Норка, песец, лиса. Как в зверохозяйстве растят животных, которые превратятся в мех для ваших шуб

Источник материала:

«Спрос на пушнину сейчас упал, и дело не в том, что носить шубы стало немодно. У людей нет на это денег, ведь шуба — предмет не первой и даже не второй потребности, а элемент роскоши, доступный не каждому, особенно сейчас. Если я замерзаю и у меня нет денег, я не пойду за норковой шубой, а куплю телогрейку».

С директором Бобруйского отделения Калинковичского зверохозяйства Юрием Москалевым мы едем по свежему асфальту в деревню Бабино-1, где выращивают будущие «шубы», «жилетки» и «воротники».

Зверохозяйство под Бобруйском — единственное в Могилевской области и одно из семи в системе "Белкоопсоюза". Два подобных есть в Брестской области, по одному — в остальных регионах, кроме Витебщины. Под Могилевом также было зверохозяйство, но его закрыли около 5 лет назад. Скорее всего, было экономически невыгодно его содержать, рассказывает Юрий Иванович.

Под Бобруйском содержат около 12 тыс. особей норки, по 150 голов песца и чернобурой лисицы. Причем последних выращивают только здесь, говорит директор зверохозяйства.

О моде, международных аукционах и китайских шубах

«Ситуация сейчас непростая, нестабильная. Одно успокаивает: какой бы глубокой ни была яма, дно все равно будет». Юрий Москалев объясняет: до 2012 года пушнина была востребована, а после случился экономический кризис. Однако не следует во всем обвинять только его: цены на мех то падают, то растут - исходя из различных факторов. К 2012 году они снизились в 3 раза. Более того, пушнина не востребована — никто даже не торгуется.

«Основные торги проходят в Хельсинки, Копенгагене, Чикаго и Нью-Йорке, но на американский континент мы мех не возим, — говорит директор, заезжая на парковку перед зверохозяйством. — Так вот в 2012 году средняя цена реализации на хельсинкском пушном аукционе была 7,5 долларов за дециметр. До сих пор „завис“ мех, который поставили в 2013 году — это около 50 тыс. шкурок».

Сейчас цена упала до 2-3 долларов за дециметр. Очень усредненно площадь одной шкурки равна 8 дециметрам. То есть за 3 года шкурка подешевела с 56 до 14-21 доллара за штуку.

Крупные игроки на рынке пушнины — скандинавские страны, а также Польша, Россия, до недавнего времени — Украина. Однако спрос на пушнину упал во всем мире, следом упали и цены. Свою лепту внес Китай.

«Китайскую шубу можно купить за 800 долларов. Наша будет дороже, но качественнее. Не знаю, хорошо это или плохо, но суть вот в чем, — объясняет Юрий Москалев. — На женский полушубок нужно примерно 50 дм нашего натурального меха, или около 35 шкурок - в зависимости от размера и модели изделия. На такой же китайский нужно почти в 2 раза меньше материала: они режут шкурки на лоскутки, а затем сшивают, чтобы увеличить площадь. Естественно, уменьшается и срок носки изделия. Наша носится не менее 10 лет, китайская — раза в 2 меньше. Возможно, так и нужно: модницы смогут чаще обновлять гардероб».

Сшить шубу в Китае стоит 100 долларов. В Беларуси сейчас - 200-250 долларов. А раньше, вспоминает Юрий Иванович, работа скорняка обошлась бы в 2 раза дороже

На внутренний рынок поступает не больше 15% объема продукции Бобруйского зверохозяйства. Крупные партии меха в Беларуси предприятия не берут. В основном, товар реализуют через магазин. Несколько раз небольшую партию пушнины покупали "Марко" и "Вяснянка".

По его наблюдениям, в последнее время продажи меха выросли — по крайней мере, об этом говорят цифры, поступающие из магазина зверохозяйства в Бобруйске. Возможно, дело в наступающей зиме. Интересно, что зверохозяйству нельзя продавать свою продукцию нигде, кроме как в магазине: «Выезжать на ярмарки нам почему-то не разрешает закон».

«Мы якобы нанесем кому-то вред, если поставим палатку на ярмарке, — недоумевает Юрий Иванович. — Но нам ведь тоже нужно выживать, о нас мало кто знает. И почему предпринимателям на рынке можно изделия из меха продавать, а нам мех — нельзя. Я выходил на Бобруйский горисполком, предлагал: давайте хотя бы покажем, что мы есть. Отказали».

