Военные были Егора Лапшина

Источник материала:

Сегодня исполняется 90 лет ветерану Великой Отечественной войны и войск правительственной связи КГБ Егору Ивановичу Лапшину. Подростком он самоотверженно ковал щит Победы на трудовом фронте в тылу, а когда достиг призывного возраста, пополнил ряды действующей армии. Воевал на 2‑м Украинском фронте, встретил победную весну 1945‑го неподалеку от Праги. Затем участвовал в разгроме Квантунской армии…

Война застала Егора Лапшина в родном поселке с красивым (звенящим!..) названием Малиновый Пензенской области. В ту пору было ему 15 лет. Воскресный июньский день обещал много радостных моментов мальчишеской душе. Егорка выскочил на залитую золотым светом улицу, где его ждали друзья, — и тут до слуха ребят долетело то страшное, ставшее роковым слово: война…

Вскоре мужчины стали уходить на фронт. В память врезались причитания осиротевших в одночасье баб… А еще крики детей, вцепившихся в полы отцовских пиджаков, последние объятия, скупые прощальные слова. Поникшие, осунувшиеся фигуры провожающих, застывшие на горке — рубежной черте, дальше которой поселковые уже не шли.

На подводах их везли 40 километров до ближайшей станции — а родные еще долго неотрывно смотрели вслед мужьям, сыновьям, братьям, женихам… Так и прозвали надолго то место горкой слез. Горькое название горьких времен.

К осени в поселке Малиновый появились эвакуированные — вырванные из привычной размеренной жизни люди, ставшие для Егорки живым олицетворением войны. Они отрешенно брели по улице с застывшей в глазах кричащей тоской…

— Старшую сестру мобилизовали на один из оборонных заводов, который находился в Чапаевске. А отца нашего — колхозного счетовода Ивана Лапшина — в феврале 1942 года в Красную Армию призвали…

Перед уходом на фронт, добавил к рассказанному Егор Иванович, отец его обнял, крепко прижал к себе:

— Ну, сынок, ты теперь за старшего будешь. Береги мать да ребятню.

В ту осень в школу Егор уже не пошел: работы в колхозе было много. Места фронтовиков заняли солдатки да подростки, которые, выбиваясь из сил, пахали, сеяли, бороновали, собирали урожай, молотили. Познали и голод, и холод, и нужду. Собирали листья липовые и молотильный сор, еще тщательнее — остатки зерна, затем все это перемалывали — и готовили себе нехитрую еду…

В октябре 1943‑го Егора призвали в армию первый раз. Но тогда военком, взглянув на щуплого невысокого (142 сантиметра росточком) паренька, отправил его немного подрасти… Эта небольшая отсрочка, правда, существенно не повлияла на физические показатели юноши. И когда ему вручили повестку в январе 1944 года, Егор все равно больше походил на ребенка, нежели на солдата.

Однако в том щуплом подростковом теле билось отважное сердце. Сердце воина.

* * *

Новобранцев погрузили в теплушки и отправили в «учебку», расположенную в небольшом правобережном украинском городишке Александрии, неподалеку от Кременчуга.

Разместили в казармах, начали обучать азам проводной телефонной связи. Довелось узнать о типах телефонных аппаратов, разновидностях проводов… Как потом оказалось, их готовили для пополнения новых, не так давно образованных войск правительственной связи.

В первый вечер всех вдоволь накормили макаронами, что вызвало немалый восторг у Егора и его новых товарищей. Ребята того призыва были (точно на подбор!) низкорослыми и щуплыми. Многие, как и Егор Лапшин, уже познали голод… Однако со временем паек заметно сократили. Потому в марте многие пареньки стали ходить по полям, собирали мерзлую картошку.

— Условия были спартанские, — вспоминает сегодня Егор Иванович. — Спали на соломе, прикрытой плащ-палатками. Однако мы того не замечали: молодость брала свое! Мы горели желанием разбить врага. И это желание было во много раз сильнее трудностей, с которыми приходилось сталкиваться.

