Этично ли пользоваться данными научных экспериментов нацистов?

Источник материала:

От ракет-носителей программы НАСА «Аполлон» до новых лекарств от СПИДа, некоторые научные достижения достались человечеству весьма сомнительным способом. Следует ли нам смириться с этим? Или забыть? Или притвориться, что всё на благо человечества?

Пытаясь как-то привязать 50-ю годовщину высадки человека на Луне к местным реалиям, вашингтонская новостная радиостанция WTOP-FM опубликовала на своем сайте хвалебную биографию «блестящего», как написали журналисты, ученого-ракетчика Вернера фон Брауна, похороненного в соседней Александрии.

Статья, однако, вызвала возмущение и быстро была убрана с сайта. Причина? В ней не было упомянуто, что фон Браун в начале своей карьеры в Германии был нацистом.

В истории научного прогресса вообще довольно мало совершенно незапятнанного с точки зрения морали. Физика, биология, зоология, медицина, психология, наука о вакцинах, антропология, генетика, наука о правильном питании, инженерное дело — все эти отрасли полны открытий, сделанных в обстоятельствах, которые можно описать как неэтичные, а то и незаконные.

Как мы должны себя чувствовать по поводу использования знаний, полученных таким путем?

Участие фон Брауна в программе «Аполлон» не было каким-то особым случаем. Более 120 немецких ученых и инженеров работали вместе с ним на американцев, в том числе бывший офицер СС Курт Дебус (ставший директором Центра запусков НАСА) и Бернхард Тессманн (конструктор колоссального Здания вертикальной сборки, возведенного на космодроме, ныне известном как Космический центр имени Кеннеди).

Эти немецкие специалисты оказались среди 1600 ученых, завербованных для работы в США американской разведкой в ходе операции «Скрепка» в конце Второй мировой войны.

Их защитили от уголовного преследования, им обеспечили безопасный проезд в Соединенные Штаты и разрешили продолжать работу.

Союзники расхватали и другие нацистские изобретения. Такие нервно-паралитические газы, как табун и зарин, помогли разработать новые инсектициды, а заодно и оружие массового поражения. Различные антималярийные препараты, метадон и метамфетамины, а также медицинские исследования гипотермии, гипоксии, обезвоживания и так далее — всё это результаты экспериментов на людях в концлагерях.

ДСП, различные виды синтетического каучука и даже шипучий напиток «Фанта» были придуманы немцами во время правления нацистов.

Конечно, проще было бы думать, что произошедшее в конце Второй мировой — единственный и нехарактерный случай неэтичных исследований в истории науки. Но это далеко не так.

На протяжении 40 лет, начиная с 1932 г., исследователи Университета Таскиги (штат Алабама) следили за развитием сифилиса у сотен бедных чернокожих граждан, причем никому из них не рассказали о диагнозе, никого не пытались лечить — и это несмотря на то, что за это время антибиотик пенициллин, которым можно было вылечить болезнь, стал доступен.

В похожей истории участвовали американские врачи в 1940-х, когда умышленно заразили ничего не подозревающих пациентов передающимися половым путем инфекциями, чтобы изучать эти заболевания. Предчувствуя, какой протест это вызовет, если будет раскрыто, эксперименты они проводили в Гватемале.

С 1955-го по 1976-й сотни женщин с предраковыми повреждениями не получали никакого лечения, чтобы проверить, разовьется ли у них рак шейки матки.

Впоследствии это получило название «Неудачный эксперимент». Подробности стали известны только благодаря расследованию адвокатов двух женщин.

Вакцина от полиомиелита (как и многие другие прорывы в лечении болезней) была разработана благодаря наличию человеческих клеток, взятых у Генриэтты Лакс без ее ведома и согласия. И она не получила никакой компенсации за их последующее коммерческое использование.

Когда благодаря ничего не ведавшей об этом афроамериканке Лакс у ученых появилась первая в мире стабильная клеточная линия, имитирующая сущность человеческого организма, ее использовали для бессчетного количества исследований токсинов, вирусов, человеческого ДНК и в области создания лекарств.

