Возможна ли литература не всерьез?

Источник материала:

РУБЛЕВСКАЯ Людмила, СБ

Вопрос, как вы можете подумать, риторический... Я, во всяком случае, так и подумала, когда обнаружила, что на эту тему активно дискутируют в Интернете. Тоже мне, проблема! Литература — она всякая бывает... А потом задумалась: а как бы ответила я? В конце концов, нам слишком долго вдалбливалась в голову идея о высокой роли литературы в воспитании строителей светлого будущего. Боккаччо, наверное, не раз в гробу перевернулся от утверждений о том, что его «Декамерон» ценен в первую очередь тем, что выражает протест против правящих классов и духовенства.

Известен анекдот о том, как Пикассо сказал Дали: «Хочу нарисовать голову Мадонны, но, возможно, получится коза».

Похоже на правду. Цены на мадонн–коз от Пикассо более чем серьезны.

Кстати, и белорусская литература начиналась с несерьезных анонимных поэм «Энеiда навыварат» и «Тарас на Парнасе». Ныне породивших целую кучу серьезнейших диссертаций, авторы коих — в отличие от авторов самих поэм — получили вполне ощутимые дивиденды.

Ну а нынче, после того как икона постмодернизма Ролан Барт провозгласил, что продвинутому молодому человеку неловко сказать девушке: «Я тебя люблю», потому что до него это уже сказано столько раз, говорить серьезные вещи без двойного–тройного и т.д. дна неприлично. Непрестижно сегодня впадать, как в ересь, в немыслимую простоту... Так что же дальше? Я попросила порассуждать на эту тему литераторов разных поколений и пристрастий, и даже из разных стран.

Анна Кислицына, критик:

— Если принять аристотелевское: литература — отражение жизни, то, очевидно, что в ней, как и в самой жизни, есть место не только войне и политике, болезни и смерти, долгу и состраданию, но и игре, радости, удовольствию от встречи с любимым, восприятию мировой гармонии... Сужая литературу до «серьеза», мы отказываем самой жизни в многообразии. Не в этом ли причина того, что национальная литература теряет своего читателя? Колас и Купала, Богданович и Мрый, Короткевич и Бородулин — в их творчестве всегда находилось место шутке, острому незлому слову, блестящему каламбуру. С другой стороны, в «несерьезной» литературе язык иногда сложнее, чем в серьезной. Именно несерьезная литература — полигон для эстетических экспериментов, развивающих словесность, не дающих ей окостенеть. К сожалению, современные писатели зачастую забывают об эстетической функции литературы, зато с удовольствием взваливают на себя крест судей, наставников, праведников. Однако истинная праведность, как и истинное величие, никогда не осознается. И тот, кто пишет играя, стремясь лишь порадовать ближнего, имеет шанс создать шедевр в той же мере, что и человек, осознающий груз ответственности за художественное слово.

Наум Гальперович, поэт, директор радиостанции «Беларусь»:

— Отношение к литературе, как к некоей забаве, игре в наше время, для некоторых «творцов» вовсе не случайно. Для них это своеобразный манифест, способ самоутверждения. Рискну высказать мнение, что этим часто прикрывается собственная неспособность к созданию полноценного литературного произведения, которое требует не только наличия таланта, но и высшего напряжения умственной и нервной энергии, глубокого неподдельного чувства. Именно наличием таких качеств отличается настоящая литература, даже если это нарочитое ерничанье, ирония, насмешка. Недаром кто–то из классиков сказал, что смех — дело серьезное. К сожалению, шутовство иногда подменяет само понятие «прыгожае пiсьменства». Размывает критерии восприятия литературного произведения, создает апофеоз дилетантизма и в конце концов несет угрозу самому существованию литературы. Пускай бы эти шутовство и игра были только содержимым тусовок, разных «междусобойчиков», даже возносимые их участниками в ранг гениальности. Никому не запрещено называть друг друга гениями, раздавать самые высокие комплименты, создавать тексты на тортах, белье, собственном теле или на бумаге. Тексты текстами и останутся, если, разумеется, не будут съедены их авторами или читателями, но к литературе это никогда не будет иметь никакого отношения.

