Евсей Моисеевич Соловейчик потерял мать и сестру. Они, как и многие сотни невинных, стали жертвами Минского гетто. Вероятно, погиб бы и сам Соловейчик. Но его, как ни кощунственно это звучит, выходит, спасла... война.
В июне 1941 года минский студент Соловейчик проходил в Москве преддипломную практику. Как только стало известно о вторжении, он с товарищами отправился в Сокольничский военкомат — проситься на фронт. Там ответили: «Прописаны в Минске, оттуда и должны призываться». Минск встретил пожарами и неразберихой. Пришлось возвращаться в Москву. По дороге в каждом более–менее крупном городе парни первым делом направлялись в военкомат. Но лишь однажды Соловейчику повезло. Один из военкомов искал шоферов: в Саратове позарез нужны были водители на «скорую». Так Евсей Моисеевич оказался за тысячи километров от родного дома. В 1942 году из Саратова его призвали на фронт... В родной Минск Соловейчик вернулся спустя три долгих года.
В многоточии, разделяющем две мирные жизни — до и после, — сотни невыносимо тяжелых дней и ночей, пепелища сожженных деревень, лица погибших товарищей, всполохи бомб, мужество на грани, жизнь на грани смерти... Все это Евсей Моисеевич переживал собственным сердцем. Но была в этом многоточии одна встреча, положившая начало крепкой мужской дружбе. Верность ей Соловейчик хранит до сих пор.
К Константину Симонову Евсей Моисеевич Соловейчик проникся глубоким уважением задолго до их знакомства. Тогда он и предположить не мог, что судьба сведет его с человеком, чьим четким проникновенным слогом он восхищался, перед чьим талантом, гремевшим на всю страну в то время, когда родная земля стонала и рвалась от вражеских орудий, преклонялся. Сведет именно на дорогах войны.
Случилось это в конце 1943 года. С военным корреспондентом газеты «Красная звезда» Константином Симоновым Соловейчика познакомил Евгений Долматовский, тоже известный военный поэт и солдат. «А я тебя, Костя, знаю с 1939 года», — пожимая руку, без обиняков заметил Евсей Соловейчик. Симонов удивленно приподнял бровь. «Я тогда твою поэму прочитал, «Пять страниц», и помню ее от строчки до строчки». «Не может быть!» — улыбнулся Симонов. «А ты скажи, с какого места начать...» — не сдавался Соловейчик. И, надо сказать, выдержал «экзамен» на «отлично». Так завязалась дружба.
Потом Симонов не раз говорил Соловейчику: «Пиши, Сеня. Иначе все забудешь. Даже несмотря на твою феноменальную память». Евсей Моисеевич отшучивался бывало: «Ты — писатель, ты и пиши. А мне по штату не положено». Хотя все же одно время вел дневник. И сейчас немного жалеет, что забросил это дело, тетрадь уничтожил.
Встречались друзья нечасто — лишь тогда, когда Константин Симонов по заданию редакции бывал на том участке фронта, где базировалась 18–я Барановичская Краснознаменная ордена Кутузова II степени автомобильная бригада, в которой воевал Евсей Соловейчик. Но практически обо всех перипетиях жизни поэта Евсей Моисеевич знал, что называется, из первых рук.
Он до сих пор бережно хранит первый рукописный вариант легендарного стихотворения «Жди меня», где в строчке «жди, когда других не ждут, позабыв вчера...» нет слова «позабыв», есть — «изменив». Стихотворение датировано 13 октября 1941 года. До романа возлюбленной Симонова Валентины Серовой и маршала Рокоссовского еще далеко. А поэт уже как будто чувствовал его. И прощал, продолжая любить беззаветно и неистово.
— Костя был необыкновенно мужественным, смелым, сильным человеком, — бережно перебирает в памяти воспоминания Евсей Моисеевич. — Эти качества проявлялись в нем не только на фронте, где он ходил в разведку с нашими разведчиками, отправлялся на подводной лодке ставить мины... Он был таким по жизни. В нем достало силы всю жизнь любить одну женщину и никоим образом не задеть чувства другой, Ларисы Жадовой, на которой женился впоследствии. С ней меня тоже познакомил Женя Долматовский. Я видел, насколько трепетно, тактично, бережно обходился с ней Симонов. Знаете, у многих фронтовиков на войне были «пэпэжучки» — походно–полевые жены, как называли их между собой бойцы. У Симонова не было. Но он никого никогда не осудил. Более того, он оправдывал женщин, чье бабье счастье было порушено войной. Он их защищал. Прочтите его стихотворение «Сын». Вам многое станет понятно.
Одна из последних фронтовых встреч Соловейчика с Симоновым состоялась у стен рейхстага. На руины в первых числах мая 1945 года позвал их опять–таки Долматовский. Когда Соловейчик оставлял на разрушенных стенах рейхстага свой автограф, фотографировался на память, Симонов был рядом. Но по другую сторону фотообъектива. Он предложил встречаться и в мирной жизни. Приезжать в гости. Но беспокоить друга Соловейчик постеснялся.
Он, как и в 1939–м, довольствовался общением через его сборники стихов. Они до сих пор всегда под рукой у Евсея Моисеевича. И нет, пожалуй, ни одного произведения поэта, которого бы он не знал наизусть. Как особую реликвию хранит Евсей Моисеевич и книгу «Строка, оборванная пулей», где собраны имена поэтов и писателей, погибших на фронте. Этот сборник еще на войне начал составлять Константин Симонов.
— «Мы, пройдя через кровь и страдания, снова к прошлому взглядом приблизимся...» — с трудом сдерживая волнение, декламирует Евсей Моисеевич. — Это ведь тоже его строки. Мне очень жаль, что сейчас о Симонове практически никто не пишет. Беспамятство...
Евсей Моисеевич Соловейчик потерял мать и сестру. Они, как и многие сотни невинных, стали жертвами Минского гетто. Вероятно, погиб бы и сам Соловейчик. Но его, как ни...