70 лет - освободительной агрессии

Источник материала:

Версия об "освободительном походе" Красной Армии в сентябре 1939-го, об историческом воссоединении белорусского народа в результате справедливой и "миролюбивой" политики Советского Союза до сих пор остается официальной и неоспоримой в Беларуси. Так эту тему преподают в школах и вузах, так ее преподносят ученые-исследователи Академии наук.

Национальный архив Беларуси 15 сентября презентовал изданный к 70-летию воссоединения Западной Беларуси с БССР сборник материалов и документов "Ты з Заходняй, я з Усходняй нашай Беларусі… Верасень 1939-1956 гг.".
 
По словам заведующего отделом публикации документов НАРБ, кандидата исторических наук Виталия Скалабана участие в создании сборника принимали не только белорусские архивисты и сотрудники Института истории Национальной академии наук, но и их коллеги из Государственного архива России и Российского государственного архива социально-политической истории. Данный коллектив отобрал в книгу, посвященную событиям сентября 1939-1941 годов, 120 документов: законы СССР и БССР, декларации Народного собрания Западной Беларуси, документы командования Белорусского фронта (сентябрь 1939 года). Кроме текстов исторических документов, в книгу вошли редкие фотографии, факсимильные копии материалов из московских архивов, в том числе автографы Сталина, Молотова, Ворошилова, Пономаренко, Хрущева и др.
 
Если в числе отобранных составителями автографов Сталина имеется факсимиле "Утверждаю", оно вполне могло бы украсить титул данного сборника. За соответствие духу и требованиям сталинского времени.
 
Мифы и версии
 
Нет уже Советского Союза, "славным прошлым" которого мы были обязаны гордиться. Никто и ничто не угрожает территориальной целостности суверенной Республики Беларусь, пусть и сложилась она в результате неоднозначных исторических событий. Что мешает сегодня рассказать белорусам правду, показать, наконец, что, кроме "сталинской", была и реальная история?
 
Значительная часть населения Беларуси, к сожалению, не знает новейшей истории своей страны. Старшему поколению навязали составленные идеологами мифы, закрыв доступ к похороненным в секретных архивах первоисточникам, молодое поколение, имея доступ к более объективной информации, лениво довольствуется одобренным уже новыми идеологами субпродуктом.
 
А одобряется сегодня если не отрицание, то замалчивание того факта, что "освобождение и воссоединение" Западной Беларуси состоялось в точном соответствии с секретным протоколом к германо-советскому Пакту, подписанному Молотовым и Риббентропом. И Советский Союз, таким образом, вступил во Вторую мировую войну 17 сентября 1939 года, в день перехода частями Красной армии советско-польской границы.
 
Между тем исторические заблуждения - даже искренние - вовсе не безобидны. Купированная, переписанная история-мутант воссоздает граждан-мутантов, лишенных нормальной национальной самоидентификации, которыми проще управлять и манипулировать. История-суррогат, в которой "неудобные" факты замалчиваются или подменяются мифами, служит удобным базисом для суррогатной политики - тупиковой для собственной страны и небезопасной для стран-соседей.
 
Как начинался освободительный поход
 
В ночь на 17 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин вручил польскому послу в Москве В. Гржибовскому ноту советского правительства.
 
"События, вызванные польско-германской войной, показали внутреннюю несостоятельность и явную недееспособность польского государства. Все это произошло за самый короткий срок... Население Польши брошено на произвол судьбы. Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. В силу такого рода положения заключенные между Советским Союзом и Польшей договоры прекратили свое действие... Польша стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Советское правительство в силу указанных обстоятельств не может больше нейтрально относиться к создавшемуся положению".
 
Так польскому или белорусскому населению, брошенному "на произвол судьбы", собирался помочь Сталин?
 
В 5 часов 40 минут утра 17 сентября 1939 года (это было воскресенье, как и 22 июня 1941 года) войска Белорусского и Украинского фронтов перешли границу, установленную в 1921 году по Рижскому договору. Рассеянная после 1 сентября немецкими войсками Польская армия, оказывала лишь эпизодическое сопротивление. Да и о каком сопротивлении могла идти речь, если в составе двух советских фронтов только танков числилось более 4500! В плен было взято более 60 тысяч солдат и офицеров. Солдат через некоторое время отпускали по домам, офицеров интернировали в специальные лагеря. Через год большую их часть уничтожат в Катынском лесу (очень похоже поведут себя и немцы по отношению к советским военнопленным летом 1941 года: солдат - отпускали по обращению родственников, офицеров - расстреливали или заключали в лагеря).
 
Немецкий Вермахт, преследуя польскую армию, захватил Белосток и Брест-Литовский, которые по договоренности между Гитлером и Сталиным должны были отойти к СССР. Немцы без разговоров передали союзникам эти города, а в Бресте 22 сентября в честь успешного окончания кампании прошел германо-советский военный парад. Кстати, вынужденно упоминая в последнее время этот факт, официальные белорусские историки забывают пояснить, откуда в Бресте взялись немецкие участники парада. Вот народ и догадывается - видно, прибыли по приглашению, ведь мы же тогда дружили… Конечно, для официальной истории факт обороны Брестской крепости польскими солдатами от фашистов - из той же категории "неудобных". Как и факт "освобождения" Бреста фашистами для последующей передачи настоящим "освободителям".
 
