Обыкновенная элита

Источник материала:

ЕКЕЛЬ Леонид

Штрихи к портрету Елены Махнач, директора экспериментальной базы «Натальевск»

Вот–вот на скрипящий снег лягут зимние сумерки. Пора и в гостиницу. Но... блокнот почти пуст. Хотя в хозяйстве я с самого утра. Вначале поприсутствовал на планерке, привыкая к спокойному голосу Елены Эдуардовны. Вопрос — ответ — решение... Без лишних слов и эмоций. Без упреков и нравоучений. И в то же время — без начальственной отстраненности. Дескать, вы — мои подчиненные, вот и решайте все сами. А у меня — другой уровень, и ответственность моя — не чета вашей. Не было такого. И бесконечное «Надо!» кнутом не висело в диспетчерской. Поэтому меня не удивили слова Елены Махнач в ответ на мой вопрос: «Такая вот планерка — это женский взгляд или стиль руководства?»

— Моя душа не приемлет ругани. В любой форме. При любых обстоятельствах. Почему не поступать наоборот: есть малейший повод — скажи человеку доброе слово!

А насчет стиля руководства... У меня были замечательные учителя. Семен Иосифович Махнач, председатель колхоза «Большевик» Березинского района. Отец моего мужа. Он не раз повторял: «Относись к людям так, как хочешь, чтобы люди относились к тебе». В его понятии и председатель, и доярка — на одной ступени. Он видел прежде всего человека, а не должность. Она ведь обманчива: при ней и слабый человек может казаться сильным... А другой мой учитель — Валерий Иванович Грибанов. Он много лет возглавлял это хозяйство. Очень интеллигентный человек. На планерке за исключением двух женщин — все мужчины. Одна — диспетчер да я, главный агроном. Нагоняи, ругань, разборки исключались. Бывало, посмотрит Валерий Иванович в мою сторону и произнесет: «Ну, вы Махнач...» И все. А это значило, что директор мною недоволен. Что–то сделано не так. Сама находила свои ошибки. Сама исправляла их. Наверное, легче потерять должность, чем доверие руководителя. Я это поняла давно. Думаю, понимают и специалисты хозяйства. Во всяком случае, я проверяю не работу животновода, механизатора, а главного специалиста. Проверяю, но ни в коем случае не подменяю, не дублирую его. Личная ответственность за свой участок работы не делится на дроби...

Наверно, больше шансов пройти через минное поле, чем от женщины–руководителя услышать откровения. Тонкий это народ, дипломатичный... Но я знал, что мне повезет. Для этого достаточно было пристально посмотреть в глаза Елене Эдуардовне. Добрые. Открытые. Люди с такими глазами обладают искренностью самой высокой степени. Горькие жизненные уроки, которые учат поступать не как должно быть, а как вынуждают обстоятельства, не имеют над ней силы. Эта искренность неистребима, как совесть. Каждая встреча с такими людьми — подарок судьбы. Они обладают даром во всей полноте чувств радоваться, восхищаться, огорчаться. Они умеют и слышать, и слушать. Журналисту ведь тоже важно поведать что–то своему герою...

— Вы знаете, Елена Эдуардовна, стоит мне увидеть такой вот сад, и как будто осколок кольнет внутри. Этот осколок — драматичная судьба профессора Рылова. В августе этого года ему бы исполнилось 70... Геннадий Петрович Рылов создал под Щучином крупнейший в Европе помологический сад. Представьте: свыше пяти тысяч сортообразцов плодовых и ягодных культур. Независимый характер Рылова, его абсолютное бесстрашие в словах и поступках вызывали у тогдашнего начальства глухую ярость. Его исключают из партии, лишают должностей, изгоняют из опытной станции. Опального профессора не берут на работу даже дворником. Но и это не сломило Геннадия Петровича. Более двадцати лет в одиночку он боролся за жизнь сада. На его глазах бульдозер выкорчевывал цветущий сад. Какое же надо иметь сердце, чтобы оно не разорвалось от боли?! Не стало Рылова — стерли с лица земли и его райский сад...

