XIX век на скамье подсудимых. Как в Российской империи судили глухонемого за убийство. 21.by

XIX век на скамье подсудимых. Как в Российской империи судили глухонемого за убийство

04.09.2018 08:49 — Новости Культуры |  
Размер текста:
A
A
A

Источник материала:

Ружейный выстрел, раздавшийся в доме, оглушил находящихся в нем людей, напугал дворового пса, заставил взметнуться в серое зимнее небо стайку воробьев, сидевших на березе. Безучастным к выстрелу остался только сам стрелявший — помощник сторожа, охраняющего панский лес, 26-летний крепостной, глухой от рождения Максим Матвеевич. История, в которой будет рассказано о совершенном им убийстве, произошла в 1855 году недалеко от деревни Лозовая Буда Бобруйского уезда.


Одно из административных зданий старого Бобруйска. Фото: bobruisk.ru

Чего боялись наши предки, жившие 150−200 лет назад, о чем мечтали, какое поведение считали предосудительным, в чем видели удачу, кому завидовали и кому сочувствовали, на чем экономили, какие новости обсуждали за обеденным столом и что при этом ели? В научных трудах ответов на эти вопросы не дается. Мы решили поступить по-другому: наша главная героиня — повседневность, а главный герой — обычный, или безымянный человек. А помогут нам документы судебных дел, хранящиеся в Национальном историческом архиве Беларуси.

Истцы и ответчики, правые и виноватые тех давних судебных разбирательств давно обрели вечный покой, но их поступки и слова продолжают жить. Запечатленные густыми чернилами на плотной шероховатой бумаге, они рассказывают нам историю страны и ее граждан сквозь призму бытовых забот и людских страстей.

Названия населенных пунктов, состав преступления и приговор суда даются без изменений. Образное описание намерений, чувств и мыслей героев является художественной интерпретацией материалов судебного дела.

«Глаза Максима полыхнули яростью, он схватил лежавшее ружье и направил его на девушку»

Служащим Экономии имения Кочерицы (современный город Кировск Могилевской области), принадлежавшего помещице фон Гойер, пришлось поломать головы, прежде чем они смогли найти занятие для 13-летнего сироты Максима Матвеевича. «Крестьянским работам» глухонемой подросток так и не научился, слугой в панском доме его видеть не желали. Отправляя Максима к лесному сторожу Гавриле Яновичу, вершители его судьбы предполагали, что подросток сможет хотя бы колоть дрова и носить воду. Никто не ожидал, что глухонемому сироте понравится лес, что он изучит все его уголки, станет охотиться, и что к 20 годам из чернорабочего при лесной сторожке превратится в толкового и деятельного помощника лесного сторожа.

К февралю 1855 года Максиму Матвеевичу исполнилось 26 лет. Жил он в небольшой комнате, пристроенной к сторожке, столовался в семье своего коллеги и начальника Гаврилы Яновича, свободное время проводил с его домочадцами. Единственным увлечением семейства Яновичей, которое Максим не разделял, были визиты в ближайшую деревню Лозовая Буда. Что неудивительно: в деревне Максима дразнили, насмехаясь над его глухотой. Однако и за стенами сторожки не всегда удавалось спрятаться от людских издевок — гости из деревни навещали дом Гаврилы Яновича и его жены Кристины чаще, чем Максиму того хотелось.


Крестьянин в лесу. Работа Проскудина-Горского, пионера цветной фотографии. Фото: loc.gov

В полдень 27 февраля в дом лесного сторожа пришли три крестьянки из Лозовой Буды: юная Авдотья Александрович и две женщины пожилого возраста — сестры Гарпина и Марья Заяц. Кристина помогала женщинам кроить ткань на юбку, когда после утреннего обхода из леса домой вернулись Гаврила Янович и Максим. Гаврила намеревался о чем-то переговорить с женой, поэтому увел ее в другую комнату, предварительно сняв с плеча и положив на лавку ружье. Озябший Максим собирался залезть на печь. Но женщины настроились подшутить над глухим.

Одна из них подошла к нему со спины, хлопнула по правому плечу, словно бы окликнув Максима, но пока он поворачивал голову направо, успела перебежать к его левому плечу, и хлопнула по нему. «Увечный на слух» затоптался на месте, не понимая, кто и откуда его зовет, чего от него хотят. Но увидев лица женщин с прищуренными глазами и раскрытыми в смехе ртами, он сообразил, что над ним издеваются, состроил «страшную гримасу» и даже немного зарычал на крестьянок. Гарпина и Марья тут же замолчали и отошли в сторону, Авдотья продолжала смеяться. Махнув на обидчиц рукой, уставший и продрогший Максим повернулся к ним спиной и пошел к печи. Тогда Авдотья подбежала к нему, хлопнула одновременно по обоим плечам, добилась, чтобы Матвеевич обернулся, потом стала по-медвежьи топтаться на месте, хмурить брови и рычать — то есть «изображать глухонемого». Глаза Максима полыхнули яростью. Он шагнул к лавке, схватил лежавшее там ружье и направил его на девушку. Раздался выстрел.


