Свой взгляд. Там, за туманами...

Источник материала:

Литератор Кукольник шел за гробом Крылова. К нему подошел прилично одетый господин.
— Позвольте узнать, кого хоронят?
— Министра народного просвещения, — отвечал Кукольник.
— Как?! Возможно ли? Разве граф Уваров скончался?
— Это не Уваров, а Иван Андреевич Крылов.
Господин посмотрел на Кукольника и заметил ему:
— Крылов был баснописец, а Уваров — министр.
— Это их просто смешивают: настоящим министром народного просвещения был Крылов, а Уваров проводил пустые собрания и писал басни в своих отчетах, — ответил Кукольник.

Все смешалось не только в доме Облонских. В нашей хижине кавардак еще тот. И попробуй-ка отдели зерна побед от плевел поражений. На одной чаше весов ржавая гиря с гравировкой Люксембурга, на другой — якобы полудрагоценный слиток со штампом “Made in Holland”. А может, в лечении гриппозного больного главное не температурная амплитуда, а конечный результат — выздоровление? И как воспринимать абсолютно закономерное и объективное наше четвертое место? В плане поставленной перед стартом предельно конкретной задачи — “неуд”. Ежели взглянуть с колокольни всего десятидневной давности, то впору нацарапать “уд”. Ведь верящих за два тура до финиша в прыжок нашей сборной с шестого на четвертое место — начистоту! — попросту не было. С позиций этой посылки вроде и есть повод для дружного бросания чепчиков в воздух. Уваровы сегодняшней мелочной эпохи плебейской близорукости непременно поставят “финишный спурт” в заслугу. Повержена неуступчивая Албания, стерта в пыль великая Голландия. Извините, любезные. Албанские мышцы мы увидели в румынском зеркале, а “летучие голландцы” совершенно предсказуемо предстали в образе летучих мышей из сказочной “Гильдии разгильдяев”. Вывод прост: одного соперника (Албанию) мы обогнали, когда он устало прилег, не добежав до финиша, второго (Голландию) мы перегнали за ленточкой, которую Марко ван Бастен и Ко пересекли намного раньше нас. Впрочем, сии доводы в горячей кузнице Штанге могут воспринимать с холодной флегматичностью, дескать, мотивация соперников вовсе не наша забота. На падающем флажке мы выжали максимум.
О максимуме Штанге поводов порассуждать впереди будет предостаточно. Апологетов и хулителей его эпатажных творческих изысков, естественно, хватает. За плотным туманом очередного невнятного отборочного цикла сборной вырисовывались крайне уязвимые защитные архаичные порядки. Назовите хоть одного железного кандидата оборонительного амплуа, которого открыл Штанге и за спиной которого мало-мальски спокойно чувствовал бы себя Жевнов? Пожалуйста, дерзайте: от Мозолевского до Киренкина. Этот процесс у вас, пожалуй, займет ровно столько времени, сколько отнял у Сизифа эксперимент по перекатыванию известного камня. А может, гораздо эффективнее использовать “директивно-рекомендательный” опыт, благодаря которому прибыло столь нужное и своевременное подкрепление из Сибири? Наш золотой фонд составляют молчание и понурое согласие с генеральной линией. Но ведь если бы мы все безропотно молчали в тряпочку, заметно-незаметные творцы ноябрьского рывка сборной нежились бы на острове Фиджи. Не согласны?
Сегодня-завтра прольется поток хвалебных рулад, и число бравурных панегириков явно затмит невеликую когорту сомневающихся в истинной силе белорусского футбола. Идеология голубой мечты сквозь розовые очки, конечно, облегчает жизнь (увы, как слабительное). Да и лес поднятых в экстазе умиления рук, как правило, оказывается без корней.
...И о прадедушке Крылове, которого как-то один из почитателей спросил, мол, почему он так мало пишет.
— Так и должно быть, — ответил баснописец. — Пусть лучше нарекают, что пишу мало, чем допустить, чтобы спрашивали, зачем вообще я пишу.
И впрямь. Пусть лучше нашу сборную нарекают, что выигрываем мало, чем допустить, чтобы спрашивали, зачем вообще на поле выходит.