Я познакомился с Геннадием Петровичем, когда от уникального сада осталось меньше половины. Он водил меня от дерева к дереву. А когда называл варварски уничтоженные сорта, лицо его каменело от скрытой боли. Помнится, я тогда еще спросил: «Как же вы, Геннадий Петрович, можете запомнить и различить эти сорта? Ну, допустим, сто, двести сортообразцов вы могли изучить досконально, но не пять же тысяч!» И тогда я услышал от великого садовода удивительные слова, которые буду помнить всегда:

— Дорогой мой, каждое дерево мне, как дитя родное. Ведь оно выпестовано мною. Я знаю, я слышал, как яблоки разговаривают друг с другом ранним утром. Когда солнце еще не взошло. Вы можете мне поверить? Это не мистика, я ничего не придумываю...

Елена Эдуардовна слушала меня с неподдельным интересом. И как будто сверяла что–то в своей душе только ей одной известное.

— Такое и со мной было. Правда, не каждому расскажешь об этом. Я ведь агроном. И пока каждое растение пьет соки земные, я чувствую с ним живую связь. И волнуюсь за них, переживаю. Даже разговариваю с ними. И честное слово: что–то слышу в ответ. Наверное, это как раз то, что называют слиянием природы с добрым к ней человеком...

Когда вот так прикипаешь к земле, никогда не наступит профессиональное выгорание. Потому что природа дает душе сильную подпитку. Она не оставит человека наедине с его бедами, переживаниями. Надо только впустить ее в свое сердце. А это так просто: сумей лишь увидеть как впервые то, что видел много раз. Жаворонка над полем... Кто–то сравнил его с серебряным колокольчиком на невидимой нити, подвешенным к небесному куполу. Старую яблоню в цвету, как молодую в фате... Вот бы человеку такую цветущую старость! Васильки... Эти капельки неба во ржи. Волны хлеба в дрожащем мареве... И предуборочный день, когда то ли прощаешься со спелыми колосьями, то ли провожаешь кусочек своей жизни, вложенной в это поле. Время многое стирает из памяти. Только не это. Помните, у Бунина: «И забуду я все — вспомню только вот эти полевые пути меж колосьев и трав...»

Чего–чего, а «полевых путей меж колосьев и трав» у Елены Махнач было в избытке. Правда, не сразу после Горецкой сельхозакадемии, которую она окончила с красным дипломом. Замуж Елена вышла за своего сокурсника. И молодых специалистов направили в колхоз «Большевик». Руководил хозяйством Семен Иосифович Махнач. Но поработать с ним пришлось недолго: одна за другой на свет появились дочурки. Быть их мамой стало главной профессией.

Но когда переехали в «Натальевск», Елена Эдуардовна проявила себя сполна. За десять лет исходила, исколесила земли экспериментальной базы вдоль и поперек. И рассветы встречала, и затемно возвращалась домой. Это была отличная профессиональная школа. Она изучила возможности каждого гектара земли. Став в хозяйстве первым лицом, Елена Махнач поймет, что этим знаниям просто нет цены.

Все пути–дороги, и большие, и малые, когда–то начинаются с едва приметной тропинки. Но именно она выводит человека на большак. «Откуда же ваша тропинка берет начало?» — спрашиваю у Елены Эдуардовны.

— Во всяком случае не от деда. Он — железнодорожник. И не от отца. Двадцать пять лет мой отец был путевым обходчиком на железной дороге, которую в свое время строил его же отец. А вот бабка — из потомственных крестьян. Зажиточных. Ее родные братья были раскулачены. Мама работала в колхозе бригадиром. Так что начало моей тропинки — женская линия.

