Белорусам необыкновенно повезло. 2 февраля легенда русского балета Фарух Рузиматов выступит на сцене Большого театра оперы и балета в Минске с единственным концертом. В рамках вечера «Торжество танца» звезда мирового балета исполнит несколько ярких номеров, каждый из которых можно назвать отдельным спектаклем. Номер «Болеро, или Тахар и свободные люди» на музыку Мориса Равеля станет апогеем вечера поэзии тела. Народный артист России редко дает интервью – разговорам с журналистами он предпочитает общение со зрителями на языке танца. Но для белорусской прессы Фарух сделал приятное исключение.
Мне тоже интересно, почему родители мне дали такое имя… Я не раз спрашивал у них об этом, но так и не получил внятного ответа. Значение имени Фарух совершенно не имеет отношения к моим личным характеристикам. Оно обозначает «смелый, мужественный». Я себя таким не считаю. По крайней мере, в том понимании, в каком я это себе представляю.
Для любого артиста самое важное – это педагог. Когда рядом есть наставник, мастер, учитель, идущий с тобой по жизни, тогда, когда ты работаешь, это много значит для любого артиста. Мне в этом плане повезло. Я работал с Геннадием Селюцким, который преподавал в Академии (Академии русского балета им. Вагановой – Naviny.by. ), а потом мы с ним работали в Мариинском театре.
На меня как на танцовщика повлияли Фернандо Бухонес и Антонио Гадес. Это люди, чьи имена, может быть, не на слуху в балетном мире. Что касается Гадеса, то он легендарный танцовщик фламенко, исполнитель роли хореографа в фильме «Кармен». По крайней мере, для меня он является одним из наиболее влиятельных танцоров прошлого столетия. Как и Бухонес, кстати. На мой взгляд, они неоправданно не раскручены в России как танцовщики.
Преподавание – это не мое. Я никогда не испытывал желания обучать кого-либо. Другое дело, когда в качестве разовой акции кто-то просит что-то рассказать, показать. Это возможно. Зачастую хороший танцовщик и хороший учитель не совпадают. Насколько я помню, те люди, которые были очень хорошими педагогами, никогда не были хорошими танцовщиками и наоборот. Безусловно, всегда есть исключения. Например, Галина Уланова. Но в большинстве случаев эти роли не уживаются в одном человеке. Мне кажется, дело в том, что состоявшиеся танцовщики пытаются передавать эмоции и чувства через себя, а в учительстве важно раскрыть индивидуальность того, с кем ты работаешь. Это разные вещи.
Модерн был, есть и будет. Это нормальное явление. Он всегда идет рядом с классикой, параллельно. Но есть произведения, которые выдерживают испытание временем, а есть те, которые становятся неинтересными. Вопрос о взаимодействии классики и новых направлений в хореографии – вечный. Он был актуальным и в начале прошлого века, когда Михаил Фокин создавал свою хореографию, на тот момент казавшуюся современной, совершенно не соединяющуюся с классикой. Тогда его хореографию многие не воспринимали. А сегодня хореография Фокина – это уже классика. Тоже самое было и в 30-х годах, и в 40-х… Если говорить о сегодняшнем дне, то исходя из моего небогатого опыта, та хореография, которую я видел, не выдерживала время. Это были разовые постановки. А классика — это тот багаж советского и постсоветского пространства, который у нас есть сегодня.
Не возьму на себя смелость назвать современника, хореография которого войдет в историю. Юрий Григорович – да. Балеты, которые он редактировал, это, безусловно, советская классика. Но после него, думаю, пространство свободно.
Всегда с вожделением смотрю на футбольное поле. Думаю, что большинство артистов балета в подростковом возрасте любили играть в футбол. Но всегда возникает вопрос травматизма. Один удар по ноге – и ты выбываешь из балета на долгий срок. Такой роскоши мы не можем себе позволить.
Вопрос про хобби ставит меня в тупик. Не буду оригинальным. Как сказал Борхес, что может быть лучше, чем сидеть в углу и читать книгу, когда тебе никто не мешает. А угол можно найти всегда. Вопрос пространства решается… Решается.
Страна, которая относится ко мне наиболее либерально и доброжелательно – это Япония. Я часто гастролировал там. Публика в Японии непростая. Считается, что японцы съедят все – это уже в прошлом. Сегодня эта страна принимает лучшие балеты, лучшие оперы… Они там востребованы. Но сегодняшних японцев уже не обманешь, как когда-то.
Страхи и фобии есть у всех, важно – борешься ты с ними или миришься. Все дело в средствах. Я нахожу пути, чтобы избавляться от страхов.
В Беларуси есть люди, с которыми меня связывают отношения, определенные обязательства. Но если бы мне не нравилась страна, я бы не приезжал сюда во второй, в третий раз. Публика в Беларуси достаточно благожелательная. Не такая холодная, как в Питере. Чтобы пробить публику в Петербурге, нужно включать какие-то сверхъестественные способности.
Если я смотрю спектакль, и мне что-то нравится, волей-неволей начитаю аплодировать. Меня накрывает какая-то энергетическая волна. Аплодировать ли во время представления, не дождавшись окончания – это вопрос эмоций. В филармонии, например, ты должен молчать и иногда это раздражает…
Мне NRM очень нравится. Я люблю разную музыку. Не может не нравиться музыка, в которой есть живая энергия. Согласитесь, было бы странно, если бы человек сказал: «Я слушаю только Моцарта». Это как есть икру черную каждый день. Невозможно все время слушать Моцарта. Он гениальный композитор, безусловно. Но слушать его постоянно – это значит бесконечно накрывать себя очень мощной энергетической волной. Этого невозможно вынести. Нужно разбавлять. Когда что-то затрагивает твое нутро, это работает. Если мне нравится – я слушаю. Может быть, это вопрос настроений, совпадений во времени…
Никакой диеты у артистов балета нет. Лучшая диета – это работа. Не верьте тем, кто будет рассказывать, что ест только овсянку на завтрак или же хлопья на ужин и больше ничего – это полная ерунда. Это просто невозможно.
Как отец я потерпел крах. Никогда не вмешивался в выбор профессии, интересов своих сыновей. Я не готов давать какие-то советы, брать на себя такую серьезную ответственность. Знаю одно: если человек решил служить балету, он должен очень осознанно делать этот шаг.
Записи своих выступлений не смотрю никогда. У меня слишком серьезные претензии к самому себе. Часто то, как человек представляет себя на сцене, и то, как он выглядит из зала или по телевизору – это разные вещи. Обычно это жуткое разочарование. Кто-то от себя балдеет, но нормальные люди находятся в страшном депресняке.
Я танцую не потому, что я это хорошо делаю, а потому, что все остальное я делаю плохо. Примерно такая моя философия. Как танцовщик я немногого стою. И мне всегда удивительны аплодисменты. Это не кокетство, нет. Для меня это – реалии жизни. Мне всегда был немного странен мой успех. Мне кажется, что чем выше поднимается настоящий мастер своего дела, тем ниже его самооценка. Если наоборот, то у людей наверняка какое-то отклонение.
Большое счастье – быть воспитанным на русской культуре, в которой так много гениев. И композиторы, и писатели, и художники… Нам очень повезло.