Белорусские латыши

Источник материала: D-pils.lv

 Они не забыли язык, ведь учились они в национальных латышских школах.

Полтора века назад несколько семей из Курляндии и Латгалии купили земли на территории соседней Беларуси и основали латышские деревни. А свой язык помнят до сих пор!

Здесь отзываются на "лабдиен"

Внешне деревня Залесье Октябрьского района Гомельской области ничем не отличается от таких же небольших местных поселений. Но все же разницу можно заметить: одно из подворий находится в некотором отдалении, словно хутор. Хозяин его — потомок тех самых латышей, которые некогда приехали сюда как переселенцы. Нынешний владелец хутора уже давно перебрался жить в город, а на хутор приезжает только во время отпуска. Зато Лидия Карловна Михадюк, в девичестве Вейс, встретила нас на пороге.

— Лабдиен! — нисколько не смутившись, ответила она на наше приветствие на латышском языке. — Проходите, лудзу!

Родилась Лидия Карловна в соседней деревне Малын. Ее отец, Карлис Вейс, был председателем латышского колхоза "Сарканайс аратайс". Во время укрупнения населенных пунктов семья переехала в деревню Перекалье.

— Там была латышская школа, в ней я окончила три класса, а больше учиться не довелось. Всю жизнь работала — сначала в колхозе, потом в цеху по изготовлению сборно–щитовых домов. Располагался цех в неотапливаемом помещении, зимой гвозди и молоток примерзали к пальцам.

Про военные годы Лидия Карловна вспоминать не любит. Она была узницей фашистского детского концлагеря в Марьиной Горке. Там заболела тифом, что и спасло от гибели — отправили в лазарет, чтобы вылечить. Там и встретила советских солдат–освободителей.

— Хотя была совсем еще маленькой — всего 9 лет, даже в концлагере сумела сохранить фотографию родителей и папиного брата с женой, зашив ее в отвороте рубашки. Эту фотографию храню до сих пор. А маму, как узнала позже, немцы уничтожили вместе с другими соседями, когда проводили карательную операцию и сжигали целые деревни вместе с жителями. Погиб в бою и мой отец, которого в первые дни войны призвали на фронт.

Каратели и партизаны теперь — соседи

После войны семьи уцелевших жителей со всей округи свезли в деревню Залесье, а на месте сожженной деревни Перекалье установили памятник — в Беларуси уничтоженных деревень, повторивших судьбу Хатыни, много. Но деревня Перекалье особенная — в ней жили потомки тех переселенцев, дети и внуки которых, пройдя военное горнило, вернулись на прежнее место жительства. Правда, теперь они заселились чуть поодаль — в Залесье. Сегодня здесь живут еще 4 латышки: Елизавета Кристоферовна Сухаренко, Зента Карловна Лобах, Зинаида Карловна Ясинская и Елизавета Карловна Зоммерфельд.

С одной из них — Зентой Карловной, в девичестве Шталс, — мы и встретились. Она оказалась двоюродной сестрой Лидии Карловны, а как только мы ей представились, она стала так чисто говорить на латышском языке, что мы удивились: надо же, не забыла родную валоду!

— А как же мне ее забыть, ведь училась в латышской школе! Правда, окончила всего четыре класса, но и этого хватило, чтобы потом работать наборщицей в типографии. Вот у нас с Лидой спор недавно вышел: я говорю, что путра — это каша, а она утверждает, будто это суп. Вот вы из Латвии приехали — рассудите, кто прав?

За многие годы проживания в Беларуси бывшие латыши не только выходили замуж или женились на местных жителях, но и настолько вжились в белорусские условия, что и сами теперь называют себя белорусами.

— Так какие мы теперь латыши? — говорит с некоторой досадой Зента Карловна. — В паспортах мы записаны белорусами, мову тутэйшую ведаем, своей родни в Латвии не знаем. Мой прадед родом из Курземе был мурниеком, по–теперешнему — каменщиком, еще до войны строил тут недалеко спиртзавод. Как он уцелел в 1937 году, когда НКВД забирал всех латышей, не знаю. Наверное, уже старый был. А вот отца забрали. Так и не вернулся из Сибири. Тогда многих загребли с концами. С тех пор и колхоз латышский переименовали, и латышам перестали должности давать. Правда, после войны отношение переменилось. А что толку — нас уже почти не осталось. Зато помню, что наша родня по фамилии Шталс — из–под Елгавы. Может, кто откликнется?

Во время войны почти все латыши ушли в партизанские отряды. Правда, были и такие, что стали полицаями. А после того, как отбыли наказание в лагерях и вернулись домой, поселились в деревнях, которые не успели уничтожить вместе с жителями. И сейчас дети и внуки бывших партизан и полицаев живут рядом. Как говорят, кто старое помянет…

"Они большие националисты и религиозны"

Поселения латышей разбросаны по всей Белоруссии. В архиве Гомельского краеведческого музея удалось обнаружить документы, написанные в 1920–м секретарем Латышской секции Гомельского губкома РКП(б) Янисом Плакше, о жизни местной латышской диаспоры:

"В нашей губернии латыши сконцентрированы в двух уездах — Гомельском и Речицком. В деревне Ново–Радине Речицкого уезда латыши заселились в 1907 году. Они купили землю у местных крестьян, уехавших в Сибирь. Поэтому они живут не отдельно, а среди белорусских крестьян. Культурный уровень латышского населения, в смысле ведения хозяйства и грамотности, немного выше белорусского населения, в общественном же и политическом отношении они отстают от местного населения.

