Первая революция в Беларуси: бунт в деревне, стул с цепью для полицмейстера и погром в Белостоке

Источник материала:

Мы уже рассказывали о событиях революции 1905 года в Беларуси, которая 110 лет назад потрясла города и села, а этим материалом завершаем повествование. Сегодня трудно представить, но тогда даже жители забытых богом местечек выходили на улицы с требованиями политических свобод, равноправия и смягчения эксплуатации.

Суровые меры за «сборища» на улице

Летом 1905 года ответом на выросшую гражданскую активность еще недавно безропотных поданных стало усиление репрессий. В Гомеле — крупном революционным центре не только Беларуси, но и всей Российской империи — в июле 1905 года новый полицмейстер Хлебников издал беспрецедентный приказ, согласно которому все «подозрительные» евреи, приблизившиеся к его экипажу на 50 шагов, подлежали расстрелу на месте.

Даже состоятельной публике, ранее находившейся под покровительством полиции, теперь грозили суровые меры за «сборища» на улице. В ответ на жалобы могилевский губернатор Николай Клингенберг, хоть и не замеченный в особой любви к еврейскому населению, все же отменил этот неадекватный приказ. А начальник Департамента полиции генерал-майор свиты Дмитрий Трепов признал «объявления Хлебникова совершенно недопустимыми и дискредитирующими власть», а самого полицмейстера счел необходимым немедленно устранить. С должности, разумеется.

В начале нового XX столетия в Беларуси развернулась борьба между обществом и государством, при этом почти все общественные группировки были в тот момент едины в своем противостоянии устаревшему и неэффективному самодержавию. При этом пресловутый «средний класс» пытался сидеть сразу на двух стульях — и на пороховой бочке революции, и на кресле власти. Поэтому никто и не дал гомельскому полицмейстеру лицензию на превентивный «отстрел» — ни местные буржуа, ни его высокое начальство в Могилеве и Петербурге.

Черные знамена над Гродненской губернией

Помимо Гомеля с его изобретательным полицмейстером, «горячей точкой» тогда был почти любой город Беларуси. Но особо выделялась в этом отношении Гродненская губерния, в которую входил в то время такой промышленный центр, как Белосток (ныне Польская Республика). Среди ткачей и безработных Белостока и Гродно и зародились первые в Российской империи группы анархистов, ставших в скором времени главной головной болью полиции и местных олигархов.

Еще в августе 1903 года боевики устроили покушение на белостокского полицмейстера Метленко. Как сообщала газета «Последние известия», оно возмутило общество — Метленко считался «хорошим полицейским», ибо брал взятки не более пяти тысяч рублей. А вот у его предшественника расценки на мзду доходили до тридцати тысяч полновесных червонцев с портретом государя императора.

Весной 1905 года Белосток забастовал, и тогда крупный работодатель Вейнрейх пригласил в город казаков для усмирения стачечников. Анархисты совершили покушение на Вейнрейха прямо в синагоге — последний остался жив. Но конница в скором времени покинула город.

А вот польская часть фабрикантов Белостока пошла по другому пути: когда под руководством анархистов забастовали работницы, хозяева ткацкого производства стали усиленно распространять слухи о том, что между проповедниками безвластия и взбунтовавшимися работницами местного легпрома происходят оргии и едва ли не «черные мессы». Особенно отличился в этой информационной войне барон фон-дер Ропп, будущий депутат Государственной Думы от Католической партии Литвы и Беларуси. Сторонники Бакунина и Кропоткина в ответ заявляли, что работницы сами пришли на Суражское кладбище, где собирались анархисты-коммунисты, и потребовали читать им лекции о классовой борьбе. Невзирая на бурную фантазию своих работодателей, ткачихи стачку выиграли.

Помимо пролетариев и пролетарок, анархисты пользовались популярностью и у ремесленников — «мелкой буржуазии», говоря языком того времени.

