Вечно молодая Вера

Источник материала:

Вечно молодая Вера

В феврале 1960 года Минский городской исполнительный комитет принял решение о переименовании улицы Зеленое кольцо в улицу Веры Хоружей

Наталия БЕЗВЕРШЕНКО

В окрестностях Витебска в сентябре 1942-го немецкий патруль остановил группу женщин. На требование предъявить аусвайс одна из них достала из сумочки документ. Анна Корнилова, как значилось в бумагах, спокойно следила за тем, как всматривается в них немец.
Ее настоящее имя - Вера Хоружая - было известно многим. Для подпольной работы в Витебске требовался другой документ. По просьбе женщины его сделали на фамилию мужа, которого она потеряла в начале войны. Бывший летчик, инструктор горкома партии Пинска Сергей Корнилов погиб при защите этого города 3 июля 1941-го. Так Вера в 38 лет стала вдовой с пятилетней дочуркой Аннушкой на руках. Хоружая ждала второго ребенка, и партизаны переправили ее в тыл. В октябре 1941 года в городе Скопине Рязанской области она родила сынишку. Малыша назвала Сережей - в память о погибшем муже. Фронт приближался, и семья Хоружей эвакуировалась дальше, в Пермскую область. Вера не могла сидеть дома и устроилась работать счетоводом в один из колхозов. Здесь, в тылу, она могла бы прожить до окончания войны и встретить Победу, а позже написать мемуары. А рассказать людям ей было о чем…
Вера Хоружая родилась 14 сентября 1903 года в Бобруйске. Ее юность прошла в небольшом полесском городе Мозыре. По окончании гимназии девушка работала сельской учительницей. А в 20 лет, став комсомолкой, в составе ЧОН сражалась с бандами Булак-Булаховича. В 1922 году Вера приехала в Минск, где поступила в советскую партийную школу, а позже, по ее окончании, стала работать в ЦК комсомола Белоруссии.
Энергичная, она бралась за любое дело. Возглавляла редакцию комсомольской газеты «Молодой пахарь», работала воспитателем в Доме юношества и Комсомольской коммуне. Статьи Веры с интересом читали парни и девушки в белорусских городах и весях. Однако в начале 1924 года ее публикации исчезли из газеты: говорили, что Хоружая уехала из Минска… Куда - для читателей было загадкой…
Все прояснилось спустя три года, когда в Бресте (тогда находившемся на польской территории) состоялся «процесс тридцати одного». Хоружую, арестованную за подпольную революционную деятельность в Западной Белоруссии, приговорили к шести годам заключения. Но польские власти на этом не остановились: позже в Белостоке был учинен еще один процесс - уже «ста тридцати трех». На нем Вере вынесли более суровый приговор - восемь лет каторжной тюрьмы. Так пытались избавиться от девушки, в первые же дни подпольной деятельности ставшей секретарем ЦК комсомола Западной Белоруссии.
Имя Веры Хоружей стало известно всей стране, ею гордилась молодежь. В 1930 году бесстрашную подпольщицу наградили орденом Трудового Красного Знамени - за выдающиеся заслуги в революционном движении в Западной Белоруссии. Об этом Вера узнала в тюрьме, выйти из которой ей удалось спустя два года. В сентябре 1932 года по договоренности между правительствами СССР и Польши был произведен обмен политическими заключенными. Среди счастливчиков, вырвавшихся из неволи, была и Вера. В общей сложности семь лет она провела в тюрьмах панской Польши - сначала в белостокской, а затем в центральной женской тюрьме «Фордон».
Хоружая приехала в Минск, где молодежь устроила ей восторженную встречу. Отважную подпольщицу вынесли из вагона на руках, в ее честь был устроен большой городской митинг.
В белорусской столице Вера сразу же включилась в работу - ее направили в редакцию подпольных изданий ЦК КПЗБ. Через некоторое время она уехала в Казахстан, где трудилась на Балхашстрое. А в 1939 году, когда была освобождена Западная Белоруссия, Хоружая вернулась на родину. Сначала работала в райкоме партии Телехан, затем - обкоме Пинска. В том же городе Вера познакомилась с будущим мужем - Сергеем Корниловым. Здесь молодую и счастливую семью застала война...
…Хоружая могла остаться в тылу, но поступила иначе. В марте 1942 года Вера, несмотря на уговоры родных, выехала в Москву. На попечение матери и сестры оставила маленького сына и пятилетнюю дочь. Жить молодой женщине оставалось всего несколько месяцев. Она хорошо знала, что в любой момент может погибнуть… Знала, на что шла...
В сентябре 1942-го во главе спецгруппы ее направили в тыл врага. Вера Хоружая, Софья Панкова и Евдокия Суранова пробрались в Витебск, чтобы там организовать подпольную работу. В незнакомом городе Вере очень пригодился накопленный опыт деятельности в подполье. Она налаживала связи, собирала разведывательные данные, передавала их партизанам, командованию Красной Армии. Хоружая успела проработать в витебском подполье всего пять недель. В ноябре гестаповцы на явочной квартире схватили патриотов. После зверских пыток гитлеровцы расстреляли Веру и ее боевых товарищей…
Подвиг мужественной женщины не был забыт. В мае 1960 года Вере Захаровне Хоружей присвоили звание Героя Советского Союза.

