизм одинаково плохи, потому что, взваливая на себя эти роли, женщина перекрывает себе доступ к другим жизненным возможностям.

Так что за исключением уголовных случаев, когда мы имеем дело с серийными маньяками, торговлей людьми и замысловатыми криминальными схемами, женщину ничто не держит рядом с мужем-насильником, кроме собственной жертвенной гордыни и геройской самонадеянности.

Сама виновата?

Женщина не может быть виновата в том, что ее избил близкий мужчина, тем более ее никак нельзя обвинить в том, что она это спровоцировала или заслужила. Хотя бы потому что физические силы даже приблизительно не равны. Согласитесь, трудно себе представить, как Николай Валуев кого-то спровоцировал… Так что весь соблазн кроется в беззащитности жертвы и безнаказанности действий, а не в женском подстрекательстве.

Однажды я прочитала статью о мусульманских женах в гареме, в которой одну женщину спросили: «Скажите, а вас муж не бьет?». А женщина ответила: «Кто рискнет ударить женщину, у которой есть семь братьев?».

Суть в том, что мужчина не может ударить без последствий. Он должен помнить, что непременно последует отдача, ответный удар. Но о каком ответном ударе можно говорить, когда с ножом в животе женщина просит, чтобы не вызывали милицию? А дальше все просто: как только появляется чувство безнаказанности, сразу приходит ощущение собственной правоты, оправданности и справедливости своих поступков.

Причиной мужской агрессии очень часто становится желание компенсировать внутренние проблемы и комплексы, справиться со стрессом и неуверенностью, а также попытка самоутвердиться за счет более слабого в физическом смысле члена семьи, который не может дать равноценный отпор. Насилие — это инструмент власти и контроля, а не любви и привязанности, поэтому слишком самонадеянно брать на себя ответственность за мужское поведение и думать, что с помощью своей искренней любви, веры и надежды ты сможешь что-то изменить.

Некуда бежать

Да, у нас пока еще нет бесплатных социальных гостиниц для женщин, а социальная психологическая служба не всегда обладает достаточными ресурсами, чтобы оказать реальную помощь. Но проблема не всегда в плохом функционировании соцзащиты. Недостатки системы дают женщине повод сказать: «Я все понимаю, но мне некуда идти». Закоренелый алкоголик тоже все понимает, соглашается, что нужно завязывать с выпивкой, потом даже может расплакаться у вас на плече и пообещать, что с завтрашнего дня у него начнется новая жизнь. А в конце разговора на оптимистической ноте невзначай попросит 5 рублей.

Я не верю алкоголику, который обещает, что завтра бросит пить и найдет работу, но сегодня ему не хватает 5 рублей для счастья. И я не верю женщине, которая говорит, что уже давно ушла бы от мужа, но некуда.

Когда в доме пожар, никто не думает, куда и на каких условиях уходить, нужно просто бежать. Некогда думать о возможных потерях, некогда жалеть себя и смотреть, как вместе с одеждой и диванами сгорает целый кусок жизни и воспоминаний. Просто хватаешь детей и выбегаешь из горящего здания.

Но женщина выбирает гореть вместе с домом и уж точно никого не может спасти: ни себя, ни детей, ни отношения.

У меня есть знакомая, которая в романтическом порыве неземной любви и страсти имела неосторожность продать свою квартиру и уехать замуж в одну азиатскую страну, где столкнулась со всеми видами насилия сразу, начиная с экономического и дальше по списку. Чтобы выкарабкаться из этой ситуации, ей пришлось в буквальном смысле строить конспиративный план побега, тайком забирать детские паспорта и фактически пешком переходить границу. При этом все деньги от продажи квартиры хранились у мужа, так что она вернулась на родину в никуда, оставшись без жилья, без вещей и средств к существованию, зато с двумя детьми. С тех пор прошло много лет, ее дети уже выросли и живут отдельно, у нее хорошая работа и достойная, интересная жизнь. Правда, замуж она больше не выходила. Не от недостатка вариантов. Просто иногда одного раза в жизни бывает достаточно.

На самом деле «мне некуда идти» означает «я не хочу уходить». То есть мы имеем дело с тяжелой и запущенной созависимостью, и пока женщина находится в этом состоянии, она будет плакать и страдать, но ходить по кругу в трех соснах.

Как только появляется осознание «я ухожу — и неважно куда», чудесным образом начинают вырисовываться выходы из положения, причем, бывает, очень даже неплохие. Оказывается, вокруг хватает неравнодушных людей, которые всегда были готовы помочь, просто не думали, что помощь нужна — родственники, друзья, коллеги, соседи, учителя из школы, где учатся дети, и даже иногда едва знакомые люди, от которых меньше всего можно было бы ожидать сочувствия.

Женщина, которую регулярно избивает муж 1) не провокатор, 2) не жертва, 3) не героиня, 4) не апологет патриархального уклада. Она просто очень несчастный, созависимый человек, который живет в плену собственных иллюзий. Получается, защитить женщину от агрессивного мужа не так уж и сложно. Но как защитить женщину от самой себя, вот в чем вопрос.