По просьбам трудящихся
 
Прямота и простота большевиков - тоже миф, придуманный советскими писателями. Изощренности и цинизму советских политиков мог бы позавидовать Макиавелли. Советскому Союзу было мало присоединить Восточную Польшу как военный трофей. Нужно было написать и сыграть сценарий, по которому эта территория с радостными воплями сама бросилась в советские объятья.
 
Историк Скалабан, комментируя достоинства книги о "воссоединении", отмечает: "Важным является документ о созыве Народного собрания Западной Беларуси, свидетельствующий о том, что собрание первоначально планировалось в Белостоке или Барановичах". Важнее другое: собрание и "окончательно" прошло в Белостоке, в городе, который трудно отнести к белорусским историческим вотчинам.
 
Выборы в Народное собрание провели по-советски организованно и быстро. Уже 28-30 октября, сидя в зале, украшенном кумачовыми транспарантами "Наша могучая Родина - Союз Советских Социалистических Республик", спешно отобранные делегаты единогласно проголосовали "за воссоединение".
 
2 ноября Михаил Калинин подписал Закон "О включении Западной Белоруссии в состав Союза Советских Социалистических Республик с объединением ее с Белорусской Советской Социалистической Республикой". В преамбуле Закона значилось традиционное советское: "Верховный Совет… удовлетворил просьбу Народного собрания Западной Белоруссии…". (Формула "по просьбам трудящихся" стала затем универсальной и воспроизводилась по разным поводам весь последующий советский период.) 14 ноября внеочередная сессия Верховного Совета БССР постановила: "Принять Западную Белоруссию в состав Белорусской Советской Социалистической Республики".
 
В дальнейшем по схожим сценариям будет оформляться вхождение в СССР прибалтийских республик, а после 1945 года - выбор восточноевропейскими странами "социалистического пути".
 
За что боролись…
 
Заседавшее в Белостоке Народное собрание, кроме обращения "с просьбой о принятии Западной Белоруссии в состав СССР", проголосовало еще за три важных документа: "Об установлении Советской власти", "О конфискации помещичьих земель", "О национализации крупной промышленности и банков".
 
Бесспорно, подобные шаги новой власти отвечали "чаяниям" значительной части населения, надеявшейся "все отнять и поделить". Именно эта прослойка жителей Восточной Польши с восторгом встречала Красную армию. Однако большинство надежд на улучшение жизни не оправдалось.
 
Во-первых, настоящего объединения народа так и не произошло. До июня 1941 года Западная Беларусь оставалась территорией с особым режимом управления. На старой советско-польской границе сохранялись пограничные заставы, и пересекать эту границу без специального разрешения гражданскому населению - как "западному", так и "восточному" - запрещалось.
 
Советская власть не доверяла "освобожденному" населению, в составе которого, кроме этнических белорусов, было немало поляков, воспринимавших новый режим как оккупационный. Поэтому весь период - с октября 39-го и до германского вторжения в июне 41-го - Западная Беларусь находилась в состоянии, как сейчас говорят, "зачистки". Территорию обустраивали и подстраивали под стандарты советского уклада жизни - создавали партийные и управленческие органы, колхозы и госхозы, государственную промышленность, органы безопасности и правопорядка. Советский уклад предполагал и массовые репрессии - судили, высылали и расстреливали "классово чуждых", "польских шпионов" и т.д.
 
Журналист Сергей Крапивин в прошлом году опубликовал ("Как Беларусь оказалась бедной родственницей на богатой "свадьбе" Сталина и Гитлера") записанное им в 1989 году интересное свидетельство гродненского писателя Алексея Карпюка. Сын западнобелорусского крестьянина, бывший партизан и фронтовик, Алексей Карпюк  правду об истории Принеманского края - будь то 1939 год, война, коллективизация, репрессии против крестьянства - всегда говорил прямо.
 
- Числа двадцатого сентября тридцать девятого года в нашей деревне Страшево - ныне она в Белостокском воеводстве Польши - образовался комсомольско-молодежный ревком. Образовался этот "революционный комитет" самочинно, потому что никто нас не уполномочил - ни от лица подпольной Компартии Западной Белоруссии, ибо к тому времени она уже была распущена по приказу из СССР, ни от подпольного КСМЗБ, который постигла та же участь. Но мы-то здесь остались - белорусские хлопцы-комсомольцы. Воспитаны были в преклонении перед СССР, которого в глаза не видели. Когда мы в тридцать четвертом году вступали в подпольный Коммунистический союз молодежи Западной Белоруссии, то решили, что будем во всем, как Ленин. А это значит, не пить и не курить - тоже. Такая вера была, совершенно искренняя…
 
И вот, начитавшись книжек про подвиги комсомольцев в Советской России, решили тоже устанавливать власть Советов. Перепоясались патронташами на манер петроградских красногвардейцев семнадцатого года и пошли громить помещиков и капиталистов. Собственно капиталистов-заводчиков в нашем сельском крае не имелось, а вот помещик был - старый польский аристократ. Вломились мы с ружьями наперевес в панское имение, поймали управляющего и горничную. "Где пан?" Показывают на сад позади дома.
 