ПИСЬМО ВЕРЫ ХОРУЖЕЙ
ИЗ ВИТЕБСКОГО ПОДПОЛЬЯ 28 октября 1942 года
Только что кончилась воздушная тревога - налет советских самолетов. Не знаю еще, каковы результаты бомбардировки, но видно, как полыхают в трех местах пожары и беспрерывно рвутся снаряды: бомба попала в склад боеприпасов на аэродроме. Тревога началась в сумерках, в шесть часов, и кончилась только в девятом.
Друзья мои! Невозможно вам передать наши переживания в эти часы. Радость за то, что они прилетели, горячее пожелание им успеха, тревога за мирных жителей, бешеная злоба к зениткам, открывшим ураганный огонь, мучительное беспокойство за летчиков, за самолеты, желание прикрыть их, помочь бить прямо в цель - в проклятые гнезда, не промахнуться.
Мы стоим во дворе, напряженно всматриваемся в небо. Всем существом слушаем гул моторов. «Летите, летите, мои родненькие, бейте их, проклятых, бейте сотнями, - взволнованно мечтает соседка. - Дай Бог вам счастья, удачи. Поймали, миленькая! Поймали!» (На скрещивании нескольких лучей прожекторов ясно вырисовывается серебристая фигура самолета, нашего родного самолетика.) К нему со всех сторон мчатся струи светящихся пуль, вокруг него рвутся снаряды, а он летит себе ровно и как бы спокойно по полосе луча прожектора. «Поднимайся вверх скорее, скорее, - чуть не плачет женщина. - Золотце мое, соколик мой, ну поднимайся же, поднимайся же скорее! Господи, хоть ты подними его, скрой от глаз дьявольских!» Сердце бешено бьется, хочется подбежать к прожектору и трахнуть по нему - потушить его. «Ушел, ушел соколик наш, целый».
Мы облегченно вздыхаем. Чуть притихает гул стрельбы. В эту минуту с громким зловещим свистом проносятся бомбы. Оглушительный взрыв потрясает воздух. В домах сыплются стекла из окон. Второй, третий, пятый... «Спасибо, миленький, хорошенько их! Еще, еще! В фельдкомендатуру, в управу, на аэродром! Бей их сотнями, их самих, их машины, их орудия!» Я слушаю эту страстную молитву и знаю, что во многих дворах, так же как и в нашем, теснятся и волнуются эти чудесные советские люди, вынесшие бездну горя, страданий и оставшиеся верными своей Родине.
Взрывы следуют один за другим. В трех местах полыхает пламя. «Хоть бы это в фельдкомендатуру или какой их склад!..» Мне вспомнилось, что еще днем у колодца (у нас, как в деревне, у колодца все новости) пожилой мужчина авторитетно говорил, что сегодня ночью обязательно будет бомбежка, потому что уже два раза прилетали разведчики, все осмотрели и теперь будут бомбить. А женщина сообщила, что сегодня были сброшены листовки, в которых написано: «Дорогие мирные жители! Не обижайтесь на нас, но там, где расставлены немцы, мы будем бомбить». «Ну, конечно, - поддержали ее другие, - пока в город не понаехало столько войск, они не бомбили, а теперь не могут же они смотреть». Я не верю в то, что были такие листовки, но меня радует, что молва народная их придумывает, распространяет. Разрушен и сожжен штаб дивизии. На аэродроме сгорел склад снарядов и два самолета. Бомбы попали в офицерский дом, в офицерскую столовую, на полотно железной дороги возле Полоцкого виадука. В солдатском доме, фельдкомендатуре, ортскомендатуре вылетели стекла, но дома целы. Сегодня от бомбы загорелся склад горючего в Чепино...
Почему мало бьют аэродром? Теперь там постоянно 60-70 самолетов. Возле сгоревших домов лежат прикрытые соломой горки снарядов (несколько десятков). Надо скорее бомбить бомбохранилище (вместимостью до 700 бомб), потому что его хотят рассредоточить.
Вы, должно быть, ругаете меня за то, что до сих пор я еще не забрала и не использую мою группу, но это не по моей вине. С нашими документами нельзя ни прописаться, ни устроиться на работу. Можно только жить у очень хороших людей, готовых из-за тебя жертвовать жизнью и семьей. Сам тоже рискуешь каждую минуту провалиться не из-за дела, а из-за прописки и паспорта. Таково положение.
Группу сейчас сюда забрать нельзя. Нам здесь так жить тоже невозможно. Нужны настоящие документы. Принимаю меры. Не знаю, выйдет ли. Пока работаем вдвоем, медленно, осторожно создаем организацию из местных людей. Дело очень трудное, особенно вначале. Люди напуганы виселицами, не верят, что в городе можно что-либо сделать. Но первый десяток уже имеется. Теперь дело пойдет быстрее. Главное, устроиться нам самим. Хороших людей много. Правда, режим, обстановка дьявольски трудные, но мы их все-таки проведем. В общем, я полна самых лучших надежд, нисколько не боюсь, что меня повесят. Девчат моих еще надеюсь использовать.
Ну, вот пока все. Не ругайте меня за то, что письмо такое длинное и что в нем так много беллетристики. Сердечный привет вам, будьте здоровы и счастливы.
Вера.

Теги: Брест, Витебск