Почему комики идут в политику — а люди их выбирают

Источник материала:

фото: esquire.ru

Как политика превратилась в стендап-комедию, а мы все — в персонажей глобального ситкома

В лидеры нового мира выбиваются люди, которых раньше никто не воспринимал всерьез, — профессиональные комики, юмористы, стендаперы. Это тренд последнего времени. Кавээнщик Владимир Зеленский стал президентом Украины, комик Марьян Сарек — президентом Словении. Комедийный актер Джимми Моралес — президент Гватемалы. Британский стендапер Эдди Иззард может стать мэром Лондона, а бывший капитан сборной РУДН Сангаджи Тарбаев — членом Совета Федерации от Калмыкии. Те, кого еще пять лет назад назвали бы «политическими комикадзе», теперь не просто выигрывают выборы, а вовсю меняют правила игры — словно черные лебеди… простите, джокеры, выскакивающие из рукава шулера.

Политика давно превратилась в пародию, поэтому логично, что настоящие профессионалы жанра решили наконец взять реванш, ведь выглядеть смешно и молоть всякую чушь у них получается гораздо лучше, чем у официального истеблишмента. И вообще современная политика уже давно живет по законам юмористического жанра: то Милонов что-нибудь смешное придумает, то Дума выступит с очередной абсурдной инициативой. А в международных отношениях мы давно руководствуемся внешнеполитической доктриной Михаила Задорнова (ну там, где «наши люди» противостоят «тупым америкосам»).

Но одно дело смеяться над комичностью политиков, совсем другое — выбирать президентов-комиков. В сознании избирателя явно что-то надломилось. В профессиональных комедиантах он видит то, что в последние годы ушло из политики напрочь: он видит в них себя. «В чем сила, брат?» — «Сила — в правде». А правда всегда на стороне слабых.

Это смешно, потому что это правда. А не смешно, потому что ложь. Фейк. Вымысел. Постановка. В юморе заложен огромный протестный заряд — недовольства статус-кво и истеблишментом. Настоящий комик всегда аутсайдер, человек стоящий вне системы и уж точно не являющийся ее бенефициаром, что роднит его практически с каждым из нас. Юмор — это протест слабых, а шутки, точнее, попытка отшутиться — форма сопротивления.

Есть еще такой момент. Если в двадцатом веке было важно управлять сознанием, то в двадцать первом — настроением масс. А настроение у масс нынче переменчивое, поэтому лучше всего воспринимаются те, кто умеет создать что-то хорошее. Стеб, ирония, сарказм — это то, что отделяет новое «цифровое» поколение потенциальных избирателей от старого «аналогового», от тех, кто склонен воспринимать все серьезно. Известное правило современного маркетинга — если хочешь продать что-то потребителю, нужно продавать это через юмор. Оказалось, что в эпоху мемов, вайнов и сетевого троллинга можно даже продать борьбу за власть.

Между юмором и политикой на самом деле больше общего, чем кажется на первый взгляд. И юморист, и политик работают в общем-то с одной и той же проблематикой — язвами общества. Вся разница лишь в точности и остроте формулировок. И преимущество теперь, очевидно, на стороне комиков. Когда, отвечая на вопрос, зачем Порошенко идет на второй срок, Зеленский ответил: «Чтобы избежать первого срока в тюрьме», стало понятно, кто победит. Ну и еще юморист, в отличие от политика, легко признается, что ничего не смыслит в политике. А если и тот, и другой ничего не смыслят, то по большому счету какая разница?

Итак, трушность, популизм, пафос антиистеблишмента… Но, наверное, главная причина восстания джокеров не в этом. В какой-то момент мы обнаружили себя персонажами глобального ситкома. Если раньше любая смерть, террористический акт или война рассматривались в категориях трагедии — «стоит ли всемирное счастье селезенки ребенка?», то сегодня трагическое ощущение истории исчезло, уступив место циничному хохоту как невротической реакции на происходящее. Мы больше не видим трагедии в трагедии, а в каждой ужасающей новости находим лишь новый повод для черного юмора. С помощью смеха мы дистанцируемся от серьезности происходящего, потому что понимаем, что не в силах ничего изменить. Но в глубине души теплится надежда, что в один день откроется дверь и мы услышим:

«Я пришел дать вам Волю!» И появится он, Павел Алексеевич, и смех и радость принесет он людям. 

Сергей Евдокимов, Esquire