В 1950-х Роберт Г. Хит первым применил вживленные в мозг электроды, чтобы, в частности, попытаться изменить сексуальную ориентацию (то есть «вылечить» от гомосексуальности, что сегодня выглядит дико). А ныне похожая технология используется для лечения эпилепсии, болезни Паркинсона, а также в нейронном кружеве Илона Маска.

Не будет слишком спорным сказать, что те эксперименты просто не должны были случиться. Но если они все-таки случились, что нам делать с результатами, которые они принесли?

«Интуиция нам подсказывает, что если информация получена неэтично и мы ее все равно используем, то мы становимся соучастниками того, что произошло в прошлом», — говорит Дом Уилкинсон, специалист по медицинской этике из Оксфордского университета. Это распространенное мнение — даже среди тех, кто пользуется результатами подобных исследований.

В 1984 году, в статье в журнале The Hastings Centre Report, освещающем вопросы биоэтики, Кристин Моу вспоминала разговор с Джоном Хейуордом, ведущим специалистом по гипотермии из Университета Виктория (Британская Колумбия, Канада), который использовал в своих исследованиях данные, полученные нацистами.

«Мне не хочется считать себя обязанным использовать эти данные, но других нет. И в мире, подчиняющемся законам этики, не будет, — сказал он. — Я, конечно, немного рационализирую, но не использовать эти данные было бы тоже плохо».

Однако случай Хейуорда был нестандартным.

«Думаю, важно отметить, что такие [неэтичные] изыскания очень редко обеспечивают важную, ключевую информацию в отдельности от других, — подчеркивает Уилкинсон. — По большей части научная информация похожа на часть большой головоломки, общей картины: она должна подходить, как кусочек пазла».

Вклад Вернера фон Брауна в космическую программу «Аполлон» можно назвать значительным. Но трудно точно сказать, смогли бы специалисты НАСА отправить людей на Луну без его помощи и без тех знаний, которые он получил, создавая нацистскую ракету Фау-2, первую в мире баллистическую ракету дальнего действия.

Между тем, результаты экспериментов Таскиги и «Неудачного эксперимента» радикально не изменили нашего понимания сифилиса и рака: собранные данные не настолько полезны, чтобы мы, победив брезгливость, попытались их использовать сегодня на практике.

Соблазнительно считать, что неэтичные медицинские исследования остались в прошлом, что союз медицины с аморальным поведением был лишь эпизодом, аномалией, случившейся в середине XX века, и чем дальше мы отдаляемся во времени от тех эпизодов, тем более научно бесполезными они становятся.

Но уж теперь-то, можем сказать мы себе, все наши исследования строго этичны. К сожалению, и это неправда.

Словно используя опыт печально известных исследований сифилиса в Гватемале, многие испытания лекарств ныне проводят в развивающихся странах — и, кажется, по тем же самым причинам: законы менее строгие, риск критики в прессе в случае неудачи куда меньше.

В докладе 2008 года, опубликованном Центром исследований деятельности транснациональных корпораций, оглашались подробности многих таких неэтичных испытаний, в том числе проведенных в Индии, Нигерии, России, Аргентине и Непале.

В докладе сообщалось о незарегистрированной смерти 14 женщин в Уганде во время испытаний препарата невирапин, применяющегося для лечения инфекции, вызванной вирусом ВИЧ-1, и для предотвращения передачи вируса от матери к ребёнку.

Сообщалось также, что восемь пациентов в Хайдарабаде (Индия) умерли во время испытаний стрептокиназы, препарата для тромболитической терапии. Никто из них не знал, что участвует в эксперименте.

Дурной пример

Желание извлечь пользу из данных, даже если они получены неэтичным путем, приносит свои проблемы — даже помимо того, что вы становитесь соучастником.

