"Исходя из наших белорусских, славянских традиций". Историки о том, били ли наши предки детей и жен

Источник материала:

Президент Беларуси Александр Лукашенко недавно заявил, что «хороший ремень иногда тоже полезен для ребенка» и объяснил это белорусскими, славянскими традициями, да и в целом выступил против законопроекта о противодействии домашнему насилию. Били ли наши предки детей и осуждало ли это общество? А знаменитое «бьет — значит любит» в отношениях в паре — это было про нас? TUT.BY спросил у историков и этнографов.

«Детей физически наказывали, но жестокость была редким явлением»

Доктор исторических наук Любовь Ракова много лет изучает традиции народной педагогики белорусов. И в основе этой педагогики, говорит этнолог, было довольно суровое отношение родителей к детям.

— И такое отношение, по мнению крестьян, было не противоположностью родительской любви, а, наоборот, ее доказательством. Повторялось, что любить детей нужно душой, не показывая особенно своих чувств. У моего дедушки была «бярозавая каша» — так называли лозовый прутик, который всегда торчал в передней комнате за балкой. Он держал в тонусе сам по себе — глянешь на него и вспомнишь, для чего он предназначен. Крайней мерой было битье прутиком, или «махрачом» — льняной тряпкой, которой вытирали стол и которая всегда была у матери. Некоторые били ремнем с пряжкой, но жестокость осуждалась. Исследователи опрашивали людей, которые родились еще в конце XIX века — по их рассказам, жестокость была очень редким явлением, — рассказывает этнолог.

Любовь Ракова добавляет, что в крестьянской среде суровость наказания была связана в том числе с условиями, в которых жили люди.

— У крестьян было очень много забот, поэтому дети выполняли посильную работу уже лет с пяти — курочек покормить, травки нарвать. Если ребенок не сделал работу, животные и птицы могли остаться без корма, а последствия могли быть ужасными для всей семьи. Естественно, приходя с работы родители за такой проступок наказывали. Но дети были разные, как и сейчас. В народе это прекрасно понимали, говорили: «Адно дзіця паслухаецца ківа, а другое лазы».

Этнолог отмечает, что при этом в пословицах транслировалось, что приоритет в воспитании все-таки внушение: «Не біце вяроўкамі, а навучайце гаворкамі».

 — А было и такое: «Як не загнеш маладое дубінку, то як устарэе — пераломіцца». Значит, если с детства не научишь — потом поздно будет.

— Нельзя было бить маленьких детей, — объясняет Любовь Ракова. — Наказывая физически, родители старались не бить тяжелыми предметами, с большой силой. Вообще только отдельные народы не использовали физические наказания детей. Причем это было распространено во всех слоях населения, не только у крестьянства. Ллойд Демоз (американский историк, который много изучает психологию семьи и детства — Прим. TUT.BY) писал, что изучал документы 76 семей в Западной Европе и не нашел среди них ни одной, где бы детей не били в детстве. Сохранились записки Охотского — нашего шляхтича среднего достатка. Он описывал историю, как в гости пришел представитель знати, который сделал подарок мальчику в семье. Мальчика наказали, за то, что он принял подарок из рук чужого. В другой раз мальчику принес подарок родной дядя — и его опять побили, потому что он отказался принимать подарок, помня наказание. От родного человека он подарок должен был принять. Так тогда вырабатывали этикет, так ставили границы. Шляхта пресекала вредные привычки у детей, как запрещая забавы, игры, общество сверстников, так и используя средства физического наказания — зависело от семьи.

Любовь Ракова добавляет, что важным элементом воспитания детей — мягким и лишенным насилия, были колыбельные. В такие моменты между родителями и детьми возникала важная связь, теплое отношение.

«Бьет, значит любит — не думаю, что про нас»

Историк Наталья Слиж изучает жизнь белорусской шляхты XVI—XVII веков. Она рассказывает, что статистику по домашнему насилию за это время вывести невозможно — документы с упоминаниями о подобном сохранились урывочно.

— Примеры насилия в семьях встречаются не очень часто, но это может означать и то, что не все обращались в суды, и то, что просто не сохранились документы. Но ясно, что в обществе к насилию относились очень негативно, раз муж или жена могли обратиться в суд по поводу избиения в семье и эти жалобы рассматривали. Существовало у нас наказание и за убийство, и за избиение. За убийство матери или отца, мужа или жены полагалась смертная казнь, но в практике не очень много таких дел. Из Гродненского магистрата сохранилось четыре книжки и там нашлось одно дело, которое описывает, что муж убил жену. Но у нас не полный комплект: в Виленской книжке встречались случаи как избиения жены, так и мужа, — бывало и такое. Но сказать, что это было массовым — нельзя.

Наталья отмечает, что в те времена «ценность» человека определялась его возрастом и половой принадлежностью.

— За убийство детей, по-моему, полагался год тюремного заключения. Жизнь ребенка «ценилась» меньше, ему и в семье было свое место. Если ребенок не слушался родителей — его лишали имущества, если дети избивали пожилых родителей — это тоже было причиной лишить их наследства.