В июне 1905 года в Белостоке тоже прошла трехдневная забастовка солидарности с восставшими рабочими польской Лодзи. Тогда царские власти расстреляли демонстрацию, были убитые и раненные. Надо сказать, что в городе была не только рабочая, но и полицейская биржа. Каждое утро на Базарной улице, возле памятника генералу-губернатору Михаилу Муравьеву (за подавление восстания 1863 года царь пожаловал его титулом «графа Виленского», а польские и российские революционные круги дали прозвище Муравьев-«вешатель»), появлялся помощник полицмейстера Глобский. При этом стульчик для полицейского хранился тут же на Базарной, прикованный в нерабочее время железной цепью и замком. Помощник полицмейстера садился на освобожденный от оков стул прямо на улице и ждал новостей. Вокруг него, в ожидании распоряжений, толпились приставы, околоточные надзиратели и городовые — «полицейская биржа».

27 июня 1905 года это патриархальное отношение к вопросам государственной и личной безопасности разрушила бомба Арона Елина, бывшего беспризорника и одного из самых дерзких и удачливых анархистских боевиков. Разрывным снарядом, брошенным в ответ на расстрел рабочей демонстрации, было убито и ранено 10 человек. Помощник полицмейстера Глобский получил ранения. Едва стих грохот динамитного взрыва, как городовые бросили свои посты. Но вскоре за дело взялись царские войска, и на улицах загремели винтовочные выстрелы. Хватали, избивали и даже расстреливали всех подозрительных прохожих. Войска и полиция убили 13 человек, только один городовой Павел лично застрелил шестерых.

С апреля 1905 года полиция не смела появляться на Суражской улице, где находилась «рабочая биржа». Здесь начинались самые бедные городские районы — «Ханайка», «Новый свет», «Аргентина». Но днем 30 июля на «биржу» вошли войска и стали разгонять собравшихся. Один рабочий, сам в прошлом солдат, спросил выталкивавшего его нижнего чина: «А что будешь делать, если я не уйду?». «Застрелю», — ответил тот. «Стреляй», — рванул ворот рубахи рабочий, видимо, до конца не веря служивому. Тот отошел на несколько шагов, прицелился и уложил рабочего на месте.

Началась паника, но вскоре народ снова собрался на бирже. «Сейчас будет бомба», — пронеслось по толпе. И действительно, быстро появившийся на Суражской анархистский боевик кинул разрывной снаряд в занимавшие улицу войска. Однако бомбист действовал с зачастую присущей анархистам бесшабашностью, в результате чего был ранен не только он сам, офицер и четыре солдата, но погибла и женщина-пропагандистка из партии Бунд.

В ответ на теракт войска начали в городе погром. Полиция ворвалась в типографию газеты «Анархия», а ее главный редактор Энгельсон швырнул в стражей порядка бомбу. Но один из полицейских изловчился и сумел поймать смертоносное устройство на лету. Редактора и двух его сотрудниц, Еву и Фриду, арестовали. После погрома только убитых насчитали 40 человек. Однако на следующий день на их похороны, превратившиеся в демонстрацию, пришло тридцать тысяч.

«Не быць скотам…»

Не меньший накал страстей кипел и в белорусской деревне. Только известно об этом не так много — не все из участников крестьянских бунтов, по причине преобладающей в дореволюционной деревне неграмотности, смогли оставить свои воспоминания. К тому же, восставшие за «землю и волю» селяне были или совсем беспартийные, либо принадлежали к эсерам и анархистам, в советской историографии не всегда пользовавшихся популярностью.

Оснований для бунта в белорусской деревне было более чем достаточно. Земля — половина ее находилось в руках помещиков. Воля — крестьянин полностью зависел от волостного и земского начальства, а также фактически находившейся в их руках соседской общины. Даже на заработки он мог отправиться только с их разрешения: паспортов у крестьян не было. По распоряжению земского начальника, говоря современным языком, главы районной администрации, взрослый глава семейства мог быть подвергнут унизительной и болезненной порке.

Крестьяне продолжали платить государству выкуп за освобождение от крепостного права с самого 1861 года! Поэтому Российская империя и находилась в числе мировых экспортеров зерна — при низкой производительности от деревянной сохи селянин был просто вынужден продавать свой хлебушек на погашение многочисленных задолженностей, налогов и сборов. Образование — в лучшем случае начальная школа, но о преподавании на родном и понятном белорусском языке речи там не шло.

