"Нас уже который год "сносят". История первой жительницы минской Осмоловки и ее семьи

Источник материала:

Семья Алейниковых — первые жители минского микрорайона Осмоловка. Заселились они сюда еще в 1949 году. Зое, которая в ту осень с родителями въехала в квартиру № 8 по улице Киселева, 37, было 15. На днях Зое Константиновне исполнилось 83. Ее внук Тёма — четвертое поколение семьи, которое растет в этой квартире. В пятницу он с мамой и папой с утра сказал бабушке: «Поздравляю!» — и подарил букет. Так начался обычный день в необычной квартире, хозяйка которой живет в Осмоловке дольше всех.

Осмоловка — это два квартала в границах улиц Куйбышева, Киселева, Коммунистической и Богдановича в Минске. Появились они одними из первых в послевоенную пятилетку. Образ микрорайона из двухэтажных домов с черепичными крышами, арками, эркерами, уютными двориками придумал столичный архитектор Михаил Осмоловский. Именно фамилии главного архитектора и обязан район своим прозвищем. Квартиры здесь сначала давали офицерскому составу из штаба Белорусского военного округа, ученым и работникам министерств, позже селили артистов театра оперы и балета.

Уже не первый год городские власти хотят снести Осмоловку. На днях на общественное обсуждение вынесли проект застройки микрорайона. Однако некоторые горожане, архитекторы, историки уверены: эти дома нужно сохранить. Более того придать застройке статус историко-культурного наследия.

Зоя Константиновна — ученый. Работала в НАН, занималась политэкономикой. Очень любит литературу, а вот дни рождения — нет. Поэтому о них не слова. У нас другая тема, и начинается она в маленькой кухне старой квартиры. Здесь у хозяйки есть любимое местечко. Оно у окна между столом и холодильником. Недавно на той части окна, что к нему прилегает, дочь и зять придумали повесить плотные жалюзи. Маме это не очень понравилось, и «шторы» пришлось собрать.

— 68 лет, считай, каждый день я наблюдаю отсюда за Осмоловкой, — рассказывает Зоя Константиновна и показывает на окна дома № 33. — Вон там на втором этаже жил прокурор, а рядом — актриса еврейского театра. А под ними — кандидат медицинских наук, он увлекался гипнозом. Иногда пациенты шутили, и, чтобы поднять ему настроение, договаривались во время сеанса поскорее притворяться спящими. Доктор о заговорах не знал и был доволен.

Теперь в некоторых квартирах хозяева поменялись, в некоторых живут их дети и внуки. Но все равно дом № 33 для 37-го — сосед особенный. В 1940-х, когда немецкие пленные строили Осмоловку, именно эти две двухэтажки появились тут первыми. Первыми их и заселили. Сейчас они одинаково желтые и в них невероятно высокие потолки — 3,4 метра.

А вот сами комнаты в квартире № 8 небольшие. Мы сидим за столом, которому лет 50, не меньше. За ним такого же возраста буфет, а спереди — шкаф. Пахнет клубникой и свежим кофе, Зоя Константиновна открывает альбомы со старыми фотографиями — вот она, ее история.

«Стены так промерзли так, что сияли»

— Отец у меня военный — Алейников Константин Иванович. В Беларусь его направили из Ярославля в 1947 году. Ну, а мы с мамой, Верой Михайловной, следом. В Минском юридическом институте (позже — юрфак БГУ) тогда как раз создали военную кафедру, которую папа и возглавил. Сразу жили в общежитии, потом в бараке — и вдруг получили эту квартиру.

Как это случилось, не знаю, все вопросы родители решали сами. Зато помню, что заселились мы сюда поздней осенью. Вещи помогли перевозить студенты. Хотя какие у военных вещи? Посуда да одежда, мебель пришлось покупать. У нас на кухне до сих пор стоит буфет, который папа в 1949-м или 1950-м приобрел на Комаровке. Сделал его какой-то дедушка, он же его на бричке нам и привез. Пару лет назад зять этот буфет отреставрировал, до сих пор служит.

