Белые сны об Антарктиде

Источник материала:

КИСЛЯК Ольга

Могилевчанин Георгий Долгин раскрывает полярные тайны

Белый, без конца, без края, снежный простор, от которого в ясный солнечный день болят глаза. Запряженные в упряжку пушистые, с хвостами–баранками, лайки, потешные, любознательные и доверчивые пингвины, огромные, как скала, красивые (и в то же время коварные) белые медведи. Холодные моря и ледяные торосы, долгие суровые северные зимы и такое короткое, но безумно красивое, расцвеченное сочными красками, пестрое лето... Большинство из нас эти фантастические картинки видело разве что по телевизору. Могилевчанин Георгий Долгин — наяву. Выпускник Ленинградского гидрологического института, океанолог, он проехал по дальним землям от Арктики до Антарктиды, видел Северный Ледовитый океан, не понаслышке знает, что такое полярные зимовки...

«Увезу тебя я в тундру»...

На полярную станцию «Варандей», что на берегу Северного Ледовитого океана, Георгий Долгин попал в 1975–м. По распределению после вуза. Приехал не один. С молодой женой Ларисой, которую сам уже там, на месте, обучил профессии метеоролога. «Мы оба — романтики, и, возможно, именно то обстоятельство, что я собирался уезжать на Север, повлияло на ее решение. Я ведь честно ей признался, мол, примешь мое предложение, как только распишемся, увезу в тундру. Она и согласилась, — вспоминает Георгий Евгеньевич. — И, похоже, никогда об этом не жалела. Да разве ж можно жалеть. Где еще такую красоту увидишь! Знаете, какое в тундре лето? Хоть и короткое, месяца полтора, но до чего ж яркое, кругом такое разнотравье, какого не увидишь, наверное, даже на Черноморском побережье. А северное сияние! Не только небо, все кругом — и снег, и люди — «горит», переливается разными красками! Даже не верится, что это наяву».

Север — не только романтика, но и суровые будни, рутинный труд. Там, за тридевять земель от родной Беларуси, Долгин несколько раз чуть не погиб.

О сообразительной Кукле и настоящей дружбе

Задачей арктических полярных станций было обеспечить проход судов по Главному Северному морскому пути. Судно, идущее вслед за ледоколом, пройти и пришвартоваться могло не везде, потому полярники следили не только за температурой воздуха, но и за состоянием воды, толщиной льда, на который прибывшие суда должны были доставлять людей, тяжелый груз, провизию. Однажды, проводив два судна, Долгин с 22–летним коллегой возвращались обратно на станцию. «Оттуда нам передали, что надвигается страшная пурга, которую лучше переждать, — рассказывает Георгий Евгеньевич. — Но я, возомнивший себя опытным полярником (как–никак два года уже «отзимовал»!), решил идти вперед. До поселка оставалось около трех километров, когда в воздухе завьюжило–закружило. Через несколько минут мы уже не видели, что происходит на расстоянии вытянутой руки, не знали, где тундра, где станция, где море. Парень, бедняга, перепугался, решил: конец нам пришел. Пуржить на Севере может несколько суток подряд, мы и в самом деле могли погибнуть, не будь с нами... Куклы. Так собаку звали, которая нас сопровождала. Я, зная, что она где–то рядом крутится, крикнул ей: «Кукла, домой!» Она, умница, сообразила, чего от нее хотят. Отбежит пару метров, сядет, лает, нас ждет. Так на станцию и привела. Дома мы щедро ее отблагодарили: лучшие куски строганины со стола в Куклину миску переместились».

На Севере встречались Долгину разные звери. Однажды даже пришлось убегать от белого медведя. В тот день Георгий Евгеньевич, как обычно, шел на пункт измерений. Вскарабкался на трехметровую гору и уже собрался было «нырнуть» вниз, как услышал крик. Шумели нефтяники с соседней станции. Знаками показывали ему, чтобы возвращался. Так жизнь ему и спасли. Человека, каждый день бегающего на пункт, заприметил белый медведь и, поджидая легкую добычу, спрятался за сугробом в шаге от горы, с которой вот–вот должен был скатиться Долгин. «Вообще–то людям мишки не угрожали, держались на почтительном расстоянии, — не держит зла на косолапых Георгий Евгеньевич. — А вот люди к ним не всегда добрыми были. Неподалеку от нашей станции, под обрывом, поселилась как–то медведица. Людям не докучала, никого не трогала, порой мы ей кое–какую еду — рыбу, консервы — подбрасывали. В общем, прижилась она, малыша родила. И на ту беду приехала на станцию новая экспедиция — нефтегазоразведка. Однажды поутру вышел наш вахтенный на улицу, слышит: плачет кто–то да так горько, жалобно. Кинулся в сторону обрыва, глядит, а там медвежонок в капкане, и мамаша, обезумевшая от горя, рядом мечется. Страшно нам, конечно, было, но умку все–таки решили спасти, сели на вездеход и вчетвером отправились в путь. Не знаю, то ли медведица нас признала, то ли почуяла, что мы пришли с добром, но только свое дитя нам достать из капкана позволила. А потом забрала его и ушла. Навсегда.

