Ленинградский характер

Минчанин Марк Байрашевский 8-летним мальчиком прошел через ужасы ленинградской блокады

Исполнилось 70 лет со времени прорыва ленинградской блокады. Городу над Невой выпала высокая и трагическая участь одного из стратегических центров, от стойкости которого в значительной мере зависел дальнейший ход войны и судьба нашей общей победы. О ленинградской блокаде написаны сотни книг, снято много фильмов. Тема сегодняшнего материала — дети в осажденном городе в жесточайшую голодную зиму 1941—1942 годов. То время потрясло своим трагизмом и восхитило мужеством и стойкостью защитников и жителей города на Неве весь мир.

Он родился в Стрельне

Марк Байрашевский постоянно проживает в Минске с 1960 года, а впервые встретились мы с ним в Санкт-Петербурге. По приглашению ветеранов северной российской столицы туда прибыла делегация их друзей из Беларуси, в составе которой был Байрашевский и автор этих строк. Стоял чудесный весенний день, яркое солнце, чистое небо, очень тепло, совсем непривычно для этого сурового города в такую пору года. Мы проезжали через знаменитую Стрельню, любовались прекрасными видами, оживленно беседовали. Марк Александрович сидел задумчиво, на лице, в глазах — грусть и печаль.

— Что-то вспомнили? — спросил я.

— Да, конечно. Здесь, в Стрельне, жила до войны моя бабушка Лариса Александровна. Сюда из города ходили трамваи, бабушкин домик стоял у самой дороги. Я и на свет появился здесь, в роддоме Стрельни. Затем родители забрали меня в Ленинград, их квартира была в доме по улице Шкапина. Там для меня и начался весь ужас блокады.

И вот очередная встреча с Марком Александровичем, на сей раз в редакции газеты «Рэспубліка». Человек он удивительный, переживший блокаду, ему скоро 80 лет, с подорванным здоровьем, тем не менее занимается, скажем прямо, святым делом. Много лет возглавляет Минскую городскую общественную организацию «Защитники и жители блокадного Ленинграда», работающую при Республиканском дворце культуры ветеранов, одним из инициаторов создания которой сам и был. Вот как получилось в жизни: через 68 лет после нашей Великой Победы в белорусской столице проживает 388 бывших блокадников. А в целом в нашей республике их, слава Богу, около 900. Так что не ушли в небытие память и традиции героического Ленинграда, его дух крепок и сегодня.

«Бомба попала в наш дом»

— Неподалеку от нашего дома был Обводной канал. Близко — Балтийский вокзал и фабрика «Красный треугольник», которая изготавливала для всего Советского Союза различные резиновые изделия, — рассказывает Марк Александрович. — Когда начались массированные бомбежки и обстрелы Ленинграда, первостепенными объектами у немцев для уничтожения были и вокзал, и фабрика. При бомбежках наш дом ходил ходуном, в окнах сыпались стекла.

Однажды бомба попала и в наш дом, половину его снесло, а с другой стороны лестничной площадки все квартиры остались, и на нашей огонь остановился.

— С кем вы жили в блокаду?

— Нас было четверо: моя мама, Елена Владимировна, я, бабушка и тетя со стороны отца. Бабушка не работала, трудились мама и тетя. Моя мама была профессиональной певицей, солисткой ансамбля песни и пляски РСФСР. Ансамбль из Ленинграда не эвакуировали, так как поступило распоряжение из Москвы оставить его в городе для поддержания боевого духа его защитников.

«Сынок, если тебя засыплет, кричи громче»

И вот, до сих пор помню, мама уходит на работу, а мне, самому маленькому в семье, так тяжело и страшно. Мама надевала на меня рюкзачок, клала туда бутылку воды и сухари. И говорила, прижимая к себе: «Сыночек, если упадет бомба и тебя присыплет, не бойся. Первое время ешь сухарик и пей водичку. И часто кричи, чтобы тебя услышали и спасли».

Семье Байрашевских, как и многим тысячам оставшихся в Ленинграде жителей, предстояла голодовка. Она была настолько ужасной и невероятной, что сегодня с трудом воспринимается человеческим рассудком. Особенно тяжело приходилось детям. Я не буду подробно описывать все ужасы голодовки, выпавшие на долю восьмилетнего мальчика Марка Байрашевского, не хочу бередить чувства наших читателей. Приведу лишь несколько фактов, дающих общее представление о ситуации, в которой оказались блокадники.

8 сентября 1941 г. в 7 часов вечера немцы повторили жестокий авианалет, сбросив на город 12 тысяч зажигательных бомб. Ленинград постигла настоящая катастрофа: врагу удалось поджечь деревянные Бадаевские продовольственные склады. Гигантский пожар долго не удавалось потушить. Только сахара пропало 2500 тысяч тонн — он тек расплавленной лавой. Люди бросались в огонь, спасали, что можно, и сами горели.

Нерадостное известие пришло к ленинградцам в октябре: третье по счету снижение хлебного пайка. С 1 октября рабочие и инженерно-технические работники стали получать в день 400 граммов, остальное население — 200 граммов хлеба в день. К концу этого месяца для снабжения населения и войск фронта осталось лишь около 8 тысяч тонн муки при ежесуточном потреблении 1100 тонн.

125 граммов хлеба в сутки

Между тем 8 ноября противник практически без боя захватил Тихвин и перерезал последнюю железную дорогу, по которой доставлялись грузы к Ладожскому озеру для Ленинграда. Тем самым создалась угроза полной блокады города. А среди его 2,5 миллиона населения находилось более 200 тысяч школьников. И с 13 ноября по решению Военного совета Ленинградского фронта на рабочую карточку стали выдавать 300 граммов, а на все остальные — 150 граммов хлеба. Четвертое по счету снижение пайка. А вскоре норма хлеба для служащих, иждивенцев и детей уменьшилась до 125 граммов в сутки.