По словам директора, прошли времена, когда покупатель гонялся за продавцом. Теперь все наоборот. Например, после ярмарки в Александрии — только там зверохозяйству разрешают участвовать — одна женщина попросила привезти ей 4 чернобурки. Отвезли. Дорожные расходы предприятие взяло на себя.

Основная доля продукции идет на экспорт. Из нее около 60% напрямую покупают в России, около 30% поступает на аукцион, после которого бобруйский мех поедет в любую точку мира и может вернуться в Беларусь готовым изделием. Новый рынок - Китай. Туда поступает совсем небольшая  часть пушнины - возможно, пока.

Лабиринт проблем, или Работать вопреки всему

Специфический резкий запах жизнедеятельности пушного зверя можно уловить с дороги. На территории предприятия — чисто и аккуратно, хотя модернизацией тут и не пахнет.

«Мы отстаем с заменой зверя. В одно время на предприятии увлеклись „сапфиром“ — норкой светло-голубого окраса. Сегодня у нас в стаде ее почти 70%. Это плохо: должны быть разные цвета. А вместе с тем есть спрос на белую норку. Возможно, потому что такая шкурка хорошо красится», — мы петляем по узкому коридорчику мимо пункта пропуска, Юрий Москалев ведет в свой кабинет.

Когда в 1960-х годах создавали зверохозяйства, ориентировались на места, где не будет проблем с рационом. Но они все равно есть как минимум потому, что норке нужна рыба, а ее в Беларуси нет.

В день одному зверьку нужно 30 граммов рыбы, и не лишь бы какой, а хорошего качества. Зверохозяйство вынуждено закупать в России отходы трески, форели, семги, лосося, даже осетра — жирные породы рыбы необходимы в период роста. Во время отсадки необходима постная рыба вроде путассу. В период щенения для лактации самкам дают много белка: творог, молоко, печень, говядину. Поэтому зверохозяйство также работает со всеми местными мясокомбинатами, колхозами, птицефабриками.

«В среднем в день норка „съедает“ 2−3 тыс. рублей. Ведь в еду идет условно пригодное мясо, головы, хребты и хвосты рыбы, внутренности. Мы покупаем отходы с мясокомбината — то, что нужно было бы утилизировать. Но есть проблема: мы кормим и песца, и лису норковым рационом. Я считаю, что это болезненно сказывается на животных, влияет и на сроки гона. К периоду гона животных также нужно подготовить — нельзя недокормить или перекормить. Они ведь требуют такого же ухода, как человек. Только не говорят, что им нужно», — рассказывает директор.

От корма зависит многое, но и другие факторы влияют на размер и здоровье животного, а значит, — и качество меха. В 2013 году, например, больше половины норок заболели алеутской болезнью. Это заболевание крови, сравнимое с ВИЧ. В результате поголовье сократилось с 23 до 11 тыс. Ни о какой селекции после этого говорить не приходилось — размножали тех, что есть. В итоге весной 2015 года получили в среднем выход около 5,8 щенков на самку, а заболеваемость «алеуткой» снизилась до 4%.

«Погода тоже вносит коррективы. Если осенью тепло и влажно, как сейчас, животные плохо линяют. Но есть и плюс — вода и корм не замерзают», — говорит директор и добавляет, что сегодня нужно искать пути к выживанию предприятия. Сократить поголовье зверя из-за падения спроса на продукцию — небольшая проблема, а вот сократить людей… Сейчас в зверохозяйстве работают 109 человек. Большинство из них — звероводы, и занимаются в основном норкой.

«Песца и лисицы у нас немного — нет такого спроса. Да и необходимо переходить на современные методы их выращивания, чтобы получать необходимый размер и цвет продукции. Речь идет об искусственном осеменении. Но для этого необходима другая порода и лаборатория. Все это будет стоить более 100 тыс. долларов», — продолжает Юрий Иванович.

Ручной лис Тоша и хищницы-норки

Большая часть территории предприятия — это длинные деревянные навесы, под которыми в два ряда стоят десятки клеток с животными: норками, лисицами, песцами. На людей звери реагруют по-разному. Норки — любопытные. Стоит постучать пальцем по клетке, тут же выпрыгивают из домика, принюхиваются и бегут посмотреть, что это мелькает между прутьев.

Они рассажены по одной, так как случалоь, что норки дрались до смерти. По словам дректора зверохозяйства, все дело в хищной натуре зверька: даже когда норка играет, она не знает чувства меры, и стоит ей почувствовать запах крови, жертва обречена, если она слабее.