Кстати, капкан тот новички поставили. Мы с ними потом поговорили «по душам». Знаете, в таких жестких условиях, когда неделями безвылазно сидишь с коллегой в тесном домике (если разыгралась пурга, выходить на улицу запрещено) или в 40–градусный мороз застрянешь с ним где–то на полпути к дому, трудно играть какую–то роль, довольно скоро становится ясно, кто есть кто. Многие испытания на прочность не выдерживали, ломались, просились домой буквально через неделю после приезда... Именно там, на Севере, я понял, что нет на свете ничего ценнее, чем настоящие друзья».

«Лысая» елка и сало для романтика

— На Севере нашей основной едой были консервы. От бобов меня теперь воротит. Мы ведь их, бывало, неделями ели, когда из–за сильной пурги не могли выйти из собственной избушки, — признается Долгин. — А вообще, еду на станцию доставляли раз в год на пароходе и питались мы в основном рыбой. Хотя были и оленина, и консервированные овощи. Больше всего скучали по свежим овощам, фруктам. И в праздник хотелось чего–то свойского, домашнего. Помню, как–то накануне Нового года знакомые передали нам посылку со свежим виноградом. Мы ему радовались как дети. А еще — елке. Ее нам с Ила сбросили. Пока она до земли долетела, совсем лысая стала, но мы и эту «арматуру» нарядили. А вообще, куда больше Нового года любили мы свой праздник — середину зимовки.

Зимы на Севере длинные, студеные, чуть не весь год температура минус 30 — 40 градусов, так что когда половина зимы позади, все вздыхали с облегчением. Накрывали праздничный стол, к которому полагались шампанское, водка. Готовили что–нибудь особенное. К примеру, вместо надоевших консервов подавали к столу лангеты да антрекоты. Но Долгин больше всего скучал по незамысловатой яичнице со шкварками. И когда как–то, аккурат накануне праздника, им разрешили заказать посылки из дома, Георгий Евгеньевич попросил жену (после рождения сына года полтора Лариса жила вместе с ним на Сухо–маяке, построенном при Петре I, а после переехала на Большую землю) передать ему кило свиного сала да мешок жареных семечек. Ох, и уплетали они с товарищами эти деликатесы за обе щеки! Он и синоптикам шматок сала отнес, а они ему взамен вручили парочку свежих апельсинов.

— Когда еще на Севере жили, меня, начальника полярной станции, пригласили в гости ненцы, — вспоминает Долгин. — Организовали нам шикарный, на их взгляд, прием. Разделали оленя, мясо с кровью в эмалированном тазу поставили на стол. Рядом — три бутылки спирта и моченую морошку. Вид еще тот, но, между прочим, и ягоды, и мясо оказались довольно вкусными.

В ледяном плену

Если в Арктике Долгин изучал погоду, скорость течения воды и толщину льда, то в Антарктиде, куда он попал в 1989 году (его взяли в 35–ю экспедицию — одну из последних перед распадом СССР), следил за толщиной озонового слоя, изучал солнечную радиацию. Планировал, что пробудет на станции «Молодежная» всего год, а получилось почти два. Корабль «Сомов», на котором полярники возвращались домой, попал в ледяной плен, оказался затертым льдами и дрейфовал 45 суток. Ситуация была непростая: и горючее, и запасы еды подходили к концу, когда было принято решение на вертолетах вернуть людей на станцию. Так Долгин задержался в Антарктиде еще на полгода.

— Там еще холоднее, чем на Севере, — вспоминает Георгий Евгеньевич. — Зимой температура порой опускалась до минус 58 градусов, летом была примерно минус 6. А мы, представьте себе, умудрялись купаться в проруби и загорать. Шубу на себя накинешь и то живот солнцу подставишь, то спину. Домой в Беларусь приехали шоколадные.

Из Антарктиды в Беларусь привез Георгий Евгеньевич на память множество непокупных, природой созданных сувениров: осколки горных пород с багровыми вкраплениями граната, бивень моржа. А еще — кусочек окаменевшего дерева, возраст которого, вероятно, исчисляется миллионами лет.

Сегодня Долгин — начальник отдела гидрологии Могилевского облгидромета — изучает реки. Но по ночам ему по–прежнему снятся бескрайние белые просторы, суровая красота Антарктиды...

Фото автора и из архива Георгия ДОЛГИНА.