В дом мы въехали самыми первыми. Печки до нас тут никто не протапливал, поэтому стены промерзли так, что сияли. И я сразу же подхватила воспаление легких.

Нет, немного не так. Когда мы вселились, на первом этаже жило двое ребят — студенты юридического института. Вооруженные. Оружие у них было с кафедры, и они круглые сутки дежурили, чтобы никто из посторонних не занял пустующие квартиры. С жильем ведь тогда было туго.

Нелегалы к нам пробраться не решились, месяца через полтора дом заселили сотрудники юридического института, и парни ушли на занятия.

«Все дома были закреплены за какими-то ведомствами»

— Дома здесь считались элитными, хотя Осмоловка тогда была окраиной. Ни тропок, ни дорожек — только картофельное поле. Вечером выйдешь на балкон, смотришь в сторону Долгобродской, а там повсюду огоньки из земли видны — это люди в землянках хозяйничают.

А рядом стройка идет, пленные немцы новые двухэтажки возводят. До сих пор не представляю, как они без света строили. Ладно снаружи, но внутри, в ванной, например, как с отделкой справлялись? Сюда их каждый день привозили на машине, не помню, было ли вокруг них ограждение. Мы замечали, как они обедали: сначала суп из котелков съедали, а потом хлеб, и никогда вприкуску.

Все эти дома в районе были закреплены за какими-то ведомствами. Наш принадлежал юридическому институту, 33-й — политеху. Там дальше — Союзу художников, следующий — Белорусскому военному округу. Это был очень интеллигентный район. Никаких склок и ссор. Да и какие стычки, когда рядом майоры и полковники.

Первые наши соседи появились в квартире № 1. Это Тамара Алексеевна и Дмитрий Фомич. Жаль, она сейчас на даче. У них ведь все очень интересно получилось. Тома была еще студенткой, когда их с девчонками попросили после строительства вымыть окна в нашем доме. Они пришли, все сделали и ушли. Прошло время, она вышла замуж. А Дмитрий Фомич, кажется, был аспирантом юридического — и им дали у нас квартиру. Ту самую, в которой она работала. До сих пор улыбается, что тогда окна сама себе помыла.

А потом в квартиры № 2 и № 6 заселились профессора, в 1-ую — Нина Новоселова, первая женщина-криминалист БССР. № 7 — была трехкомнатной и ее делили две семьи. А в трешке на первом каждую комнату занимало по одному холостяку.

«Как знакомились с соседями? Да никак»

— Как знакомились с соседями? Да никак. Все же институтские — мы и так друг друга знали.

Если соль закончилась, могли спокойно к кому-то постучать, но общих праздников у нас не было. Я все думала, почему? А потом поняла. У нас ведь в основном ученые жили, а они — люди кабинетные, очень замкнутые. Привыкли к тишине. Хотя, говорят, в Осмоловке свадьбы во дворах праздновали, в дни рождения столы выносили. Я такого не видела. Хотя, может, это в той части, которая выходит на Коммунистическую?

А вот липы под балконом жильцы вместе сажали. Они растут, и мы меняемся. В жару, помню, папа всегда их поливал. Воду из дома ведрами носил, а что — она ведь была бесплатная, бери сколько хочешь, никто не считал.

Первый в доме патефон появился у нас. Пластинок тогда было очень мало. Бывает, сяду уроки учить, один предмет сделаю, завожу музыку. А под нами жила Нина Новоселова. Она как-то меня встретила, заулыбалась. «Слушай, Зоя, — говорит, — Я уже весь ваш репертуар знаю».

Интересно, как она слышала? У нас ведь перегородки деревянные и шлакоблочные. Тут такая звукоизоляция, и шорох не пройдет. Даже художников, которые в мансарде над нами трудятся, не слышно.

Когда они у нас появились? Сразу. В нашем доме часть чердака специально под мастерские оборудовали. Очень светлые и просторные помещения, даже сейчас там главный художник Большого театра работает, а рядом — его коллега из «Беларусьфильма».

