Персона. Танго длиною в жизнь

Источник материала:

Чтобы что-то полюбить, надо это знать или, по крайней мере, видеть. Так сказал Александр ГОРШКОВ о своей сегодняшней славе. Элегантного партнера Людмилы Пахомовой помнят люди постарше, заставшие эпоху черно-белого телевидения. Трансляции с чемпионатов мира и Европы по фигурному катанию были лучом света, пробивавшимся через бесконечные партийные заседания. Несмотря на блеклость изображения, выступления советской танцевальной пары являли собой зрелище, расцвеченное всеми цветами радуги. Одна из привилегий журналиста — иметь возможность, пусть и спустя годы, признаться в чувствах своему кумиру.

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”
Александр ГОРШКОВ. Родился 8.10.46 в Москве. Шестикратный чемпион мира и Европы по фигурному катанию. В 1976 году в Инсбруке вместе с Людмилой Пахомовой стал первым в истории олимпийским чемпионом в танцах на льду. Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, заслуженный работник физической культуры России.

— Александр Георгиевич, мне посчастливилось видеть вас в деле. Танго “Кумпарсита”, “Вальс Хачатуряна”, “Вдоль по Питерской” — настоящие шедевры. Чьи композиции вы поставили бы с ними в один ряд?
— Мне лестно слышать комплимент в свой адрес. На тот период, возможно, это так и было. Но жизнь не стоит на месте, фигурное катание движется вперед. Для каждого временного отрезка существуют свои эталоны, наиболее удачные постановки. Я, например, считаю, что танцы, которые после нас демонстрировали англичане Джейн Торвилл и Кристофер Дин, — это новая ступень в развитии вида спорта.

— Вы имеете в виду “Болеро” Равеля?
— Лично мне больше нравится их произвольный танец, когда они впервые завоевали звание чемпионов мира. Трудно сравнивать с ним сегодняшние программы: многое изменилось. Нельзя сказать, в лучшую или худшую сторону — просто фигурное катание стало другим. Во много раз возросла техническая сложность. Мнения специалистов и зрителей в этом вопросе расходятся. Кто-то считает, что потерялась сама основа, нет так называемого дуэтного танца, в меньшей степени происходит общение с партнером. В техническом комитете мы как раз думаем над тем, как вернуть утраченные позиции. Ищем какие-то рычаги, приемы, которые помогли бы фигуристам совместить совершенно иной уровень сложности с тем, что было в наше время. Собственно говоря, все, что делают спортсмены на льду, обусловлено правилами. Поэтому те правила, которые мы напишем, зададут направление развитию.

— В техкоме по танцам на льду международной федерации вы далеко не статист, а его глава. Тяжела ли шапка Мономаха?
— В федерации я, дай бог память, уже 23 года. Впервые был избран в технический комитет в 84-м, а с 98-го являюсь его председателем. Это общественная нагрузка — основная работа связана с руководством в Международном управлении Олимпийского комитета России. Однако она отнимает гораздо больше времени, нежели прямые обязанности. Для того чтобы сочетать два рода занятий, надо трудиться, по сути, без выходных. Основная работа до шести вечера, после чего приходится задерживаться еще на пару часов, чтобы все успеть. Семья обижается, но что тут поделаешь!

— Как оцениваете свою общественную работу? После чемпионата мира в Токио многие были убеждены, что российскую пару Домнина — Шабалин засудили, что критерии арбитража в этом виде фигурного катания по- прежнему размыты.
— Не могу согласиться с такими утверждениями. Новая система судейства подразумевает наличие так называемых предписанных элементов — поддержек, вращений, дорожек шагов, которые спортсмены обязаны включать в программы. Каждый из элементов имеет определенный уровень сложности. А техническая бригада, которая его определяет, чтобы не ошибиться, должна руководствоваться очень четкими инструкциями. Сейчас по сравнению с тем, что было раньше (я имею в виду старую систему судейства), критерии стали более объективны и конкретны. Тем не менее сложно в одночасье придумать что-то идеальное. Поэтому мы каждый год вносим коррективы. Одно дело теория, а другое — практика, которая является лучшей проверкой. И, конечно, могут возникать отдельные проблемы, требующие устранения.
Давать оценку того, насколько объективно судили на чемпионате мира в Токио, я не возьмусь: положение председателя технического комитета международной федерации не дает мне права на эмоции. Поэтому говорить об этом не стану. Другое дело, что новая система очень молода, применяется всего четыре сезона. Она в корне отличается от всего того, что было раньше. Учиться приходится не только спортсменам и тренерам, но и арбитрам. Этот процесс идет довольно успешно, и соревнования прошедшего сезона показали, что фигуристы и их наставники практически адаптировались к новым правилам. Что касается судей, то они тоже постоянно проходят обучение. Но, естественно, здесь возможны какие-то отклонения.