Открылась нам такая картина. Под старой грушей в кресле сидит величественный старик и читает книгу. Ни от кого он не бежал - ни от немцев, ни от большевиков. Повернул голову в нашу сторону. "Что молодым людям угодно? - Мы, члены революционного комитета, пришли конфисковать имение! - Забирайте…" Старик снова углубился в книгу. Потоптались "революционеры" на месте и, усовестившись чего-то, молча ушли восвояси…
 
Алексей Карпюк продолжает:
 
- В тридцать девятом году новоявленная советская администрация выявила у моего отца Никифора излишек (по колхозным меркам Советской России тридцатого года) земельного надела: несколько гектаров неудобицы и болота. Только вот непонятно, с какой это стати "кулак" Никифор Карпюк состоял в рядах КПЗБ, сидел при поляках в тюрьме за участие в забастовке, а затем в годы войны, как и сын, партизанил против немцев…
 
В сороковом году, когда из радиорепродукторов в наших хатах впервые прозвучало "Гаворыць Мiнск", мужики сильно удивлялись сообщениям вроде следующего: колхозники такого-то хозяйства Минщины взяли повышенное социалистическое обязательство вырастить стопудовый урожай. Сто пудов - это около семнадцати центнеров с гектара, заурядный по нашим меркам намолот. Зачем тогда нужны какие-то повышенные обязательства?
 
Вот мое юношеское, самое тогда свежее восприятие перемен в крае после осени тридцать девятого. Вдруг появилось ощущение огромности пространства, по которому волен передвигаться. Оформляй пропуск на выезд из погранзоны, бери неимоверно дешевый железнодорожный билет и езжай хоть к Тихому океану. При польской власти всякая поездка становилась событием, потому что транспорт был дорог. Появилось при Советах и бесплатное лечение. Открылись возможности бесплатно получать образование в самых разных учебных заведениях. Впрочем, не для всех.
 
Скверность ситуации заключалась в том, что на бывших комсомольцев-западников смотрели с подозрением. Я, например, с великим скрипом поступил в открывшееся в Новогрудке педагогическое училище. Тамошний комсомольский секретарь, из вновь присланных, так и не позволил мне, "бывшему члену зарубежной политической организации", вступить в ряды ЛКСМБ (правда, этот секретарь после того, как немцы заняли Новогрудок, одним из первых пошел служить в полицию). А однажды завуч педучилища отловил меня в коридоре, когда я напевал "Люблю наш край, старонку гэту", и пригрозил, что за такие "националистические" напевы не только вылечу из училища, но и мною займется НКВД.
 
Появился в продаже дешевый казенный табак. Прежде его курили  состоятельные люди, а тех, кто тайком выращивал самосад, отлавливали специальные инспекторы и за пяток кустиков могли назначить штраф, равный стоимости коровы.
 
И на всех углах реками полилась неимоверно дешевая казенная водка. Если кто и гнал прежде у нас самогон, то вскоре забросил это занятие. Повелась мода пить не традиционными "килишками" - рюмками, а стаканами.
 
И еще - прямо на моих глазах это происходило - начали укореняться в белорусской народной речи матерная брань, похабные присловья со всякими там выкрутасами. Был, правда, до этого у нас в Страшево один мужик, который после службы в царской армии матерно ругался, но его никто и за человека не считал. А самым черным ругательством считалось пожелание лихорадки: "Трасца на цябе".
 
Понаехал из восточных областей административный народец, который ни ухом, ни рылом в здешних условиях. Пытались новые начальнички учить наших людей, "загонять железной рукой в счастье". Но нельзя насиловать целый край! Западный белорус свободолюбив по натуре, в нем сильны демократические традиции.
 
Мы отрицательно отзываемся о режиме санации, о периоде, когда Западная Белоруссия была под панской Польшей. И это правильно. Но было тогда и другое: арестуют человека по политическим мотивам - назавтра об этом статьи во всех газетах. Причем пишут с разных позиций. Судят - печатаются репортажи из зала суда. Когда судили Сергея Притыцкого, то по всей Польше прошли демонстрации протеста. Могло ли подобное быть после сентября тридцать девятого?
 
Из моей деревни Страшево вывезли вместе с семьей секретаря ячейки КСМЗБ Сергея Лебединского - так и пропал. Арестовали с семьей друга-комсомольца Шурку Антончика - тоже с концами. Не их ли кости лежат в Куропатах? Случись такие аресты при польской власти - вся деревня взбунтовалась бы. А тут молчок. За что боролись, на то и… - завершил многоточием свой рассказ Алексей Карпюк.
 
Через месяц после начала войны, 1 октября 1939 года, британский премьер Уинстон Черчилль заявил: "Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует, и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть…
 
Я не могу вам предсказать, каковы будут действия России. Это такая загадка, которую чрезвычайно трудно разгадать, однако ключ к ней имеется. Этим ключом являются национальные интересы России...".