Источник материала:

Вкус «Большого яблока»

Две стороны одного города

В Нью–Йорке совсем недавно отгремел очередной теннисный US Open–2008. Металлические таблички с фамилиями победителей вот–вот займут свои места на огромных досках почета, вмонтированных в стену при входе на корт имени Артура Эша, а их обладатели к тому времени уже будут играть где–нибудь на другой стороне Земли. Но при этом любой из них наверняка признается, что с американской долькой теннисного «Большого шлема» может сравниться только Уимблдон. И не в последнюю очередь из–за самого места проведения турнира. Нью–Йорк во все времена был одним из самых противоречивых и интригующих городов мира.

По словам самих американцев, это вообще не Америка. И в то же время именно здесь сконцентрировано все самое лучшее (и соответственно худшее), что есть за океаном и что в головах большей части европейцев складывается в манящее слово из трех букв — США.

Код в мешке

Контрасты здесь на каждом шагу. Роскошь и монументальность одного из крупнейших в мире аэропортов — имени Кеннеди — всего через несколько минут поездки сменяются простирающимися на сколько хватает взгляда кладбищами. Подернутые дымкой то ли смога, то ли тумана силуэты небоскребов виднеются где–то там, на горизонте, а здесь многомиллионный город и не думает прятать или хотя бы ретушировать свою изнанку. Огороженные решетчатым заборчиком поля, уставленные похожими, как костяшки домино, памятниками, среди которых нет места ни единому кустику, выглядят, словно напоминание о бренности бытия и месте человека в жизни.

Впрочем, кварталы «спальных» многоэтажек производят немногим лучшее впечатление. Пейзаж, крайне рекомендованный к просмотру скептикам, критикующим однотипность наших новостроек. Здесь нет устремленных ввысь стрел из стекла, с которыми обычно ассоциируется Нью–Йорк, нет причудливого коктейля из архитектурных стилей и яркой рекламы вывесок. Все это там — на Манхэттене. А здесь — коричневатый кирпич стен, однообразные соты окон, ржавые пожарные лестницы по фасадам, заваленные каким–то домашним скарбом балконы... Американские «блокс» — место с виду куда менее приспособленное для жизни, чем наши микрорайоны. И если к культурному коктейлю, которым заполнены нью–йоркские улицы, здесь уже давным–давно привыкли, то к самим улицам адаптироваться гораздо сложнее.

Восхищение от подпирающих небо громадин проходит достаточно быстро. За день–два. Потом улицы–ущелья, на дно которых крайне редко и очень ненадолго проникает солнечный свет, начинают вполне ощутимо давить. Добавьте сюда почти полное отсутствие зелени, толпы спешащих по делам американцев, автомобильные пробки и удушливый (проветрить этот каменный мешок почти нереально) воздух, насквозь пропитанный запахом сосисок, которые афро– и латиноамериканцы жарят на передвижных жаровнях прямо на перекрестках центральных улиц круглые сутки, и, возможно, вы начнете чуть больше ценить широкие минские проспекты и парки.

Благо такие каменные джунгли, олицетворяющие «Большое яблоко» на всех плакатах, открытках и в умах многих из наших соотечественников, — это далеко не весь Нью–Йорк. Точнее, по–настоящему высотных районов в городе лишь два. Мидтаун и Даунтаун. Между ними — 6 остановок метро и целая паутина кварталов, в которых по соседству со знаменитым «Мэдисон–сквер–гарден» и финансовой Меккой — Уолл–стрит — ютятся домишки, которые, судя по всему, застали еще времена «Великой депрессии» и «сухого закона». Здесь же — Бродвей. Не тот киношный символ «загнивающего капитализма», который на самом деле являет собой пару–другую кварталов в районе Таймс–сквер (очень красочных и тусовочных, где жизнь, подсвеченная огнями огромных рекламных щитов, не прекращается круглые сутки), а обычный, рабочий, начинающийся в районе 180–х улиц Гарлема и тянущийся через весь Манхэттен к Даунтауну. Кривой и невзрачный, но буквально напичканный магазинами (в ассортименте — от бутиков дизайнерской одежды до индусских лавок, торгующих полулегальными мобильниками и фотоаппаратами), кафе и разного рода театрами и концерт–холлами. И все это — в обрамлении из все тех же 5 — 7–этажек в стиле «назад в будущее». Впрочем, эти пришельцы из прошлого тоже по–своему прекрасны, а старые небоскребы, кварталы которых Бродвей пересекает в районе Мидтауна, действительно впечатляют. Пафосный, монументальный стиль, мрамор, мозаичные панно и... лифты. Табличка при входе гласит: 1913 (!) год, времена, на просторах России смутные и сложно ассоциирующиеся с техническим прогрессом, а здесь — лифт! Причем вполне себе современный, способный дать фору тем, которые ползают в наших новостройках. Да и вообще, как они это могли тогда такие громадины построить?