— На первенстве планеты россияне остались без единой медали. Надо ли бить в колокола?
— Причина неудачи всем понятна и связана со сменой поколений. В прошлом году был грандиозный успех — три золотые награды из четырех на Олимпиаде в Турине. В фигурном катании такое достижение не удавалось ни одной стране. Однако наши лидеры ушли, решили оставить большой спорт. Правда, кто-то еще думает: не вернуться ли? Во всяком случае, этот сезон прошел без них. Между чемпионами и тем поколением, которое пришло им на смену, оказался большой разрыв. И такой процесс наблюдается не только в России, это происходит в каждой стране. Вспомните, несколько лет назад основными претендентами на пьедестал были российские и американские фигуристы. А посмотрите, что произошло в этом году. Пусть наши приехали из Японии без единой медали, но и американцы с трудом добыли одну награду в танцах на льду. В каждой стране бывают периоды спада. Да, обидно, что такое случилось. Но тому тоже есть свое объяснение. Это и экономическое состояние России в период до середины девяностых (может, чуть больше) годов, когда закрывались школы фигурного катания, катки. Это и тот факт, что огромное количество тренеров уехало работать за границу. Причем покинули страну тренеры нижнего и среднего звена, готовившие резерв. Сейчас у нас есть много интересных спортсменов, в том числе танцевальных дуэтов. Поэтому, думаю, в ближайшее время положение исправится.

— Если вернуть тренеров на родину и создать виду спорта материальную подпитку, статус-кво восстановится?
— Все это замечательно. Но на чемпионате мира в Токио, по моим подсчетам, из двадцати четырех пар, участвовавших в финале произвольного танца, только семь тренируются не у российских наставников. Кроме того, если учесть, что из семи дуэтов у двух российский хореограф, это число еще сократится. Известные специалисты готовы работать с нашими соперниками — это объективная реальность. Возвращать их сюда? Насильно вернуться никого не заставишь. Создать условия лучше, чем за границей? Со временем, надеюсь, так и будет. Но в одночасье эту проблему не решить.

— Вот и Ирина Лобачева открыла “за кордоном”, у нас в Гомеле, свою школу. Все чаще раздаются голоса скептиков: можно ли в отдельно взятой стране вырастить классных фигуристов, тем более в таком субъективном виде, как танцы на льду?
— Для меня такая постановка вопроса кажется несколько странной. Везде с чего-то начиналось, в некоторых случаях даже с нуля. А в Беларуси есть определенные традиции в фигурном катании. В последние годы активизировалась работа по подготовке спортсменов в танцах на льду. Безусловно, большое значение имеет школа, прежде всего тренеры. Важно, чтобы был знающий, опытный наставник. Могу сказать, что Ирина Лобачева, на мой взгляд, тренер очень перспективный. Она относится к плеяде молодых, энергичных, знающих, творческих специалистов. Хотя работает Лобачева относительно недавно, у нее уже сейчас есть интересные пары. И, думаю, вы вправе надеяться на то, что вскоре появятся результаты.

— Вам по долгу службы приходится часто бывать в поездках. Много ли встречаете ваших фанатов среди любителей фигурного катания?
— Время бежит. Появляются новые имена, а тех людей, кто видел наши выступления, становится все меньше. Но должен сказать, что какое-то внимание моей скромной персоне еще уделяют — разумеется, это относится к людям определенного возраста. Некоторые из них при встрече высказывают свою признательность и даже благодарность за то, что мы делали. И это очень приятно. Среди молодежи моя популярность минимальна, хотя и такое случается.

— В прошлом году в подмосковном Одинцово был открыт памятник вам и Людмиле Пахомовой. Вы присутствовали на этом мероприятии. Передайте свои ощущения: каково лицезреть себя “забронзовевшим”?
— Очень необычно. Но это скорее не памятник, а скульптурная композиция. И посвящена она не Людмиле Пахомовой и Александру Горшкову, а тридцатилетию первой победы в танцах на льду на Олимпийских играх. На монументе мы изображены как спортсмены, добывшие историческую победу. Для меня это прежде всего дань памяти моей партнерше, признание ее заслуг.

— Вы не жалеете, что рано родились, что жили не в ту эпоху? Теперь у фигуристов хоть и не баснословные, но приличные гонорары. А у вас дома, говорят, всего лишь склад хрустальных ваз, доставшихся в качестве призов.
— Не могу сказать, что я сильно завидую теперешнему поколению. Да, все мы стремимся к лучшей жизни. И в наше время действительно полностью отсутствовала материальная составляющая большого спорта. Причем это было не только в Советском Союзе, но и на международном уровне. Вазочки вручались на чемпионатах Европы и мира, ни за какие высокие места премиальные не выплачивались. Но, с другой стороны, считаю, нам повезло, потому что мы были первыми. То же самое могу сказать о своих коллегах Людмиле Белоусовой и Олеге Протопопове, Ирине Родниной и Александре Зайцеве, пробивавших дорогу российскому фигурному катанию.

