Виктор Бабарико: В Беларуси нет ни одной сферы, кроме IT, где государству нужны умные люди

Чем оборачивается желание страны сохранить то, что было. Почему можно не любить школьный предмет «черчение», но нельзя вычеркнуть его из программы. И, наконец, о банковских продуктах будущего в интервью Office Life рассказал председатель правления ОАО «Белгазпромбанк» Виктор Бабарико. 

— Предлагаю для начала определиться с терминами: когда говорят об образовании, нередко подразумевают разные вещи. Мне нравится определение из «Википедии», где говорится о том, что образование — это процесс формирования трех вещей: ума, характера и физических способностей человека. Упрощенно можно сказать, что ум — инструмент, с помощью которого человек получает знания: набор фактов, дат, цифр и всего остального. Характер — это нравственные ориентиры и умение пользоваться знаниями. А физические способности позволяют как можно дольше жить и приносить пользу.

Кому нужно, чтобы человек развивал ум, характер и физические способности? Очевидный ответ: это в первую очередь нужно самому человеку и его семье. Но если представить, например, что он родился где-то вне человеческого общества, — каким образом его знания и характер могут формироваться? Человек — существо социальное. Внешняя среда предъявляет ему спрос, а значит, она готова помогать ему: учить, тренировать и вырабатывать тот характер, который ей нужен. Если ты откликаешься на запрос общества, получаешь необходимое ему образование, оно должно подавать знак, что ты молодец и двигаешься в правильном направлении. Самым очевидным способом сделать это, то есть подать знак, является материальное вознаграждение. Если специалист нужен, но общество не готово ему платить, — это выглядит немного странновато.

Получается, что учить наших детей и внуков будут люди, не умеющие сами учиться. И самое страшное, не любящие это делать. Ничего не знаю, но готов быть учителем.

— Если исходить из того, что о сбалансированности системы говорят спокойствие и отсутствие вспышек недовольства, то в Беларуси сегодня в этом смысле все хорошо. Говорят, что у учителей, у медицинского персонала низкие зарплаты. Но люди продолжают поступать в вузы и получать педагогическое и медицинское образование. Со своей стороны государство сильно снижает критерий в отношении таких специалистов. Я недавно узнал, что учитель, работая на две ставки, может получать 850 рублей. То есть зарплата на ставку составляет около 400 руб­лей, и именно в такую сумму общество оценивает свой запрос на учителя. В этой ситуации человек решает: я буду учить детей, а сколько я буду получать за это — неважно. 

Главное, что учиться не надо, даже экзамены сдавать. Я слышал, чтобы поступить на педагогическую специальность, надо было набрать 15 баллов из 100, а сейчас в педучилище зачисляют просто при наличии аттестата. Может, это неправда — замечательно. Но если это так или приблизительно так, то получается, что учить наших детей и внуков будут люди, не умеющие сами учиться. И самое страшное, не любящие это делать. Ничего не знаю, но готов быть учителем.

Сегодня от 70 до 80% экономической жизни в стране формирует государство, и оно же в основном предъявляет спрос на специалистов. Наберите в поисковике «топ-10 профессий в Беларуси» — спортсмены, пилоты, IT-сфера, нефтегазовый сектор, финансовые услуги. Из этого набора только IT-сфера создает негосударственный спрос (программисты в госсекторе не столь высокооплачиваемы). А с частным финансовым капиталом государство ведет «войну на уничтожение», ну в крайнем случае явно не на поощрение. Я имею в виду борьбу с высокими зарплатами в финансовом секторе и пресловутым коэффициентом 1 к 8 вознаграждения руководителя и средней зарплаты, который применяется на предприятиях частной формы собственности.

Спрос на умных людей на локальном рынке очень ограничен.

Недавно прочитал, что из школ убирают черчение. Я сам в школе не любил черчение, для меня это было сложно. Но если спросить, был ли мне нужен этот предмет, — конечно, да. Я хоть понимаю, как выглядит плоскостное изображение болта, а нынешние дети не будут этого понимать. Не будут тренировать мозг, чтобы представить проекцию объемной фигуры на плоскости. Получается, что Беларуси не нужно такое умение абстрактного мышления.

— А разве есть хоть один признак того, что Беларусь готовится стать лидером? Кто-то заявлял об этом? Я не слышал ни разу, что мы хотим стать лидером. Правда, не слышал и обратного — что мы хотим стать лузером. Вроде бы звучало, что мы хотим стать какими-то молодцами. Но где действия? Мы открываем вузы, и срок обучения там — три года. То есть мы вроде бы заявляем, что хотим быть умными, но учить специалистов пять лет не будем. 

