Осень и ностальгия — сестры. Время самых долгих вечеров и воспоминаний... Осенью я люблю бывать на Кальварийском кладбище — оно недалеко от нашего дома. Знакомые и незнакомые имена на памятниках, желтые листья, которые слетают на могилы, еще не зная, что они уже умерли...
Вот небольшая плита в ячейке стены, превращенной в колумбарий, — прах умершего в Украине белорусского писателя Алеся Асташонка... Хоть пеплом — вернулся. Могилы Алеся Письменкова, Вячеслава Адамчика, переводчика и поэта Алеся Трояновского, моей университетской преподавательницы Нины Гилевич, Янки Лучины...
Новые памятники–скульптуры... Рядом — заброшенные захоронения, которые вот–вот исчезнут, станут последним ложем для кого–то еще... Земля здесь стоит дорого.
Очищаешь от мха старый камень — и чье–то освобожденное имя опять звучит и возвращает чью–то тень.
Каждый ушедший имеет право на то, чтобы его имя могли однажды назвать.
История — могила имен, многие из которых навсегда останутся забытыми. Есть безымянные захоронения и на Кальварийском кладбище: расстрелянные в 30–х годах «враги народа», погибшие советские солдаты, жертвы Холокоста... Не так давно возле кладбища установили памятник в память о расстрелянных здесь нацистами минских евреях.
А сколько безымянных захоронений жертв было в века минувшие, во времена бесчисленных войн и восстаний? Молчат имена, молчит память...
В эти дни исполнилось бы 100 лет поэту Максиму Лужанину. Несколько лет подряд в начале ноября мы приходили в гости к поэту, чье настоящее имя — Александр Амвросьевич Каратай, и небольшой литераторской компанией отмечали сразу несколько событий... День рождения хозяина, день рождения его жены, поэтессы Евгении Пфляумбаум, которая родилась на один год раньше — в ноябре 1908 года, а заодно вспоминали и Якуба Коласа, день рождения у которого 3 ноября. Максим Лужанин много лет был личным секретарем Коласа, и дни рождения праздновали вместе.
Максиму Лужанину Бог даровал долгую жизнь — совсем немного он не дожил до 92 лет. Поэтому ему было о чем и кого вспомнить. Сколько его друзей по литобъединениям «Маладняк» и «Узвышша» были расстреляны, сосланы, замучены! Сам Лужанин испробовал и тюрьму, и сибирские лагеря... В отличие от многих выжил, побывал на фронте, потом работал в редакциях, занимал ответственные литературные должности... Впрочем, он очень не любил вспоминать о тех временах. Да и что такое память? Прошлое искажается в воспоминаниях начиная с того момента, как оно перестало быть настоящим.
Максим Лужанин похоронен не в Минске. Он присмотрел для себя тихое кладбище возле деревни Паперня в Минском районе. Там же похоронена и его жена Евгения Пфляумбаум, которая когда–то поехала за мужем в Сибирь и ради любви к нему отказалась от литературной славы — первый поэтический сборник ее вышел в 1924–м году, второй — в 1989–м...
Другому поэту, родившемуся полвека спустя 17 октября, довелось прожить в два раза меньше, чем Лужанину. Он умер в 46 лет. В этом году отмечалось его 50–летие. То, что о нем будут писать, вспоминать на разные лады, набиваться посмертно в друзья, он упорно предсказывал при жизни, чем страшно всех раздражал. Сегодня Анатоль Сыс стремительно делается персонажем мифа... И это в общем–то хорошо — не так много в нашей литературе персоналий, способных быть архетипами. Он был Поэтом, таким, каким его представляют вообще. Неудобным, часто — невыносимым... Неимущим, непонятным, опасным... Это сегодня все рассказывают, с каким удовольствием ждали присутствия Анатоля. Да, были те, кто принимал его всегда таким, какой есть... Но чаще боялись, как бы не пришел, не наскандалил, не испортил такой лирический творческий вечер. А что, он мог... Сказать в глаза самому раститулованному, что он не поэт, а... , и «Пралятаеш, як фанэра над Парыжам». Потянет на себя все «одеяло» зрительского внимания, и — что делать? Выбрасывать вон? Ругаться?
Выбрасывали. Ругались.
Был, что и говорить, нарочитый эпатаж, иногда после особо безбашенной выходки можно было заметить грустный и совершенно трезвый взгляд удаляющегося скандалиста... Он любил злить и раздражать.
У Анатоля есть стихотворение «Вужака», в котором он сравнивает свои «згрызоты» с ужами:
бы цмок па адной вышмыргваю вужак з клубка
i адпускаю да людзей а тыя не зважаючы
на бяскрыўдныя жоўтыя вушкi прымаюць
iх за гадзюк а мяне за сапраўднага цмока.
Что ж, теперь поэт уже не бросит ни в кого змеей...
Жыццё — вялiкая мана,
I толькi смерць — яе пазнанне.
Недавно в родной деревне поэта Горошков Речицкого района состоялся очередной праздник поэзии, названный по строке из стихотворения Сыса «Дух — гэта, людзi, Я!». Съехались знакомые и друзья, литераторы, художники, барды и просто поклонники творчества. На доме, где жил Анатоль, появилась силуминовая доска, созданная по проекту скульптора Павла Лука, с надписью: «У гэтай хаце нарадзiўся, жыў i тварыў вялiкi беларускi паэт Анатоль Сыс (1959 — 2005)». Никто из собравшихся тогда не стал иронизировать над словом «вялiкi». Он действительно во всем был большим...
