Глядя из Витебска. Жених и невесты

Источник материала:

В дружеских компаниях, под бокал красного вина академик Ландау частенько рассказывал свой любимый анекдот.
— Едут в купе старый и молодой евреи. Едут молча. Старый еврей думает: “Этот молодой человек небогат, иначе бы он ехал в первом классе. Он постелил на ночь постель, значит, едет до конца, в Бердичев. Судя по курточке, он студент. Значит, едет не по деловой необходимости, а с личными целями. Какие могут быть личные цели у молодого человека, кроме женитьбы? У нас в городе сейчас три невесты: Сара, но она невеста богатая, и ее за него не отдадут. Роза, но она бесприданница, и он на ней не женится. Значит, Соня”.

И старый еврей обращается к спутнику:
— Молодой человек, я хочу дать один очень полезный совет. Прежде чем жениться на Соне Рабинович...
— Откуда вы это узнали? — прошептал обезумевший юноша.
— Я просто немножко умею считать.
Под дружный хохот Ландау всегда добавлял:
— Теперь вы знаете, господа, что такое теоретическая физика.
Вряд ли этот анекдот знаком Штанге. Хотя...
Впрочем, суть в ином. Зачем грезить о неприступной Саре, когда пределом мечтаний могла быть только Соня? Проходящий поезд, явно и давно сбившийся с курса на Альпы, национальный вагон отнюдь не первого класса с родным постельным бельем, прохудившимся от бесконечных экспериментальных заплат. И в какую курточку ни облачай пассажира нашего, но юные худосочные плечики все равно выдадут. И никакими серенадами с фальшивыми нотами не соблазнишь предмет своих вожделений. Лучше Соня в руке (под рукой?), чем Сара в небе. Пожалуй, и последний вариант вполне имеет право на жизнь, однако полеты к облакам имеют-таки причинно- следственную связь с пролетами наших сирых клубиков за чертой национальной оседлости. Не так ли?
Жизнь национальной сборной в отдельно взятом отборочном цикле так коротка, что едва успеваешь ее окончательно испортить. Не успеешь оглянуться, как все радужное и прекрасное опять уже впереди. Вчера великое унижение от Великого Герцогства, а сегодня глоток свежего воздуха и слепая вера в нашу футбольную обитель, мол, ее нравственность все-таки не пребывает в состоянии Пизанской башни. После люксембургского фиаско естественные эмоции подсказывали: больному требуется уход врача, и чем быстрее и дальше уйдет заморский врач, тем лучше. “Умный человек не делает сам все ошибки — он дает шанс и другим”, — наставлял в таких случаях потомок действительно великих герцогов Мальборо по имени Уинстон Черчилль. Гомельская оплеуха подвигла упертого немца на возвращение части “блудных сыновей”. Не будь той зуботычины, то мы, возможно, продолжали бы гарцевать на “воронковом” жеребенке из третьеразрядной киевской конюшни и упражнялись бы в хоровом вокале. Благо стадному чувству у нас довольно пастбищ...
Объяснение своих ошибок почему-то начинают с описания несовершенства непредсказуемой Вселенной. Штанге со скрипом внял, что кашу из его якобы новаторского топора придется дольше расхлебывать. Беларусь — зона рискованного футбольного земледелия, где из спонтанно посаженной в глинозем оглобли в одночасье не вырастает оливковое древо. И разговаривать на языке секиры в далеко не райской роще — наивно и глупо. Кутузов, Булыга и Кульчий четко и внятно показали и доказали, что их уровень сегодня на три порядка выше доморощенных отроков. А теперь, друзья, на секунду облачимся в сюртук от господина Манилова и представим в Тиране вместо зашуганных Киренкина и Пласконного Штанюка и Гуренко. Сколько нервных клеток мы бы сэкономили? И какой шашлык по-албански мы бы тогда смаковали? Путь к тиранской виктории ведь лежит не через краткосрочный сбор в Руйте (его следы, безусловно, видны), а через рукопожатие с “сибирскими отказниками” и беседу с абонентом из Пизы. И пожалуйста — зажигательный фокстрот под дождем. Впечатляющая голевая балканская авоська лишь натолкнула на банальный вопрос: “Кто и что мешало сборной сыграть так прежде?” И еще. Неужели нам не по зубам было четвертое место? Только зубы-то — это весьма и весьма активная часть головы, которая у нас по традиции просыпается слишком поздно, а потом посыпается пеплом.
Наконец-то чувство привязанности к родной сборной не приходит вместе с веревкой. Кто-то посудачит, дескать, явление сверхпроходимости, столь модное в современной физике, было открыто простым русским старостой Иваном Сусаниным и продолжено албанскими корифеями. Возразим. Первопричиной той самой сверхпроходимости хозяйских редутов стала, безусловно, игра белорусов. Была в ней субботним вечером все-таки искра! То ли божья, то ли ленинская, почти подзабытая, — но была! Завтра попробуем через свое коленце поломать голландское поленце. Вот тогда и порассуждаем: возгорится ли из албанской искры пламя?
Наш футбол — барышня капризная, непредсказуемая. Легковозгарающаяся и быстровоспламеняющаяся. Увы, зачастую мгновенно потухающая. Интересно, какой совет нам дал бы старый еврей из любимого анекдота академика Ландау? Пробовать соблазнить богатую Сару или остановиться на приземленной Соне? Белорусский футбол, к сожалению, это далеко не теоретическая физика с ее постулатами.