До конца обучения новобранцы ходили в гражданской одежде, в которой приехали. Обувь у многих прохудилась — ноги мерзли в липкой грязи весенней распутицы… Егорка прибыл в «учебку» в лыковых самодельных лаптях — вот когда пригодилась дедова наука. Но и они, и безбожно порванные в одной из дружеских потасовок ради забавы штаны были сущей безделицей в сравнении с постоянными бомбежками. Немецкие самолеты повадились исправно летать туда, сбрасывая на их головы смертоносные «подарки»…

В конце марта — после окончания обучения — всех отправили в баню. А затем им, к общей радости, выдали новенькое обмундирование и обувь: ботинки, обмотки, штаны, гимнастерку, шинель английского оливкового сукна… Все по размеру. Даже самым щуплым бойцам Красной Армии нашлась одежка по плечу.

До места назначения добирались… пешком. Немцы разворотили железнодорожное полотно, и потому путь от Днепра до Днестра новоиспеченные связисты отшагали старым дедовским способом.

Дорога пролегала через разоренные войной украинские села. Почерневшие столбы виселиц, на которых еще недавно раскачивались тела повешенных партизан, сожженные хаты, бабьи слезы… Таким запомнился тот путь молодому бойцу Лапшину.

А еще Егор навсегда запомнил хлебосольных украинок, щедро делившихся с безусыми бойцами своими скудными запасами.

Его путь лежал тогда в Бессарабию, в Дубоссары: там формировали 300‑й отдельный батальон правительственной связи.

* * *

В Дубоссары пришли, когда весна уже цвела пышным южным цветом. Впереди у них был целый год войны. Но что такое год, когда каждая секунда могла стать последней?!

Смерть ходила рядом с молодым связистом Лапшиным. Нередко заглядывала в глаза, обдавая душу леденящим холодом. Да, видно, его небесные покровители знали свое дело и вовремя отводили от парня пули, осколки, снаряды…

Егор Иванович навсегда запомнил сослуживца, сидевшего теплым летним вечером рядом с ним, плечом к плечу. Вдруг Егор услышал щелчок — и его товарищ поник. Приподняв осунувшееся тело, Лапшин увидел в виске дырку от снайперской пули…

Связисты на войне — отважные фронтовые труженики. Их подвиг не так заметен — но величие его это не умаляет… Они прокладывали связь под шквальным огнем противника, преодолевали минные поля в поисках повреждений на линии. Нередко — ценой своих жизней.

За мужество, проявленное при выполнении заданий командования, Егор Иванович Лапшин был награжден медалью «За боевые заслуги». Все, кто воевал, знают ее истинную ценность.

А скупые строки представления к награждению лишь констатируют подлинность солдатской отваги:

«Товарищ Лапшин работал линейным надсмотрщиком в период наступления войск 53‑й армии. В районе Брно под артобстрелом противника наводил шлейфы — и за один день, несмотря на обстрел, устранил шесть повреждений.

…На высоте около Вышкова под артобстрелом противника быстро устранил четыре повреждения, чем обеспечил бесперебойную связь…

* * *

В районе Гуляновец работал без отдыха 29 часов, обеспечивая бесперебойной правительственной связью командующего 53‑й армией со штабом 2‑го Украинского фронта».

Сколько солдатских жизней спасла эта бесперебойная связь?.. Одному богу известно.

А потом был майский победный салют. И бои под Прагой… И тогда ему хотелось жить, как никогда!

* * *

Затем — путь на восток. И снова переходы, перевалы, чужие степи. Сладостное известие об окончательной и безоговорочной Победе… Они были счастливы, возвращаясь домой. Причем из-за острой нехватки машин пришлось оседлать победителям… ишаков и верблюдов.

Войну Егор Лапшин закончил младшим сержантом. На его груди сверкали медали за освобождение европейских городов, на сапогах осела пыль и тамошних, и маньчжурских дорог. Он — выжил. И победил.

Присвоили сержантское звание. Затем была школа младших командиров в Воронеже.

И только после ее окончания Егор приехал в отпуск домой, в родной поселок. Его встречал вернувшийся с войны отец. И это было счастье!.. Из 40 земляков, ушедших на фронт, вернулись только 12, причем шестеро из них были беспощадно искалечены войной. Горькие цифры горького времени…

Что можем мы, родившиеся много десятилетий спустя, знать о боли и ужасе, которые довелось испытать фронтовикам?.. А ведь нужнее нужного понять то великое, святое, принесшее себя в жертву на алтарь Победы поколение.

Потому слово живущих рядом с нами фронтовиков особенно ценно.

Да не смолкнет оно — в веках — давайте сохраним его для тех, кто придет на смену.

Лариса Кучерова, «Ваяр», фото Ирины Малиновской