Латыши, как и белорусские крестьяне, занимаются исключительно сельским хозяйством. Природные условия данного района не особенно благоприятны: земля песчаная и болотистая. Хлебные злаки производятся следующие: рожь, ячмень, овес, просо и пшеница.

Общее количество латышского населения — около 200 человек, из них дошкольного возраста — 25 чел. Латышское население ходатайствует о переезде в поселок, чтобы перейти на многопольную систему обработки земель. Крупный рынок сбыта отсутствует, цены на сельскохозяйственные продукты низкие. Например, молочные продукты сбывать совершенно некуда. Очень низки цены на скот (хорошая корова ценится 20 руб.).

С апреля 1925 г. существует изба–читальня, причем материально ее поддерживают Речицкий уездный политпросвет и частично местный кооператив. При избе–читальне существует "Красный латышский уголок", в котором имеется до 100 книг разных брошюр. Выписываются латышские газеты: "Криевичес Циня" и "Земниекс". “Красным уголком” заведует беспартийный латыш–крестьянин, выбранный самим населением. При “уголке” проводятся коллективная читка книг, брошюр и газет, а также беседы. Заведующий “уголком” ведет кампанию за индивидуальную подписку на латышские газеты.

…Латышским населением был поднят летом прошлого года вопрос об открытии латышской национальной школы, и хотя школа с прошлого года включена в государственный бюджет, но так и не открыта за неимением школьного помещения и учителя–латыша. Сумеет ли школа приступить к занятиям в настоящем учебном году, трудно сказать.

Властвуют еще в деревне старые обычаи и предрассудки: верят в знахарство, колдовство, соблюдают религиозные праздники, главой семьи является отец, считают, что учиться нужно только мальчикам, а не девочкам, новый быт еще не проник в их среду.

Хотя живут латыши в деревне, многие из них предпочитают хуторскую систему. Латышские крестьяне сами обрабатывают свои хозяйства, без наемного труда, исключая некоторых, которые имеют наемных пастухов.

Что касается уровня грамотности, все они грамотны как по–латышски, так и по–русски. Интересуются научной литературой на своем языке, но латышской литературы почти не имеют, кроме мелких брошюр; эта литература не может обслужить латышских крестьян, которые требуют литературы по сельскому хозяйству.

…У них еще не изжиты старые обычаи. Они большие националисты и религиозны. Большая часть крестьян сама ведет борьбу с духовенством: через латышскую печать дали полный отпор латышскому пастору. За время работы Латсекции ни один пастор не переступил ногой территории латышей–крестьян.

Была проведена как демонстрация одна красная свадьба, где присутствовала масса и местных крестьян. Во время свадебного процесса один латышский старик–крестьянин произнес речь, что вполне хорошо проводить свадьбу и без пастора и что в их среде не нужен бог и его адвокаты, и в заключение призвал всех местных жителей в будущем последовать их примеру".

Одна судьба на всех

Латыши–переселенцы в то время выбирали чаще Гомельщину потому, что здесь цены на землю из–за ее невысокой плодородности были в 2–3 раза ниже, чем в Литве или иных прибалтийских губерниях. Первый караван на конных повозках, нагруженных домашним скарбом, был отмечен в 1872 году — 28 семей латышей из Латгалии и Курляндии направлялись в имение Наровль (ныне Наровля) владельца Артура Горватта. Среди переселенцев преобладали латышские фамилии: Бриге, Пике, Лугге, Бауман, Спалле, Доннберг, Розе, Каптейн, Лаубман, Гринфельд, Грассман, Страдзинг, Залайс, Розенфельд, Рейс, Сипол. Имена тоже были исключительно латышские: Карл, Кришьян, Эрнст, Фриц, Андрей, Ян, Фердинанд, Индрик, Вилле, Юрре, Лотта, Юле, Анлиза, Либе, Фридрика, Грета, Анне.

В середине 20–х годов 20 дворов латышей было в Дятловичской волости Гомельского уезда (Васильевские хутора). Около 50 дворов латышей имелось в деревне Ново–Радин Речицкого уезда. Прибыли они сюда из–под Наровли в 1907 г. — шло расселение. В 1927 г. здесь насчитывалось около 150 латышей.

Известны и топонимы латышского происхождения на белорусской территории: деревни под названием Латыши есть в Гомельском районе, Витебской, Гродненской областях.

За время существования латышской диаспоры в Беларуси, в которой сейчас насчитывается около двух тысяч латышей, никаких межнациональных конфликтов не было — они делили одну судьбу с местными жителями, а почти в каждом районе, где есть латышские поселения, созданы национально–культурные общества, которые стараются сохранить латышскую культуру.

Автор благодарит Айвара Бирулиса и Эдмунда Уженса за оказанное содействие в написании этого материала.

От редакции

А вы обратили внимание, насколько часто в словах и документах белорусских латышей встречается выражение "национальная школа"? "А как же мне забыть валоду, ведь училась в латышской школе!" — с гордостью говорят белорусские латышки. Это к вопросу о том, что если мы хотим сохранить свой язык, то в первую очередь должны сохранить свои школы. Вот такой вывод мы сделали из материала нашего корреспондента.