Сегодня ностальгию в духе «Россия / Беларусь, которую мы потеряли…», почему-то не любят подтверждать фотоматериалами. Просто среди немалого объема снимков деревенского быта начала XX века вы редко найдете сияющих от довольства «поселян и поселянок» в национальных костюмах. На существующих фотографиях — почерневшие лица, истасканные армяки и лапти, а то и босые, голые ноги.

От всего этого ранее забитая царскими властями и российскими и польскими помещиками белорусская деревня в 1905 году начала подниматься стеной. Летом 1905 года крестьянские волнения имели место, например, в Мстиславльском уезде Могилевской губернии. Одновременно неизвестные «революционные» экспроприаторы совершили ряд грабежей в деревне Шматовка и других местах, а также неудачное нападение на Мазоловский женский монастырь. Потом выяснилось, что все эти «эксы» к революционному движению никакого отношения не имели, а были инспирированы заведующим государственной винной лавкой и начальником почты, одновременно показавшим на невинных людей.

Вопреки сложившемся представлениям, очень часто зачинщиками крестьянских выступлений была вовсе не голытьба, а столь популярные ныне кулаки и зажиточные элементы деревни. Борьба в сельской глуши принимала весьма ожесточенный характер. Так, в местечке Кадзино случился бунт, крестьяне отбили у стражников агитатора Антона Харсеева. На усмирение было брошено несколько батальонов пехоты и сотни стражников и казаков. Усмирители обстреливали леса, где прятались мятежники, насиловали женщин, а еще, для развлечения, саблями рубили свиньям ноги.

Были и забавные эпизоды. По воспоминаниям И. Богдановича, в Слуцком уезде стражники окружили дом, в котором проходил крестьянский сход, и бросились в двери. Однако руководивший собранием «товарищ Чипуль» не растерялся. Огрев бутылкой по голове одного стражника, он отобрал у него винтовку. Его коллеги бросились в окно, не дожидаясь развития ситуации, и также оставив бунтовщикам свое табельное оружие. Через некоторое время сельские полицейские вернулись к товарищу Чипулю с двумя бутылками водки. Возможно, решили компенсировать таким образом сосуд, разбитый о голову их сослуживца? В обмен на водку-«монопольку» стражи порядка просили вернуть им казенные стволы и обещали никому не рассказывать о случившемся.

Помимо эсеров и анархистов, с бунтующим крестьянством стала активно работать и первая в Беларуси политическая партия — Белорусская социалистическая Громада (БСГ). Белорусские активисты того времени стремились вовсе не к языковой и культурной элитарности, а наоборот — были социалистами-народниками и шли в гущу масс, в деревни и на фабрики. «Громадовцы» призывали крестьян бороться с помещиками и «сельской буржуазией» методами аграрного террора.

В рядах различных социалистических партий и организаций начинали свой путь и белорусские классики: Янка Купала был близок к социалистической Громаде, а Алоиза Пашкевич-Тетка являлась одним из ее создателей и лидеров. Якуб Колас принадлежал к партии эсеров и именно за это оказался в Минском тюремном замке, Алесь Гарун был эсером-максималистом. А Максим Богданович в свои ученические годы вообще считал себя анархистом-коммунистом и даже взорвал в своей гимназии то ли бомбочку, то ли петарду.

Клин клином вышибают?

В Гродно и Белостоке многочисленные забастовки довели местных фабрикантов и заводчиков до крайности. За этими стачками, конечно же, стояли российские социал-демократы и эсеры, еврейские социалисты из Бунда и польские — из ППС, а также вездесущие анархисты. Поскольку легальная деятельность профсоюзов в Российской империи была тогда практически невозможна, их замещали радикальные организации.

В августе 1905 года хозяин белостокского сталелитейного завода Вячорек потребовал от своих рабочих письменной расписки об отказе от участия в стачках. 180 сталеваров отказались от этого формального согласия на шрейкбрехерство и были уволены. После чего завод и дом его хозяина была взяты под охрану войск. Несмотря на это, несогласные с такой «оптимизацией» анархисты-коммунисты Антон Нижборский («Антек») и Ян Гаинский («Митька») 26 августа бросили в квартиру Вячорека две бомбы. Легкие ранения получила дочка владельца завода. В Белостоке было введено военное положение.