Мы отменяем черчение, не будем изу­чать червей, а будем заниматься трудом и физкультурой. Я понимаю, что труд и физкультура влияют на физическое состояние, но пока не придумал, как они влияют на ум. Наверное, наверху есть понимание, как из труда и физкультуры рождаются умные и высоконравственные дети. У меня нет, поэтому я и пессимист такой.

Как страна мы хотим сохранить то, что у нас было, и вот об этом мы говорим. А сохранять — это не развиваться. Сохранять — значит постоянно понижать уровень запроса, в то время как весь мир его повышает и расширяет.

— Системный запрос от бизнеса был в 1990-х. Мы наблюдали всплеск интереса к экономическим и юридическим профессиям. Все хотели быть экономистами или бухгалтерами. Вузы стали готовить людей, бизнес генерировал стабильный спрос на экономистов и юристов, подкрепляя его высокими зарплатами. Со временем спрос удовлетворился, бизнес растет мало, и сегодня профессии экономиста, юриста, бухгалтера потеряли популярность.

Сейчас частный бизнес предъявляет спрос на айтишников. Предложение специалистов на рынке не удовлетворяет спрос, зарплаты в этой сфере выше, чем в других профессиях. Какое учебное заведение ни возьми, везде готовят айтишников.

 Сегодня айтишников в Беларуси более 50 тысяч. А кто знает, сколько их нужно? Я нигде не слышал. Мы можем снова оказаться в положении того генерала, который готовится к прошлой войне.

 Когда мы через пять лет выпустим первых 300 тысяч айтишнков, что они будут делать? Вдруг нам надо только 100 тысяч? И что будут делать еще 200 тысяч, наученных за пять лет? Понятно, что будут снижаться цены на их услуги. Впрочем, это хорошо и правильно, через это все отрасли проходят.

Другие отрасли не предъявляют требований к образованию в таком объеме, как IT. Ситуация была бы иной, если бы в экономике было 80% частного бизнеса и 20% государства. У бизнеса есть цель зарабатывать, поэтому ему нужны умные люди. Государству зарабатывать не нужно, ему нужны послушные люди, и оно их получает.

— А что, мы оттуда когда-то выползали? Для нас лучшей эпохой было время распада СССР. Из 15 бывших союзных рес­публик мы были в самом завидном положении. Я тогда стоял у истоков Белорусского агентства содействия привлечению иностранных инвестиций. Когда мы приезжали на конференции, все выходцы из других стран бывшего Советского Союза нам завидовали. У нас 80% промышленности было ориентировано на конечный продукт. 

По знаниям и образованию в СССР Беларусь была сильнее всех, и это нам позволило долго двигаться по инерции. Распад Союза и короткая история торжества частной собственности — это была эпоха, которая формировала спрос на умных, а потом все закончилось. 

Но такое положение устраивает большинство. Потому что как конкурировать с врачом, который заплатил бешеные деньги за свое образование, имеет новейшее оборудование и компетенции и потому его операция тоже стоит бешеных денег? Мы не можем, у нас бесплатная медицина. 

Я не против, но чтобы построить социализм, нужно быть богаче, чем при капитализме. Посмотрите на Европейские игры и на данные по ВВП на душу населения. Мы пытаемся позволить себе такие вещи, которые может позволить себе только очень богатая страна. У меня когнитивный диссонанс между желаниями и возможностями.

— С моей точки зрения — замечательно. С одной стороны, есть искренняя удовлетворенность, которую испытывает большинство белорусов. С другой — некоторое количество маргиналов, которые говорят: я не удовлетворен. Но для них сегодня, помимо локального спроса на образование, есть еще и глобальный спрос, который за последнее время колоссально увеличился. В отличие от старых времен, такие люди имеют возможность повысить уровень своих компетенций до глобального запроса.

Спрос на умных в мировом масштабе сегодня потрясающий. Те умения, которые нужны сейчас, абсолютно новые и очень интересные. Эпоха кейсовых пакетов прошла. Раньше учили кейсовому методу: делай так, потому что до тебя кто-то уже так делал. Если я изучил 20 кейсов, то я с высокой степенью вероятности знаю, как выходить из кризисных ситуаций. А сейчас этого нет. Вызовы такие, что нужны умные люди, которые умеют писать новые кейсы. Спрос на них просто колоссальный, но не в Беларуси.

Это трагедия, но факт: люди уезжают из страны. Строители работают в соседних государствах, все больше студентов учатся не в белорусских университетах. Парадоксально, но в результате получается идеальная система: все довольны — и те, кого все устраивает, и те, кто готов откликнуться на глобальный запрос.

В Беларуси спрос на здоровых, послушных исполнителей с комплексом выученной беспомощности, в большей части мира — на здоровых, умных создателей с высокой готовностью к самореализации. Хорошо, что мы совпадаем с общемировым запросом хотя бы в одном пункте: здоровье.