Главной культурой в нашем колхозе «Октябрь» был лен. И это понятно: рядом же Оршанский льнокомбинат. Когда лен цветет, пожалуй, краше ничего нет на свете. Стоишь на краю поля, как на берегу моря, и кажется, что небесная синева затопила землю. Уже студенткой я узнала, что цветок льна живет всего лишь шесть часов. Изумленная этим, подумала: «Как совершенна природа в извечном стремлении продлить жизнь своей красоты! Ведь льняное поле остается в цвету не день, не два и не три... И как это похоже на людей. Особенно — женщин».

Перед уходом на пенсию отец решил купить домик в Орше. В городе жить легче... Для меня это было настоящим потрясением. Как можно бросить землю! Слава Богу, ничего из этой затеи не вышло.

Окончила школу. Колхоз мечту одобрил — выдал направление на учебу. И стала я студенткой агрономического факультета Горецкой сельхозакадемии...

Без напряжения сил умственных и физических никогда не достигнешь цели. Это — истина азбучная. Но если она не входит, как говорится, в плоть и кровь руководителя, не будет «ни хорошего, ни настоящего». А только одна имитация. Одно притворство. Как будто и руководит человек делом, а в действительности лишь присутствует при нем. Елена Махнач видит себя в деле. Непрестанно совершенствуя его, она совершенствуется и сама. Когда ей предложили возглавить экспериментальную базу «Натальевск», мучительных раздумий не было. «А почему бы и нет? — подумала она. — Я и так делаю почти то же, что и директор». Однако вскоре убедилась, что это далеко не так. Будничная организация дела — настоящее искусство. И постичь его можно только на собственном опыте. Ноша ответственности увеличилась неизмеримо. А вот доверие людей к должности автоматически не прикладывается. Оно зарабатывается конкретными делами руководителя. Итак, ответственность. А на чем она стоит? На идее. Какова же идея? Мы — семья. А семья обязана сама себя кормить. Раз есть идея, то должна быть убежденность. В успехе. В стабильности. Люди не пойдут за руководителем, который сам не верит в успех дела. Вот так и выстроилась цепочка: ответственность — идея — убежденность — стабильность...

Природа всегда объективна. Но она вечна, потому и ссылки на погоду могут быть восприняты как самооправдание руководителя. Но еще Глеб Успенский утверждал, что «корень влияний на земледельческий труд — природа». Попробуйте с этим поспорить. Попытайтесь закрыть глаза на то, как складывалась погодная ситуация на полях той же экспериментальной базы «Натальевск» в минувшем году. Когда среди озимых чайки плавали. Или когда ячмень скрутило так, что смотреть больно. А ведь все было сделано для хорошего урожая. И, несмотря ни на что, собрали по 36,6 центнера зерновых с гектара. Так что, с какой стороны ни подходи, — все равно придешь к человеку. И в первую очередь — к организатору...

Конечно, без «облета» хозяйства не обошлось. Подъехали к новой зерносушилке. «Зерносушилки (а их в хозяйстве шесть), — говорит Елена Эдуардовна, — делают нам погоду. И в прямом, и в переносном смысле. Зайдемте внутрь... Взгляните, какое мощное оборудование! И как сделано все с умом. А теперь — на зернохранилище...»

Мешки с зерном сложены аккуратными штабелями. Как дома в два–три этажа. Только без окон. Элита... Суперэлита... Это — гордость экспериментальной базы «Натальевск». Элитные семена покупают многие белорусские сельхозпредприятия.

На свиноферме мне показали «шведский стол». Впечатляющее зрелище! Заглянули в телятник. Сухой, теплый, добротный. Побывали на ферме, где компьютеры взяли на себя большую часть работы людей. «О том, чтобы скот был накормлен, речь не идет. Теперь главное — как накормить его правильно. Как составить рацион полноценного питания. Всю работу делает компьютер. Причем для каждой коровы — персональный», — не без гордости рассказывает Елена Эдуардовна. И вдруг со вздохом: «Вот если бы на все это вы могли посмотреть моими глазами!»

— А как смотрите вы, Елена Эдуардовна?

— У меня душа поет.