Волна взаимного террора, репрессий и ответных покушений катилась по нашему краю. 1 августа в Гомеле был арестован и сослан на Север на 3 года доктор Абрам Брук — за принадлежность к партии эсеров. Согласно легенде, его, голодного и оборванного, подобрала на улице княгиня Ирина Паскевич. Она же, страдавшая болезнью глаз, помогла Бруку стать врачом-офтальмологом. А вот в Слуцке, наоборот, доктор Шилькерт не захотел оказывать помощь раненному демонстранту. В итоге 3 августа в него было произведено два выстрела. 5 августа в Вильно к смерти был приговорен эсер Израиль Персин — он легко ранил в плечо двинского полицейского пристава Курляндского. Того самого, против которого на демонстрацию в Витебске вышли даже 12-летние дети. 13 августа в Острошицком Городке эсер Григорий Сорокин из ружья убил урядника Ильюкевича. 20 августа в Вильне казнили революционеров Гуртмана и Канспражека. А 21 августа Виленская боевая дружина эсеров ликвидировала провокатора.

Немалой свирепостью славилась полиция Могилева. Покушение Лазаря Гителева, прострелившего сани полицмейстера Родионова, на некоторое время приостановило ее произвол. Но потом все вернулось на круги своя. В Национальном архиве хранятся воспоминания могилевчанина Дригинского: «Городовой „Калмык“ очень многих рабочих отправил в могилу. Он убил одного из руководителей на допросе в части. Во время похорон убитого рота солдат пропустила только гроб, остальных стала бить штыками и прикладами…». Ночью 10 августа в Могилеве на берегу Днепра был убит городовой.

Могилевские эсеры вынесли свой приговор и губернатору Николаю Клингенбергу. Он носил прозвище «Клин» и имел плохую репутацию в обществе — будучи губернатором в Ковно, закрывал католические храмы, в Вятке не оказал помощи крестьянам во время очередного локального голодомора, в Могилеве и Гомеле жестко подавлял любые протесты.

16 августа в Могилеве по Днепровскому проспекту спокойно шли два высоких молодых человека — совсем юный блондин и второй, с густой черной бородой. Это были эсеры-боевики Исаак Брильон и «товарищ Е». Дружинники возвращались из-за города, где упражнялись в стрельбе из недавно полученных браунингов и только что расстреляли сотню патронов. У отеля 1-го класса они случайно увидели коляску губернатора, за которым охотились уже две недели. Сейчас или никогда… Правда, «товарищ Е» был против неподготовленного покушения, но Брильон заявил: «Ждать больше не могу и не хочу. Пойду сам».

Исааку Брильону было всего 17 лет, но он год состоял в боевой дружине и уже участвовал в «делах». Брильон быстро вернулся с бомбой. Клингенберг, очевидно, приехал в гостиницу на встречу с остановившимся здесь генерал-губернатором Финляндии. И эсер радовался возможности посчитаться и с этим «притеснителем финского народа». Губернатор вышел из гостиницы, поравнялся с боевиком. И под ноги ему полетела бомба. А дальше террорист застыл, оглушенный… тишиной. Бомба не взорвалась.

Брильон почувствовал себя уничтоженным, убитым неудачей. С револьвером в руке он заскочил в портняжную мастерскую. Но через несколько минут она была оцеплена войсками. Полицмейстер кричал: «Прикажу сейчас артиллерию привезти. Из пушек стрелять будем. Перебьем всех!». Старик хозяин мастерской едва не на коленях умолял боевика сдаться. Брильон колебался несколько минут, а потом выбросил револьвер в окно. Первое, что сделал полицмейстер — ударом браунинга разбил ему лицо. Потом боевика подвели на опознание к Клингенбергу. Бледный и заикающийся действительный статский советник не опознал покушающегося. «Хитрый, гадкий немец. И мне жаль, что я не убил его», — вспоминал Брильон. В тюрьму его доставили под конвоем роты солдат.

В Могилеве и губернатору, и боевику повезло — оба остались живы. Но маховик взаимного террора набирал обороты. Спустя пару месяцев правительство под давлением революции вынуждено было декларировать в России гражданские свободы. Но большая часть из них так и осталась осталась на бумаге.

Теги: Новости, Витебск