«Были случаи, когда норка выходила из домика, ловила на лету чайку, душила и выпивала кровь, — рассказывает Юрий Москалев. — Несколько раз норки убегали, приходили в соседнюю деревню и „клали“ весь курятник. Люди спокойно к этому отнеслись: либо приходили и просили забрать, либо сами убивали. Открыть дверцу для норки — на раз. Особенно они рвутся на свободу, когда у них забирают щенков и „горит“ молоко».

Лисицы — осторожные. Они сидят в клетках по двое и при приближении человека начинают метаться. Песцы реагируют по-разному: кто-то прячется в дальний угол клетки, иные остаются на месте и зло рычат.

«При этом звероводы их приручают — это же псовые, — рассказывает Юрий Иванович. — Они ругаются, тявкают, узнают. Есть ручной лис Тоша. На руках запросто сидит. Ему уже второй год — скоро придется с ним разлучаться. Звероводы ради эксперимента приручали даже норку, но к ней необходимо было ходить каждый день, иначе забывает».

Руководитель говорит, что звероводы очень суеверны. Боятся, как бы на зверя не посмотрел дурной глаз. Когда начинается гон, протекает беременность животных, на территории запрещают все шумовые работы и даже громко разговаривать — не то что молотком стучать.

«Грех — убивать ради удовольствия»

Основное поголовье — самки — живут в зверохозяйстве 2 года, редко дольше. Потомство растят полгода. После первой линьки животные идут «под нож» — точнее, им делают смертельную инъекцию.

«Мы когда были в Александрии и выставляли там и живую норку, и мех, подошел человек, говорит, мол, это не гуманно. Я спрашиваю: „А вы мясо едите?“. — „Не ем“. — „А чем питаетесь?“. Он разворачивается и уходит, — вспоминает Юрий Москалев. — А еще мы каждый день носим кожаные изделия: обувь, сумки, кошельки, ремни. В Библии, насколько меня просветили — я не дочитал до конца, — написано: убиение ради пропитания — не преступление, не грех. А убиение ради удовольствия — вот большой грех. На планерках я всегда говорю: мы посадили зверя в клетку, чтобы на нем заработать. Мы должны обеспечить ему питание, комфортное проживание, создать условия для размножения. А когда приходит время… Ну что ж. Зоозащитники говорят о гуманной смерти, а разве насильственная смерть может быть гуманной? Конечно, жалко зверя. Мы же люди, вроде должны оставлять животных жить, но…».

После укола тушки забирают в цех. Шкурку снимают чулком. После — машинная обезжировка, ручная. Дальше шкурка идет в цех правки и сушки, цех чистовой обработки, где в барабане с опилками и нефрасом — специальным нефтяным раствором — она очищается от загрязнений. Потом изделие продувают пылесосом и отправляют на сортировку. С момента поступления в первый цех до выхода готового меха проходит трое суток.

Отходы зверохозяйства сдают на мясокостную муку. Раньше — на протеиновый завод в Белыничах, сейчас — в Гомель. За переработку хозяйство платит деньги.

Показать цеха Юрий Москалев отказывается: «Сейчас мы убиваем песца. Они там лежат — белые, красивые… Ну зачем вам это?».

Норка против кролика, или План по выживанию

У «Белкоопсоюза» есть идеи перепрофилировать предприятие. Самый простой способ — начать разводить кролика на мясо. В бобруйском зверохозяйстве уже составили бизнес-план, построили несколько домиков.

«Все упрется в рынок сбыта — я как частник занимался разведением кроликов 6 лет, об этом знаю все, — заявляет Юрий Москалев. — Второй вопрос — у нас нет системы клеймения мяса. И третий момент. Тушка кролика очень схожа, говорят, с кошкой. Вы не поверите, но именно так некоторые люди реагировали, когда я продавал мясо кролика на рынке: „Фу, кошка“. Будто это они сдирали с нее кожу».

Разводить кролика ради меха сложнее, точнее, экономически более затратно. Если пускать животное на мясо можно через 3,5−4 месяца, когда оно наберет массу, то ради шкурки его нужно держать около 8 месяцев, когда пройдет три линьки.

«У меня такая позиция: или делай хорошо или не делай вообще, — говорит руководитель зверохозяйства. — В любом случае, с предприятием нужно что-то делать, чтобы зарабатывать — деньги просто так ниоткуда не свалятся. Но есть собственник — „Белкоопсоюз“. Как он решит, так и будет».

Теги: Гомель, Могилев