В подвалах же хранились дрова. У нас ведь до 1960-х было печное отопление. До сих пор дымоход остался, некоторые его даже под камины приспособили.

А телевизор первыми купили Горелики из квартиры № 2. Кино и концерты — все коллективно у них смотрели. Помню, стульев у хозяев не хватало, поэтому все со своими ходили. У них же был и первый телефон, но звонить к ним бегали редко. Без дела тогда никто друг друга не набирал. Зачем? Для этого приглашали в гости.

Наш дом, кстати, был для этого очень удобно расположен: Минск строился, и мы оказались в центре. Помню, когда училась в нархозе, во время демонстраций у нас с ребятами появилась веселая традиция. С митингующими шли от Академии наук в направлении проспекта Ленина (теперь Независимости). А рядом с Киселева человек 15 отделялись. Мальчишки забегали за вином, и мы — к нам. Тост «За советскую власть!», «До здравствует 1 Мая!» — и быстро догонять колону.

«Милиционеры удивлялись, как это я не додумались его на черном рынке продать»

В 1978-м умер папа, в 1984-м не стало мамы. Квартира опустела, держаться мне помогала маленькая Света. Сложно поверить, что ей уже сорок. Как и я, дочка — ученый. Работает в НИИ Академии управления при Президенте.

В 1980-х я решилась перебрать отцовский шкаф. А там пистолет и два магазина патронов. Что с этим делать? Патроны знающие люди посоветовали выбросить в Свислочь, а оружие отнести в милицию.

Положила его в маленькую дамскую сумочку, взяла дочку для прикрытия — и в участок. «Гражданка, у вас что?» — спросил дежурный. А я смотрю на него огромными глазами и пистолет протягиваю. Он растерялся: «Вам в ту дверь». Из «той двери» отправили еще в одну. И только там выяснили: это довоенный Вальтер. Милиционеры все удивлялись, как это я не додумались его на черном рынке продать. Он ведь там 400 рублей стоит.

Сумма для тех лет приличная. Для сравнения, я в академии зарабатывала 350 рублей, деньги тоже не маленькие.

Когда Союз развалился, жизнь пришлось перестраивать: чтобы хоть как-то держаться на плаву, к работе в НАН пришлось брать подработки в частном вузе, а Света в 15 лет устроилась машинисткой.

Зато в 1994-м в доме впервые затеяли капитальный ремонт. Правда, крышу отремонтировали так, что в сильный дождь она стала протекать. Сейчас в хорошую погоду в свободной части чердака мы сушим белье. Здесь, кстати, один художник когда-то поставил ульи. Утром пчелы в окошко улетали, а к вечеру возвращались. И было так пока одна из них кого-то из детей не укусила. Потом его заставили все убрать.

В подвале тоже больше никто не хранит дрова. У Сергея, мужа Светланы, здесь, например, мастерская.

Как он попал в наш дом? По любви. С дочкой они вместе работали в частном университете. А потом их сократили. Света ушла в аспирантуру, а Сергею в 49 лет пришлось осваивать новую профессию. Теперь он машинист башенного крана.

Мир менялся и Осмоловка тоже. Раньше здесь жило много евреев, а когда им разрешили уезжать в Израиль, почти все выехали. Теперь в их квартирах новые люди. Большинство из них я даже не знаю.

«Технический износ перегородок 60 лет, а мы здесь уже почти 70»

Что это мы о грустном?! Мне больше нравится о веселом. Какой мой самый счастливый момент в этой квартире? Когда в 2009-м Света и Сергей привезли из роддома маленького Тему.

Вон он с другими ребятами на улице играет. Они — новое поколение Осмоловки.

Как я отношусь к тому, что наш микрорайон хотят снести?

Мне грустно, но я ведь понимаю, что наши дома находятся в аварийном состоянии. Технический износ перегородок — 60 лет, а мы здесь уже почти 70. В любой момент все может рухнуть.

Какой будет жизнь на новом месте? Не знаю. Я не люблю перемены, да и будут ли они? Нас ведь уже не первый год сносят. Правда, пока только на словах.

Теги: Минск