— Сейчас фигуристам стоит больших денег пошить костюм, пригласить хореографа, записать саундтрек. В какую сумму вам обходились чисто профессиональные вещи?
— В то время значительные расходы брало на себя государство в лице Госкомспорта или спортивного общества “Динамо”, за которое мы выступали. Конечно, нам тоже приходилось вкладывать во что-то деньги. Костюмов не хватало, и что-то мы шили за свой счет. Видеомагнитофонов тогда не было, я покупал кинокамеры, на которые мы снимали тренировочный процесс, а по выходным разбирали свои ошибки. Как только появился первый видеомагнитофон, я его, конечно же, приобрел. Насколько мне известно, сегодня Федерация фигурного катания России и Федеральное агентство по физической культуру и спорту во всех вопросах помогает спортсменам: и с пошивом костюмов, и с оплатой катков. В отличие от многих зарубежных фигуристов россиянам не надо платить зарплату тренерам и думать об аренде льда.

— В вашу бытность фигуристом соперничество в спорте не носило обостренный характер? Как складывались отношения с дуэтом Ирина Моисеева — Андрей Миненков?
— Никакой конкуренции не было и в помине. На серьезном уровне Моисеева — Миненков появились, когда наша карьера близилась к окончанию. Мы знали, что в ближайшие год-два будем уходить из большого спорта, и, наоборот, были рады тому, что есть кому передать эстафету. Вместе соревновались и видели, что нам на смену придет интересная, творческая пара, которая в тот период начала привносить что-то свое, новое. До них никто не использовал в качестве музыкального сопровождения цельных произведений, от начала до конца несущих в себе одну идею, единый замысел. В наше время все танцы имели несколько частей — быструю, медленную и так далее. А Ирина и Андрей были родоначальниками этого направления.

— Александр Георгиевич, если можно, такой деликатный вопрос: как сложилась ваша личная жизнь?
— После смерти Людмилы осталась небольшая семья — моя мама, мама Людмилы и наша дочь Юлия. Через некоторое время я встретил очень интересную женщину, Ирину, которая стала моей супругой. В следующем году уже будет двадцать лет, как мы вместе. Юля закончила школу дизайна одежды в Париже. Пока она не замужем, детей нет, и соответственно у меня нет внуков. А у сына жены двое детей, она бабушка, и я тоже в какой-то мере считаюсь дедом.

— Недавно вы отметили шестидесятилетний юбилей. Философские мысли не посещали: жизнь удалась или чего-то все-таки не сделали?
— Не открою большого секрета, если скажу: время летит чрезвычайно быстро. Чем дальше, тем быстрее. Погоду за окном не успеваешь замечать. Если в молодости можно было отличить зиму от весны, а лето от осени, то сейчас все меняется с калейдоскопической скоростью. Я как-то не задумывался всерьез о своем возрасте. Наверное, в душе мы остаемся такими, какими были в восемнадцать-двадцать лет. От жизни хотим того же самого. У нас те же мысли, те же чувства, те же желания. Но, к сожалению, с ними не всегда совпадают наши возможности. И вот это немного печально. А что касается сожаления о том, чего не сделал… Вы знаете, чтобы не было самоуспокоенности, надо критически относиться к самому себе. А вот философские рассуждения мне пока не свойственны. Наверное, они появятся позже.

— Судя по фотографиям в интернете, вам не дашь ваших лет. На льду еще можете что-нибудь продемонстрировать?
— Должен признаться, что до этой зимы я не надевал коньки, начиная с 92-го года. Тогда мы снимали учебный фильм в немецком Оберстдорфе, и пришлось показывать все свое умение. Но в нынешнем году девушка-тележурналистка уговорила меня выйти на лед, что я и сделал. Попытался вспомнить старое на Красной площади, когда там был залит каток. Двигательная память у человека остается на всю жизнь — то, что ты когда-то выучил, запоминается навсегда. Другое дело, что удаль уже совершенно не та. Однако кататься я, по крайней мере, не разучился.

— Имеются ли у вас особые воспоминания, связанные с Беларусью?
— Безусловно, они есть. Во времена Союза в Минске периодически проходили крупнейшие соревнования — чемпионат или Кубок страны. Помню радушие и гостеприимность белорусов, любителей фигурного катания. Всегда с большим удовольствием приезжаю в вашу страну. Бываю у вас каждое лето, правда, останавливаюсь ненадолго. Большинство людей стремятся провести свой отпуск (хотя у меня его практически не бывает) у моря, полежать на пляже. У нас с женой другие предпочтения — мы садимся в машину и едем путешествовать. Как правило, заезжаем к друзьям — их у меня везде очень много. И, естественно, путь лежит через Беларусь. По дороге останавливаемся у хороших знакомых.

— Будем рады видеть вас в Минске не только проездом.
— Считайте, приглашение принято.