При этом, рассказывает историк, сохранились инструкции деятелей ВКЛ, одного из Радзивиллов и Петра Кахлевского, о том, как надо воспитывать детей.

— И ни в одной из них нет совета избивать детей. Написано, что дети должны быть воспитанными и образованными. В воспитании должна была присутствовать строгость, а не вседозволенность.

— Как думаете, свойственно было нашим предкам понятие «бьет, значит любит» в отношениях между мужем и женой?

— Не думаю. Ясно, что в каждой семье были ссоры, но часто встречается, что в конце жизни мужья или жены оставляли супругам «даравальныя» записи за хорошую совместную жизнь, и, наоборот, очень редки записи, что мужа или жену лишили имущества за плохое отношение. В зависимости от столетия, если в семье было насилие, могли назначить сепарацию — чтобы жена жила отдельно от мужа, или могли сразу развести. Особенно сепарация была актуальна для католиков.

Наталья Слиж рассказывает, что в документах XVII века порой встречается такая причина разводов как «плохая совместная жизнь».

— Тяжело сказать, что это означает: что люди ругались или дрались? Судя по судебным делам, «бьет, значит любит» не являлось нормой. В шляхетском этикете было принято уважительное отношение к женщине как к человеку, который дает продолжение роду. Да, у женщины было меньше прав, но у нее были экономические права, имущество, а иногда жена была состоятельнее мужа. Муж не мог забрать просто так имущество, порой даже писал документ, что взял в долг у жены деньги. И, например, мещане отмечали как проявление любви, если супруг поддержал супругу, решил имущественные вопросы.

«Не біце яе дубцамі, навучайце яе слаўцамі»

Фольклорист и этнограф Алексей Глушко предлагает разделять вопросы физического наказания детей и семейного насилия, рассуждая о традиционной культуре белорусов. Он тоже говорит, что физическое наказание детей в воспитательных целях допускалось и не отличалось жестокостью, а именно жестокость — осуждалась и морально, сообществом, и юридически.

Семья, как и традиционное общество, была иерархичной: на более высоких ступенях стояли родители. Авторитет родителей не оспаривался ребенком никогда, самым авторитетным членом семьи был отец.

Этнограф объясняет:

— В традиционной культуре считалось, что сакральная связь между родителями и детьми возникает с рождения и проходит через всю жизнь. Родители имели права на детей, и те находились в их власти до женитьбы или замужества, а иногда и еще какое-то время до обособления их хозяйства. Родитель мог поднять руку на ребенка в воспитательных целях, кроме того, это было еще и подтверждением его иерархического статуса. Дитя закаляли, приучали к физическому труду, приучали стойко переносить тяжести. Когда ребенок вступает в подростковую жизнь, он столкивается с жестоким миром, и должен уметь постоять за себя.

В фольклоре свобода, которая дается детям в семье, — однозначно отрицательная, говорит этнограф.

— Детей старались не распускать, не позволять чересчур много. Говорили: «Дасі дзецям волю — адбярэш долю» — то есть, лишишь будущего, — рассказывает Алексей Глушко. — Если в семье были не родные дети, народная педагогика учила к чужим подчеркнуто относиться лучше, чем к своим, потому что ребенок может воспринять больнее даже справедливое наказание от чужого человека. Говорили: «Сваё дзіця бі — шкадуй, на чужое крычы — думай».

Отношения между мужьями и женами регламентировались в традиционном обществе по-другому, отмечает Алексей Глушко.

— Возможность поднять руку на жену не приветствовалась, осуждалось это и в фольклоре. Признавая за мужем право на такие методы именно как воспитательные, их все равно просили избегать. Например, в свадебных песнях, адресованных будущему мужу и всему его роду, пели: «Не біце яе дубцамі, навучайце яе слаўцамі. Не біце яе вяроўкамі, навучайце яе гаворкамі». В традиционном обществе жена была в подчинении мужа, но не была бесправной: в деревнях она могла уйти к своему роду. Хотя есть в фольклоре, например, в скандинавских сагах и наших купальских песнях, и образ женщины-силача, женщины, которой даже муж побаивается, — отголоски матриархата.

— А часто в белорусских народных песнях встречаются мотивы о том, что муж бьет жену, что она страдает в браке?

— Часто, но я бы тут статистики не выводил. Лирическая песня — это жанр, где человек стремится вылить какие-то переживания, особенно молодежи приятно пощекотать нервы. Семейно-бытовые песни о несчастной жизни обычно пелись за столом, когда на большой праздник к жене приезжал ее род. И тут становились актуальными темы, как тяжело жить далеко от своего рода. Курьезный случай был в Ошмянском районе, когда к замужней женщине приехала ее семья в гости и она запела традиционную песню про то, как тяжело ей живется, от первого лица. И ее свекровь и сестры мужа подняли скандал за столом, выплеснули из чарки самогонку ей в лицо. Они восприняли все буквально, потому что уже перестали такие песни воспринимать как жанр фольклора. Мотивы страдания в новой семье в свадебной песне выполняют еще и профилактическую роль. Невесту загодя готовят к самому худшему, что она будет страдать в браке, а приходит — и оказывается, что там не все так плохо.