Ружье двуствольное из каталога охотничьего оружия конца 19 века. Фото: comgun.ru

Свидетельницы впоследствии утверждали, что дуло ружья смотрело вниз, как если бы Максим Матвеевич собирался стрелять по ногам Авдотьи, однако за мгновение до выстрела девушка в страхе присела и прижала ладони к вискам. Ружейная пуля пробила ее правую ладонь и голову — Авдотья умерла на месте.

«Глухонемые от рождения наказаниям за свои проступки не подвергаются»

Допрашивать Максима Матвеевича пытались и пристав, и следователь, но оба быстро убедились, что преступник, «не понимающий по губам», не произносящий ни слова, не умеющий ни читать, ни писать, давать показания не сможет. Пришлось удовлетвориться показаниями свидетелей «смертоубийства» — сестер Заяц, перепуганных до обморока. В остальном расследование проводилось по установленным правилам. И поскольку Приложение к статье 1407 15-го тома «Свода законов» предписывало проводить обязательное медицинское освидетельствование «увечных преступников», то в первую очередь к Матвеевичу был направлен врач. Целью такого освидетельствования было установить, «не подвержен ли глухой преступник скудоумию» и, следовательно, может ли он отвечать за свои действия.


Знак или жетон лесного сторожа. Фото: belklad.by

Осматривал Максима инспектор Врачебной Управы доктор Дмитрий Спасевич. Он сразу пришел к выводу, что подследственный глух от рождения, и написал в своем отчете: «Матвеевич живет в вечной тишине и безмолвии, он предоставлен самому себе, а сам по себе человек не может приобрести понятие о добре и зле, пороке и добродетели». И хотя ум «несчастного преступника» показался Дмитрию Спасевичу достаточно «скорым», врач настаивал, что у Матвеевича в жизни была только одна возможность: «развивать плоть, но не дух, грубое начало, но не нравственность». А раз так, то судить Максима следует, «как если бы он был слабоумным или даже вовсе лишенным ума».

Разбирал дело Максима Матвеевича Бобруйский уездный суд. Мнение врача учли, и решение выносилось на основании статьи 104 Уложения, по которой «глухонемые от рождения, не получившие через воспитание и образование понятия об обязанностях и законе, наказаниям за свои проступки не подвергаются». Однако если «глухонемые совершают смертоубийство», то та же статья предписывала «содержать их в заключении под строгим надзором отдельно от других преступников» (не ссылать в Сибирь, не отправлять на каторжные работы, не заключать в тюрьму, как это практиковалось в отношении убийц без инвалидности). Максим Матвеевич, «раздраженный насмешками», застрелил девушку, значит, его следует отправить в Бобруйский гражданский острог.

Решение уездного суда было направлено на утверждение в Минскую уголовную палату. Палата приговор утвердила, и теперь полагалось объявить приговор Матвеевичу, объяснив, что он имеет право на апелляцию. Но как это было сделать? Придумали следующее: из Лозовой Буды и Кочериц за казенный счет в город привезли трех человек, которые «умели общаться с глухонемым» — уже известного нам лесного сторожа Гаврилу Яновича, а также знавших Максима с детства Косьму Гладкевича и Федора Дымка.


Почтово-телеграфная контора в Бобруйске. Фото: bobruisk.ru

Мужчины проговорили с Матвеевичем около часа и, видимо, смогли донести до него то, что ему следовало знать. Тем не менее, оспаривать решение суда Максим не стал и в положенное время был переведен в Бобруйский гражданский острог. Здесь он пробыл чуть менее года, потом заболел и умер в военном госпитале «от изнурительной лихорадки».

Экономия центрального имения помещицы фон Гойер затребовала имущество своего крепостного — его одежду, другие вещи. Но смотритель острога специальным рапортом уведомил Экономию, что никакого имущества заключенный при себе не имел и был похоронен в той одежде, которую носил.

Все публикации проекта «XIX век на скамье подсудимых»

 
 
Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:
На вашем ресурсе это будет выглядеть так
Ружейный выстрел, раздавшийся в доме, оглушил находящихся в нем людей, напугал дворового пса, заставил взметнуться в серое зимнее небо стайку воробьев, сидевших на...
 
 
 

РЕКЛАМА

Архив (Новости Культуры)

РЕКЛАМА


Яндекс.Метрика