Он знает космос в лицо

Источник материала:

К Ивану Якимовичу Миско, народному художнику Беларуси, я пришла по поводу роскошного события — ему, мастеру скульптурного дела, сегодня исполнилось 80 лет.

Заслуг и наград у Миско самых–самых предостаточно. Главное иное — на нашей земле стоят его знаменитые скульптуры. Потрясшая в свое время общественность композиция в честь матери–патриотки в Жодино, посвященная белоруске Анастасии Куприяновой, которая отправила на фронты Великой Отечественной своих пятерых сыновей и не дождалась их с войны... Тогда это произведение стало откровением, ведь о военном подвиге было принято говорить в скульптуре пафосно, через образы воинов, а белорусы сосредоточились на образе женщины, матери, на ее тихом подвиге терпения и прощения, но оттого не менее мощном в человеческом смысле. Тогда белорусские скульпторы — И.Миско, А.Заспицкий, Н.Рыженков, архитектор О.Трофимчук — стали лауреатами Государственной премии СССР. Или вспомним работу в минском парке им. Горького. Все столичные дети и внуки побывали у подножия любимого памятника Алексею Максимовичу, к которому тоже приложил свой талант Миско, работая в той же группе скульпторов.

Есть у художника и своя особая страсть. Это космос. Иван Якимович единственный скульптор в мире, кто, без преувеличения, знает космос в лицо — ему принадлежит около полусотни скульптурных портретов космонавтов интеркосмоса, композиций, барельефов. Именно поэтому покорители Вселенной назвали его космическим скульптором. В Звездном городке он почетный гость.

Наш разговор юбиляр начал сам:

— Я разработал проект памятника Михалу Казимиру Огиньскому, великому гетману княжества Литовского, ставшему инициатором и строителем знаменитого канала его имени. Но дальше дело не пошло. По сей день жду официального договора. А ведь памятник ох как нужен. Хотя бы для будущих туристов. Огиньский жил на Слонимщине, я тоже родом из этих мест, избран почетным гражданином Слонимщины. Поэтому нет ничего удивительного в том, что один слонимчанин хочет отдать дань другому...

— Иван Якимович, вот вы с ходу вышли на проблему монументального искусства в нашей стране. Как вы его оцениваете сегодня?

— Сейчас среди скульпторов идет борьба за каждые барельефчик, надгробие, мемориальную доску. Художников много... А где работа? Любимый ответ нам, скульпторам: «Все упирается в деньги». «А когда они были!» — восклицаю я, 80–летний, и предлагаю: обратимся к общественности. Ее ведь тоже надо воспитывать. Вот власти вычистили наши города, навели в них порядок. А что в ответ делает народ? Давайте у него и спросим: «Хотите в ваших городах увековечить в граните лучших людей Отечества?» Думаю, услышим согласие. Тогда Минкультуры могло бы, наверное, создать открытый народный счет. А наше дело — предлагать кандидатуры. На мой взгляд, необходимы памятники писателю Максиму Танку; звезде первой величины на небосводе истории Беларуси, тоже слонимчанину Льву Сапеге; витебчанину Казимиру Семеновичу; военному инженеру Циолковскому; Надежде Леже–Ходасевич — художнице и меценату, рожденной на Витебщине...

— Хорошая мысль. Но в ее продолжение такой вопрос: у нас существует именно национальная школа скульптуры?

— Пока да, но ее очень легко утерять. Я это наблюдал. В Москве во времена СССР работала Высшая художественная школа. И в ней учились представители всех социалистических государств. Выпустились ребята из вуза, разъехались по своим странам... Через лет 10 — 15 смотрим их альбомы — и что? Все одинаковые — что монгольский художник, что молдавский... А вот грузины непохожие на эстонцев — сохранились. В чем дело? Скульпторы должны постоянно держать руки в глине, как пианисты на клавишах, и, творя, слушать только себя. Я помню, как мой учитель Алексей Глебов подговаривал нас, студентов, шутя, конечно: заберитесь в мастерскую к гениальному Азгуру, и когда его не будет — заформуйте его наброски, чтобы понять технику работы. Однажды, спустя годы, маэстро согласился сделать портретный набросок с меня — это было незабываемо. Он стремительно подошел к заготовке, растопырил пальцы рук, большими впился в глину, где должны быть глаза, мизинцем одновременно обозначил подбородок и скулы. Потом, как коршун рвет курицу, он порвал глину. Это было потрясающе. Мастер выложился весь за первые минуты. Его мазки были точны и агрессивны. Потом пошел процесс уже не очень интересный, вернее, знакомый для меня — Азгур пощипывал, подправлял, выравнивал... Постоянная работа, мастерство, вдохновение — вот что надо художнику.

— Иван Якимович, вы часами работали и общались с космонавтами. Слушали, думали. Что для вас значит понятие «небо»?

— Великое притяжение. Мальчишкой мог часами, забравшись в стожок смотреть в него. С годами понял: оно рождает в человеке чувство тяги к возвышенному, познанию, «думанию». Мы с вами знаем двойственность человеческой натуры — мы и боги, и звери одновременно. Небо над нами, как постоянный зов к божественному.

— Время от времени возникают споры о том, нужно ли сносить памятник Ленину в исполнении Манизера, который стоит у Дома Правительства в Минске. Как вы относитесь к этому?

— Я недавно сопровождал группу уважаемых художников и скульпторов из Москвы и Санкт–Петербурга. Оказавшись возле памятника Владимиру Ильичу, настоящие профи в один голос выразили восхищение — такое поистине великое произведение искусства им видеть приходилось нечасто. Это во–первых. Во–вторых, добавлю от себя: давайте подождем и не будем вновь горячиться — время рассудит. Крушить — не строить.

— И последний вопрос, может, он и не очень корректен: что такое старость?

— Время мудрости и прощения. Время, когда работа особенно всласть. Время, когда близкие люди обретают смысл высшей награды и когда со всей философской глубиной ты наконец осознаешь, что жизнь — бесценнейший дар человеку.

Автор публикации: Ирина ГУРИНОВИЧ

Фото: Виталий ГИЛЬ