Галина Тарасюк, писатель, заведующая отделом газеты

«Литературная Украина», Киев:

— К сожалению, некоторые издатели и даже литературоведы, которые получились из несостоявшихся писателей, норовят подсунуть читателям вместо литературы нечто иное. Это уже давно и благополучно случилось в России, и прежде всего в Москве, теперь происходит в Украине. Началась эта катавасия куролесная с так называемой постмодернистской грантовой литературы, проповедующей нигилизм, обструкцию национальных традиций, осмеяние, а иногда и извращение героической истории, а также восхищение низменным и порочным. Счастье, что представители этого течения — авторы очень средней руки, потому разрушительное действие их текстов на психику народа было минимальным, не считая введенных ими в обиход и печатную продукцию матерщины, сквернословия и откровенной похабщины. Хотя их будто бы «несерьезная» критика Шевченко, извращенное понимание человеческих отношений между великими людьми украинской истории и культуры, насмешки над священными для украинцев символами, моральными и духовными ценностями сделали свое дело... И хорошее тоже, поскольку сегодня в Украине начал проявляться интерес к литературе совсем другого плана — неореалистического направления, которая хочет возвратить печатному слову лучшие традиции отечественной и мировой литературы. А читателям — идеалы и святыни, будто бы не всерьез попранные постмодерными мальчиками и девочками.

Тем не менее сегодня на полудиком украинском книжном рынке, где бал правят московские пишущие дамы и «косящие» под них, но косящиеся в сторону Европы доморощенные Васильевы–Дашковы, очень рьяно раскручивается и культивируется ушлыми издателями так называемая массовая литература — «попса» и развлекательное чтиво.

Конечно, такая книжная продукция была всегда, и были на нее и спрос, и покупатель. И от этого мир не рухнул. Даже, может быть, в период социальных катаклизмов и спасался, читая «дамские» романы или детективы. Или же смотрел «мыльные» сериалы, как захваченное врасплох крушением Советского Союза население. Я не принимаю только откровенную порнографию, написанную или (и такое бывает) подписанную женской рукой. Может, кому–то и сегодня визит к врачу заменяет чтение «Полевых исследований национального секса» или другого какого–то совсем откровенного порнографического «шедевра»... Но эти тексты скорее имеют отношение к медицине и здравоохранению, а не к спасению человеческой души, чем испокон веков занималась истинно литература.

Короче говоря, прав был Владимир Ильич, когда писал знаменитые свои слова о свободе творчества, которая, по большому счету, великая иллюзия, ибо всегда зависит или от идеологии, или же от денежного мешка. Ибо за денежными мешками (по–нашему, спонсорами) стоит та же идеология, которой не нужна серьезная литература. Вот и развелось в Украине несметно разных конкурсов и шутовских «коронаций слова», на которых чествуют примитив и все то, что не всерьез.

Вика Тренас, поэтесса, заведующая отделом поэзии журнала

«Маладосць»:

— Як на мяне, лiтаратурай неўсур’ёз займаюцца альбо аўтары–аматары (у процiвагу аўтарам–прафесiяналам), альбо пiсьменнiкi, якiя ствараюць «лёгкае» чытво сумнеўнага гатунку кшталту дэтэктыўных цi любоўных раманаў. Лiтаратура высокай эстэтычнай якасцi не можа быць несур’ёзнай. Яна заўсёды самасная, яна заўсёды валодае пэўнай унутранай цэласнасцю, глыбокай задумай. Нават сатырычная цi гумарыстычная паэзiя, роўна як i проза, несур’ёзнасць выкарыстоўваюць усяго як прыём, як сродак дзеля дасягнення эстэтычных мэт.