Какой сигнал вы посылаете своим современникам и исследователям будущего? Что лучше попросить прощения потом, чем с самого начала честно заручиться разрешением?

«В знаниях есть кое-что очень специфическое — они необратимы. Узнав что-то, вы не можете отыграть назад, „раззнать“, забыть», — отмечает Уилкинсон.

«Используя данные, полученные неэтично, мы как бы показываем: то исследование было вполне нормальным. И это подталкивает будущих исследователей к выводу: „история меня положительно оценит“. Мы не хотим этого. Мы не хотим рекламировать неэтичные исследования».

Уилкинсон обращает внимание на недавнюю историю с китайским ученым, объявившим в 2018 году, что создал первых в мире младенцев с отредактированным геномом. (Хэ Цзянькуй получил скандальную славу после того, как заявил, что ему удалось отредактировать геном младенцев и добиться рождения первых в мире генетически модифицированных детей. Генетические эксперименты над человеческими эмбрионами законодательно запрещены в большинстве стран мира, в том числе и в Китае.- Ред.)

«Это поразительный пример, — говорит Уилкинсон. — Похоже, его мотивировала именно жажда славы».

Как и в случае с другими людьми, которые идут на преступления, чтобы привлечь к себе внимание, подчеркивает Уилкинсон, мы не должны оправдывать их поведение или потворствовать их поступкам.

Но даже если мы отделяем поступки людей от научных результатов, которые они получили, осуждая первые, но пытаясь извлечь пользу из вторых, — все равно мы не выбрались из морального лабиринта.

Что происходит, если проблематичное исследование еще только предстоит осуществить? Как поступить и на что ориентироваться?

Таково, например, затруднительное положение, в котором оказалась шотландская система здравоохранения, в архиве которой — образцы крови трех миллионов шотландцев.

Эти образцы были собраны в ходе рутинных обследований, известных как «укол в пятку», производимых с каждым родившимся младенцем, чтобы проверить ряд генетических особенностей.

Однако проблема в том, что с 1965 по 2003 гг. разрешения у родителей на то, чтобы сохранить образцы крови в архиве, не спрашивали. То есть вся эта база данных, по сути, сомнительна с точки зрения ее законности.

Конечно, она представляет собой уникальный, бесценный источник для медицинских исследователей, открывая невиданные подробности генетики нации.

Но из-за проблематичной законности хранения таких данных без согласия людей сейчас на использование архива наложен мораторий.

«Такого типа ситуацию не так-то просто оценить как этичную или неэтичную. В ней заложены конкурирующие друг с другом этические соображения, и их надо учитывать», — говорит Энн Уилкинсон, координатор программ в «Совете Наффилда по биоэтике».

Использование этой базы данных может помочь и науке, и обществу, говорит она. «Однако это не умаляет серьезности опасений по поводу нарушения конфиденциальности и прав людей иметь свою точку зрения на то, как этими данными пользоваться», — добавляет Уилкинсон.

Органы здравоохранения Шотландии сейчас проводят консультации с исследователями, специалистами по этике, пациентами и просто гражданами по поводу того, что делать с этим архивом образцов крови.

Один из вариантов — позволить тем, кто против использования, изъять свои данные из любых исследований. Но учитывая то, что этих образцов три миллиона — задача явно не из легких.

Это в природе человека — попытаться извлечь хоть что-то хорошее из самой плохой ситуации. Даже в варшавском гетто, подчеркивает Моу, врачи-евреи вели в тайне от нацистов подробные записи о здоровье жителей гетто, и эти материалы удалось вывезти и потом опубликовать в виде эпохального исследования последствий недоедания.

Далее она пишет о нацистских экспериментах: «Решение об использовании таких данных не должно приниматься без сожаления, без признания непостижимого ужаса, породившего их. Мы не можем показывать ни малейшего одобрения тех методов. Но также, однако, мы не должны позволить негуманности экспериментов ослепить нас и не дать нам увидеть возможность извлечь из катастрофы хотя бы немного пользы».