Профессор рассказал, как белорусы относятся к возможному использованию их органов после смерти

— С момента принятия Закона Республики Беларусь «О трансплантации органов и тканей человека» прошло пять лет. И мы поняли: в документ надо внести поправки в отношении живого донорства и международного сотрудничества. Законопроект принят в первом чтении депутатами Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь в октябре 2018 года. Предстоит еще второе чтение, после чего документ поступит на рассмотрение в Совет Республики. И если все пойдет как хочется — на подпись к Главе государства Александру Лукашенко.

Новая редакция закона предусматривает расширение круга живых доноров. Сейчас это близкие родственники первой линии: родители, дети, добавятся двоюродные братья, сестры. Общество созрело, и вероятность криминальных событий в области трансплантации существенно снижена.

Далее международное сотрудничество. Конкретно пока не обозначаем с кем, потому что сегодня наши западные соседи — страны Евросоюза — заинтересованы в нас и имеют очень хороший уровень развития трансплантологии, сопоставимый с нашим. Восточные друзья-партнеры (среди них Россия, Казахстан) отстают. Уровень донорства (трупного) в Беларуси — 23 на 1 млн населения, в России — 4 на 1 млн населения. Но в отдельных регионах — в Москве и Московской области, Санкт-Петербурге и Ленинградской области — высокий уровень развития трансплантологии. Мы их рассматриваем как партнеров.

Возможно, примем решение о сотрудничестве и с западными, и с восточными коллегами. Это обучение, унификация протоколов лечения и обмен органами на взаимовыгодной основе.

— Мы не будем поставлять органы, не получая ничего взамен. Только тогда, когда и нам будут помогать. В Европе существуют целые структуры, которые занимаются органами для пересадки. В современном мире обеспечить транспортировку органа из Чехии в Беларусь, из Беларуси в Польшу вполне нормальная история. Мы живем в таких реалиях, что можем использовать современные растворы и оборудование, которые позволяют удлинить срок консервации органов.

Мы способны, условно говоря, изъять печень, например, в США и трансплантировать ее в Беларуси. Теоретически это возможно. Практически, наверное, в этом нет большого смысла: сотрудничать надо не с теми, кто находится за десятки тысяч километров, а с ближайшими соседями.

— С точки зрения человека, которому орган пересаживается (реципиента), получение его от живого человека, конечно, лучше. Потому что этот орган качественнее и операция проводится планово. Есть все условия, чтобы подготовить донора и реципиента, обследовать их, предусмотреть все возможные риски и осложнения.

С другой стороны, когда выполняем операцию от живого донора, то подвергаем определенному риску абсолютно здорового человека. В отношении пересадки почки это очень низкий риск, примерно такой же, как погибнуть в ДТП (есть у всех нас). Но операция может пройти с осложнениями, и теоретически даже абсолютно здоровый человек, такое не исключено, умрет.

При трансплантации печени этот риск в пять раз выше. Во-первых, операция гораздо сложнее. Во-вторых, мы должны забрать у донора очень большую часть печени — до 70 %. Если больше — он умрет. А так есть шанс поправиться.

Выполняем операции по трансплантации печени от живого донора, в основном когда спасаем жизнь маленького ребенка. В этом случае у взрослого забираем 15 % печени.

Когда речь идет об использовании органов умершего человека, мы ничем не рискуем. Донор уже умер. Но качество его органа не такое хорошее.

— Не могу сказать, что мы полностью изменили сознание общества, но продвинулись вперед. С людьми надо работать: постоянно демонстрировать позитивные примеры, говорить о том, что каждый из нас в любой момент может оказаться человеком, которому нужно будет пересадить орган.

В США активно занимаются развитием трансплантологии 60 лет, в других странах — 40–50 лет, в Беларуси — 10 лет. Нам нужно еще вырастить то поколение, которое будет совершенно спокойно к этому относиться.

В то же время мы работаем в нормальном плановом режиме. Постепенно меняем законодательство: улучшаем и совершенствуем его. Активно развиваем трансплантологию. Если человек нуждается в пересадке органа, мы это сделаем. Количество трансплантаций в нашей стране составляет 52 операции на 1 млн населения. Это в 5 раз больше, чем в России, и больше, чем в Польше, Германии. То есть наши граждане имеют возможность получить этот высокотехнологичный вид лечения в большем проценте случаев, чем среднестатистический немец или поляк. И это наше важное достижение за столь короткое время. Но почивать на лаврах нельзя, надо двигаться вперед: вероятность получить трансплантацию в Беларуси у нашего человека меньше, чем у американца. Я считаю, что белорус ничем не хуже американца. И ему нужны равные условия. Поэтому мы и совершенствуем наше законодательство.

— Спокойно бы на это пошел.

— Все люди к смерти относятся абсолютно одинаково: ничего страшнее нет.

Врач может привыкнуть ко многим вещам. Но он никогда не должен привыкнуть к смерти своих пациентов. Если ему все равно, что у него умирают пациенты, как врач он перестает существовать. И трансплантолог в этом плане не отличается от другого врача.

Прерогативой при любых обстоятельствах должно быть одно — спасти жизнь пациента. И если эту жизнь ему не удается спасти, он не должен относиться к этому спокойно. Он не должен переступить через это. Плюнуть и не обратить внимания.

— Врач не должен впадать в депрессию, загоняться и только этим жить. Надо идти дальше, анализировать свои ошибки, думать о других пациентах и делать все, чтобы их спасти. Врач должен быть немного циником, немного философом. Иначе не выжить.