Калi ж гаварыць пра лiтаратуру постмадэрнiзму, якая нiбыта заснаваная якраз на несур’ёзнасцi, на iронii, на перастварэннi (калажыраваннi, мазаiчнасцi, урыўкавасцi), то неабходна адрознiваць свядомы эстэтычны прынцып гульнёвасцi ад несур’ёзнага стаўлення да творчага працэсу ўвогуле. Згадайма, напрыклад, знакамiты раман Х.Картасара «Гульня ў класiкi» цi «Гульню ў бiсер» Г.Гесэ — хiба гэтыя творы можна назваць несур’ёзнымi?

Лiтаратура, як i любы iншы вiд мастацтва, мае сваё прызначэнне. Нават напiсанне дзiцячых вершыкаў цi лiчылак зазвычай абумоўлена дакладнымi педагагiчнымi мэтамi. Цi можа лiтаратура, напiсаная неўсур’ёз, выконваць эстэтычную, пазнавальную, выхаваўчую функцыi? Напэўна, не. Таму на пытанне: «Цi магчымая лiтаратура неўсур’ёз?» — варта адказаць: «Гiпатэтычна магчымая, але цi патрэбная?»

Югася Каляда, писательница:

— Во–первых, меня интересуют масштабы, которых достигает «серьезность» литературы. Всерьез — это как? Важнее человеческих отношений, семьи, детей, социального статуса, удовлетворения материальных потребностей? Неужели важнее жизни?

Во–вторых. Конечно, заманчиво провозгласить литературу «высшим разумом» и приписать ей божественную природу — и чувствовать себя причастным к созданию чего–то сверхважного. Но серьезность литературы, равно как и непосредственно литература, — это продукт нервной деятельности человека, и придавать себе, своему творчеству и своим поступкам значимость, оправдывая, может быть, какие–то свои слабости и недостатки, — по–моему, это слишком большая наглость.

Иван Чарота, литературовед, заведующий кафедрой

славянского языкознания БГУ:

— Может, это покажется на первый взгляд парадоксальным, но каждый отвечающий на этот вопрос так или иначе будет высказывать свое отношение к жизни вообще, в основных и важнейших ее проявлениях.

Да–да, потому что ваш вопрос поворачивается сам собою так: «А может ли быть всерьез жизнь? И смерть тоже? Равно как добро и зло, правда и ложь, любовь и ненависть?..» В самом деле, могут ли быть не всерьез благословение родившемуся сыну или умирающему отцу, объяснения в любви, признания на суде? Уместно ли не всерьез давать оценки прошлому или предполагать грядущее?

А ведь литература — выражение всего упомянутого. И не только.

Самое же главное вот в чем. Словесность исходно имела духовные функции. И включала в себя такое понятие, как «духоносная эстетика». Есть ли ей, как теперь говорят, альтернатива? Нашли вроде бы. В чем? А в не обязательно «всерьез», т.е. в пустословии, суесловии, блудословии, сквернословии — короче, грехословии. Но может ли на этом держаться литература? Да не может! И вряд ли это нужно человечеству. Разве что при твердом намерении самоуничтожиться.

То, о чем я говорю, вовсе не означает, что литература должна быть всегда мрачной, бурчащей или нудящей, а тем более распространяющей скорбь. В заповедях блаженства говорится: «Радуйтесь и веселитесь!» Только радость и веселье понимаются в высоком смысле. По отношению же к литературе это означает: не приобщаться к заданному «смехачеству», не вовлекаться в натужное ерничанье, не скатываться к издевательству. Кстати, и смех может быть серьезным, а вроде бы «постная» писанина часто вызывает реакцию: «Это несерьезно», т.е. незначительно.