— Чем же вы питались? — спрашиваю Байрашевского.

— Вспоминать про то невыносимо тяжело, поверьте. И невозможно сейчас представить себе, как мы держались. Малюсенький кусочек хлеба. Но что это за хлеб? Теперь-то я знаю, что в нем было чуть больше половины муки, а остальное — разные примеси: овсяная солома, жмыхи.

Спасти беспризорных!

Положение детей вызывало особую тревогу, и местные власти предприняли срочные шаги. На основании решений Ленгорисполкома «Об устройстве детей, оставленных без присмотра» и «О мероприятиях по борьбе с беспризорностью детей раннего возраста» в городе начались обходы домов. Специально созданные комиссии устраивали малышей в детдома и ясли, действовали районные приемники-распределители. При областном управлении НКВД открылся специальный адресный стол для облегчения розыска их родителями или родственниками.

Голод, однако, был беспощаден. Только с декабря 1941-го по февраль 1942 года в Ленинграде умерло от голодовки 250 тысяч человек. И Госкомитет обороны СССР решает: срочно приступить к прокладке дороги по льду Ладожского озера.

Кронштадт, Ладога...

Артисты ансамбля выступали во фронтовых землянках, госпиталях, на предприятиях. Как добраться матери на работу, если никакой транспорт не ходит? А идти Елене Владимировне необходимо было на другой конец Ленинграда. Шла пешком по заснеженным вымершим улицам, на которых лежали трупы. А когда поступало распоряжение дать концерт для моряков Кронштадта, мама в этот день плакала и со всеми, на всякий случай, прощалась. Потому что не знала, вернется ли домой.

К весне 1942 года из многочисленного коллектива ансамбля в живых осталось около 20 человек. Их-то и эвакуировали после прорыва блокады по льду Ладожского озера на Большую землю.

Ладожское озеро, знаменитая «Дорога жизни». К концу марта, когда Байрашевские по нему ехали, лед был тонок, из-под него пробивались фонтанчики. Водитель полуторки приказал всем сесть в кузове так, чтобы в случае провала машины под лед можно было сразу спрыгнуть с нее. И сам он вел полуторку с полуоткрытой дверкой кабины, готовый к любым неожиданностям. Судьба смилостивилась. Ладогу преодолели благополучно.

«Деточки, не ешьте сразу много»

— И куда вас привезли?

— Сейчас уже не помню. Но не забуду соблазна: нас могли хорошо покормить. Мы пришли в столовую и застыли в удивлении: все так чисто, красиво, на столах скатерти. Но у каждого стола медсестра и ласково просит нас: «Деточки, не ешьте сразу много, лучше больше попейте водицы. Ну вот, пару ложечек этой кашки». Легко сказать — пару ложечек. Я смотрю на тарелку, в ней — настоящая пшенная каша. И посредине — маленькая выемка, в которой жир — ну совсем как крохотное озерцо в каше. И белый хлеб на столе. Сколько лет прошло, а и сейчас как будто вижу перед собой этот поистине райский для нас тогда обед. Но медсестры были неумолимы, строго следили за каждым нашим движением. И неспроста был такой контроль: во дворе столовой уже лежали трупы. Изголодавшиеся блокадники не смогли сдержать себя и умерли от неумеренного потребления пищи.

Ансамбль эвакуировали в г. Горький, там и очутился маленький блокадник Марк вместе с мамой. Артисты продолжали выступать на заводах, в госпиталях, воинских частях, выезжали и на фронт. Марк же вернулся в Ленинград в начале 1944 года, когда была полностью снята блокада. Въезд в город был строжайше запрещен. Но Марку повезло: его отец, моряк, служил в Балтийском флотском экипаже. Всю блокаду прошел здесь, стал одним из командиров этого экипажа. И вот по его поручению моряки поместили мальчика в теплушку. Здесь было две буржуйки, одну моряки топили, в другой при проверке прятали Марка. Так и привезли его к отцу, и жил мальчик в этом самом флотском экипаже до 1945 года. К тому времени маму пригласили работать солисткой в Белорусскую госфилармонию, вскоре в Минск переехал и Марк. Дальнейшая судьба его и мамы в Беларуси очень интересная, но это уже другая тема.

15 тысяч белорусских мальчишек

Пять раз немцы пытались взять город штурмом, но не смогли. Сопротивлялись ленинградцы кто как мог. Многие жители ушли в отряды народного ополчения.

К станкам на заводах встали дети и подростки. Среди них и 15 тысяч белорусских юношей, которые в канун войны были направлены из нашей республики в ремесленные училища города над Невой для получения профессионально-технического образования.

По 12 часов в сутки, в промерзших цехах с выбитыми при обстрелах и бомбежках окнами, полуголодные и обессиленные, без скидок на возраст — вот какую трудовую вахту достойно несли белорусские мальчишки.

Справедливо сегодня утверждают, что самое главное в характере блокадников — сила их духа. Против нее оказалась беспомощной огромная мощь гитлеровского оружия. Марк Байрашевский тяжело вздыхает:

— Мне мама всегда говорила: «Сынок, никого и ничего не бойся. Наши солдаты скоро отгонят от города немцев, нам привезут много хлеба, мы выживем. Только не плачь и держись, очень прошу тебя…»

На снимках: Марк БАЙРАШЕВСКИЙ сегодня (вверху) и с мамой за месяц до начала блокады (внизу).