Люди и судьбы

Впрочем, архитектура — далеко не главная достопримечательность Нью–Йорка. В конце концов, монументальность «скайскэперов» и местами доходящая до гротеска нищета периферийных кварталов надоедают и приедаются. Совсем другое дело — люди, населяющие этот необычный город, и жизнь, которой они живут. Люди разные: настоящего, стопроцентного американца на улицах мегаполиса встретить сложнее, чем медведя гризли в Центральном парке. Свет факела статуи Свободы во все времена собирал здесь тысячи и тысячи эмигрантов, и сегодня пятиэтажная Америка перетекает из квартала в квартал, наполняясь таким причудливым смешением рас, национальностей, языков, устоев и религий населяющих ее людей, что остается только удивляться.

«Каждый квартал — это город в городе, — рассказывает Александр, мой знакомый, 12 лет назад перебравшийся за океан из белорусского города Борисова и успевший достаточно прочно обосноваться в предместьях столицы мира. — Все, наверное, слышали про русский Брайтон–Бич, китайский Чайнатаун, негритянский Гарлем. Но мало кто себе представляет, что это даже не районы. Гуляя, скажем, по улице, где все говорят только по–испански, можно совершенно незаметно попасть в кварталы, в которых говорят только по–китайски, или в район, заселенный ортодоксальными иудеями, или на «черные» улицы. И, кстати, далеко не факт, что вам там будут рады. Впрочем, действительно неблагополучных районов в городе уже почти нет. А потому, если соблюдать несложные территориальные правила и не лезть в бутылку, то Нью–Йорк — город вполне гостеприимный. Для туристов. Его жители и те, кто стремится попасть в их число, живут по другим правилам...»

Человек человеку волк. Этот постулат в Нью–Йорке чувствуется особо остро, да и сами правила выживания в урбанистических джунглях иного выбора не оставляют. Рассказы о том, что нищие в Нью–Йорке спят на решетках метро, неправда. По крайней мере, я такого не видел, хотя решетки эти, из которых отчетливо слышен шум поездов («подземка», представляющая собой настоящий подземный город, местами проходит чуть ли не под асфальтом), встречаются сплошь и рядом. Нищие — тоже. Хотя спят они, скорее, в самом метро, там же и пытаются заработать на пропитание. Ненавязчиво, но чаще всего — безрезультатно. Прямо возле нашего отеля в центре Мидтауна вплоть до отъезда сидел мужчина. Если верить надписи на табличке — «Бездомный ветеран и инвалид войны во Вьетнаме». За все время мелочь в выставленную на тротуар шапку бросил лишь я да пара, кажется, российских теннисисток–юниорок, поджидавших опаздывавший автобус–шаттл до теннисного центра. Людской поток бедняга не интересовал. Как не интересовал его и негр с табличкой «Работаю за еду», которого фары машины моего «гида» высветили на обочине дороги, по которой мы возвращались в отель.

И тем не менее Нью–Йорк — это тот город, где, однажды поймав волну, можно взлететь до невиданных высот. «Я обожаю этот город: если у тебя есть голова на плечах, ты можешь стать здесь королем!» — Рич — чернокожий паренек, пытавшийся продать мне на Бродвее диск с рэпом собственного исполнения, — пока не король. И даже не принц. Но вокруг него постоянно толпа туристов. Шведы, англичане, японцы с радостью выкладывают за «негритянскую экзотику» от 15 до 30 долларов. На поверку «экзотика» оказалась вполне себе приличным продуктом а–ля «Серега из Гарлема», а Рич, подписывая «самодельный» диск, лишь щурится: «Это все — только ради раскрутки. На самом деле у меня уже есть парочка интересных вариантов и даже студия, с которой я договорился о выпуске настоящего альбома!» Еще одним примером осуществления пресловутой «американской мечты» может быть человек по имени Фернандо и фамилии Фернандес, статья о котором была опубликована в «социальном» приложении «Нью–Йорк таймс». Выходец из Мексики, он приехал в Нью–Йорк 10 лет назад и сегодня является владельцем компании, чей бизнес - курьерская доставка — бизнес, который с каждым годом становится все более востребованным в перегруженном машинами городе. «Начинал я сам, — рассказывает Фернандо. — У меня был велосипед, на котором я изъездил весь Нью–Йорк, развозя посылки и пиццу. Это было очень сложно, я наматывал сотни километров за день! Но сегодня я могу назвать себя вполне состоятельным человеком!»

Примеров, подобных жизненным историям чернокожего паренька из Бронкса и предприимчивого велосипедиста–мексиканца, можно накопать предостаточно. В конце концов, неспроста в уличной толпе с каждым годом становится все больше и больше эмигрантов, спешащих сюда в погоне за «американской мечтой». Лишь однажды вдохнув душный солоноватый от близости океана коктейль из автомобильных газов, запаха жареных сосисок, дорогих духов и бог весть каких еще ингредиентов, так называемый «воздух свободы», они уже не могут избавиться от этой зависимости навсегда. «Это безумный и жестокий город, но мы любим его», — говорят американцы, и только оказавшись в такси, пробирающемся по перегруженным улицам в аэропорт имени Кеннеди, я понял, насколько все–таки они правы...

Нью-Йорк — Минск.

Автор публикации: Дмитрий КОМАШКО