Андрей Новиков, главный редактор журнала

«Современная поэзия», Россия, Москва:

— Несколько лет назад московское литературное объединение «Рукомос» провозгласило «Манифест новой буржуазной поэзии», одним из основных постулатов которого была игра как способ литературной деятельности: «В игре игрушечный критик убивает игрушечного поэта игрушечной эпиграммкой, из–за чего тот падает в игрушечный зал на колени игрушечных зрителей, театрально закатывая глаза и монотонно декламируя: «А–а–а, злодей уничтожил искру божию».

Если отбросить очевидную эпатажность, то мы увидим в этом прежде всего бережное отношение к литературе и нежелание возводить серьезное отношение к ней до абсурда. Мы пока еще живем в эпоху тотального увлечения постмодернизмом; современные его последователи страдают одной общей болезнью — осознанием своей великой роли в процессе. На саму литературу в результате места не остается, и мы видим километры непонятно зачем и кому написанных строчек. Только взвешенное отношение к себе и к тому делу, которым ты занимаешься, может рождать подлинные вещи, сроку которым нет. Очень долго можно вспоминать классические примеры из истории русской литературы на тему, каким основным делом занимались многие самые славные ее личности, как и когда они писали свои нетленки и как относились к этому занятию. Безусловно, многие осознавали величину своего таланта, но именно способность не возводить его в абсолют сделала их для литературы знаковыми именами. Только на балансе серьезного и несерьезного рождается настоящая литература.

Алесь Аркуш, поэт:

— Нядаўна глядзеў па расiйскiм тэлебачаннi ток–шоў Вiктара Ерафеева «Апокриф», падчас якога абмяркоўвалася тэма папулярнай лiтаратуры — фантастыкi i фэнтэзi. Прагучала шмат розных думак i крыўдаў (чаму фантастаў не лiчаць сур’ёзнымi пiсьменнiкамi i не прысуджаюць сур’ёзных лiтаратурных прэмiяў?). Найбольш мяне ўразiла, як адзiн пiсьменнiк–фантаст з выклiкам казаў, што яго не цiкавiць астатняя лiтаратура, якая знаходзiцца ў рэзэрвацыi са сваiмi мiнi–накладамi i вузкiмi тусоўкамi i яму непатрэбныя нiякiя Букеры.

На маю думку, удзельнiкi шоў казалi не пра лiтаратуру, а пра нешта iншае. Ясная справа, што лiтаратар мусiць дбаць пра свае адносiны з чытачом. Iнакш навошта выдаваць кнiгi. Дастаткова раздрукаваць некалькi асобнiкаў на прынтары i раздаць сябрам. Але празмернае дбанне, на маю думку, шкоднае для лiтаратуры. Калi несур’ёзнасць паўстае як iмкненне спадабацца чытачу, гэта кепска. Iншая справа, калi гэтага вымагае так бы мовiць «патрэба мастацкага пiсьма».

Лiтаратура — як слаёны пiрог. Яна, як на мiфiчным кiце, стаiць на кансерватыўных (мiфалагiзаваных, папулярызаваных, «забранзавелых»), класiчных творах. Гэта падмурак. Гэта «каардынаты нацыянальнага быцця». Гэта мастацкi мiф нацыi, яе ДНК.

Затым iдуць розныя слаi.

Можа быць iдэалагiчная мастацкая лiтаратура. Можа быць пацяшальная, камерцыйная. Можа быць авангардная. Але ўсе гэтыя слаi рухомыя. Усе яны «дэлегуюць» лепшыя свае дасягненнi для «падмурку». Так класiкай сталi прыгоднiцкiя творы Уладзiмiра Караткевiча i эксперымэнты Алеся Разанава, патрыятычныя вершы Ларысы Генiюш i «несур’ёзныя» запiскi Андрэя Мрыя.

А гэта значыць, што галоўнае — мастацкiя вартасцi твора i яго запатрабаванасць нацыянальнай культурай.

***

Вот, уважаемые читатели, такая получилась дискуссия... Достаточно серьезная. Надеюсь, вы присоединитесь к нашему разговору.