Сейчас Толика вспоминали везде. И на родной Гомельщине, и в Минске. В музее Максима Богдановича открылась выставка картин художника Алеся Квятковского, посвященная Анатолю Сысу «Мая хата без сяброў — не хата». В серии «Бiблiятэка часопiса «Дзеяслоў» вышли сборник стихотворных посвящений поэту «Ягамосць» (так Анатоль хотел назвать свою книгу), в издательстве «Мастацкая лiтаратура» появился сборник «Незабыўныя галасы», в котором напечатаны произведения нескольких поэтов трагической судьбы, и открывается он произведениями Анатоля Сыса...
Многие большие поэты писали о смерти. Разумеется, и о своей. Анатоль Сыс эту тему особенно любил.
I вы не ўздумайце над iм
Казаць жалобныя прамовы.
Бо i ў труне — ён пiлiгрым,
Яму не трэба вашы словы.
Таму не ўздумайце над iм
Гуляць казённыя памiнкi...
Да, ему это уже, наверное, не нужно — вечера, речи, статьи... Косметический ремонт образа, фотошоп, глянец... Нужно живущим. Мы ведь так хорошо умеем забывать свое — людей, события, памятники архитектуры... А еще лучше умеем не замечать то ценное, что еще живет возле нас. Проще всего, бравируя своей «продвинутостью», заявить, что «у нас ничего интересного нет», не задумываясь, что подобные заявления — всего лишь симптом провинциального мышления. Тем более далеко не каждый талант подает себя с апломбом. Как говаривал Шекспир: «Чтоб мы как должно ценное ценили,/ Оно должно покоиться в могиле».
Это неправда, что поэзия никому сегодня не нужна. Ведь рифмуют же почему–то студенты через одного. Современный российский литератор Александр Мелихов сказал: «Между человеком, читающим Пруста, и человеком, читающим Маринину, лежит пропасть. Но между ними обоими и человеком, вовсе ничего не читающим либо ищущим в книгах исключительно «информацию», — бездна». Так что просто однажды попробуйте взять в руки поэтический сборник... Возможно, это будет сборник Анатоля Сыса.
Прощальные портреты ноябряОсень и ностальгия — сестры. Время самых долгих вечеров и воспоминаний... Осенью я люблю бывать на Кальварийском кладбище — оно недалеко от нашего дома. Знакомые и...
Главная
Гороскопы
Осень и ностальгия — сестры. Время самых долгих вечеров и воспоминаний... Осенью я люблю бывать на Кальварийском кладбище — оно недалеко от нашего дома. Знакомые и незнакомые имена на памятниках, желтые листья, которые слетают на могилы, еще не зная, что они уже умерли...
В эти дни исполнилось бы 100 лет поэту Максиму Лужанину. Несколько лет подряд в начале ноября мы приходили в гости к поэту, чье настоящее имя — Александр Амвросьевич Каратай, и небольшой литераторской компанией отмечали сразу несколько событий... День рождения хозяина, день рождения его жены, поэтессы Евгении Пфляумбаум, которая родилась на один год раньше — в ноябре 1908 года, а заодно вспоминали и Якуба Коласа, день рождения у которого 3 ноября. Максим Лужанин много лет был личным секретарем Коласа, и дни рождения праздновали вместе.
Другому поэту, родившемуся полвека спустя 17 октября, довелось прожить в два раза меньше, чем Лужанину. Он умер в 46 лет. В этом году отмечалось его 50–летие. То, что о нем будут писать, вспоминать на разные лады, набиваться посмертно в друзья, он упорно предсказывал при жизни, чем страшно всех раздражал. Сегодня Анатоль Сыс стремительно делается персонажем мифа... И это в общем–то хорошо — не так много в нашей литературе персоналий, способных быть архетипами. Он был Поэтом, таким, каким его представляют вообще. Неудобным, часто — невыносимым... Неимущим, непонятным, опасным... Это сегодня все рассказывают, с каким удовольствием ждали присутствия Анатоля. Да, были те, кто принимал его всегда таким, какой есть... Но чаще боялись, как бы не пришел, не наскандалил, не испортил такой лирический творческий вечер. А что, он мог... Сказать в глаза самому раститулованному, что он не поэт, а... , и «Пралятаеш, як фанэра над Парыжам». Потянет на себя все «одеяло» зрительского внимания, и — что делать? Выбрасывать вон? Ругаться?
Недавно в родной деревне поэта Горошков Речицкого района состоялся очередной праздник поэзии, названный по строке из стихотворения Сыса «Дух — гэта, людзi, Я!». Съехались знакомые и друзья, литераторы, художники, барды и просто поклонники творчества. На доме, где жил Анатоль, появилась силуминовая доска, созданная по проекту скульптора Павла Лука, с надписью: «У гэтай хаце нарадзiўся, жыў i тварыў вялiкi беларускi паэт Анатоль Сыс (1959 — 2005)». Никто из собравшихся тогда не стал иронизировать над словом «вялiкi». Он действительно во всем был большим...