«Я просто защищаю свой народ». Как живут крымские татары при российской власти

Источник материала:

Пять лет назад Лиля Геменджи консультировала клиентов по семейным и жилищным вопросам. Когда крымских татар стали похищать, задерживать и отправлять за решетку по политическим мотивам, она стала их защитником. «Иногда я себя виню, что мало уделяю времени своим детям, потому что теперь я семь дней в неделю на работе, — говорит адвокат. — Но потом вспоминаю о 186 детях, которые остались без отцов, и понимаю, что делаю все правильно. Я просто защищаю свой народ».

Приход России в 2014 году крымские татары восприняли по-разному — были и сторонники — сейчас некоторые из них представлены во власти, были и противники — сейчас некоторые из них фигуранты уголовных дел об экстремизме и терроризме. По данным украинских правозащитников, за последние пять лет в Крыму задержано около 60 крымских мусульман, их обвиняют в связи с организацией «Хизб ут-Тахрир», которая запрещена в России. Кроме того, с конца 2014 года похищено более 40 человек, это не только крымские татары, но и украинцы. Общественная организация «КрымSOS» сообщает, что 17 из них были освобождены после плена, шесть погибли, двое были впоследствии осуждены российским судом и отбывают наказание, 18 считаются пропавшими без вести.

Российские власти не признают наличие политзаключенных в Крыму и причастность силовиков к исчезновению активистов. Задержание и приговоры крымским татарам российские власти называют борьбой с терроризмом и экстремизмом.

Лиля Геменджи говорит, что вынужденно стала адвокатом:

— Когда людей стали задерживать за одиночные пикеты, я поняла, что репрессивная машина на этом не остановится. Будут и дальше задерживать, будут заводить уголовные дела, без помощи юристов, адвокатов и правозащитников простым людям не справиться. Адвокаты, которые сегодня защищают крымских татар, говорят, что просто не могут смотреть на правовой беспредел, который сейчас творится. Да, они рискуют — и профессией, и здоровьем, и жизнью, но они не бросают людей. Это аполитичные люди, русские, украинцы, татары. Просто они понимают, что сегодня это касается татар, а завтра может перекинуться на других жителей полуострова.

Отец получил медаль «За возвращение Крыма», а когда пришли за сыном, вернул ее ФСБ

Кемал Куку родился в 1932 году, его отец погиб на войне, обороняя Москву. Несмотря на это, в 1944-м семью Кемала вместе с другими крымскими татарами принудительно выслали в Узбекистан, назвав при этом предателями Родины.

— Я никогда не забуду глаза сержанта, который наставил на меня пистолет, — говорил Кемал. — Мой отец, его брат, два маминых брата погибли, защищая родину. А мы носим пятно нации-предателя.

С 18 по 20 мая 1944 года всех крымских татар — более 183 тысяч человек — силой вывезли из Крыма на территорию Узбекистана и в соседние районы Таджикистана и Казахстана. Решение о депортации подписал Сталин. Официально депортацию объясняли тем, что крымские татары во время Второй мировой войны поддержали немцев. Это было правдой только отчасти, среди крымских татар были и солдаты Красной Армии, и советские партизаны, и герои Советского союза. И хотя ни советское право, ни международное право не предусматривало коллективной ответственности, всех крымских татар, без разбору, и женщин, и стариков, и детей, посадили в товарные вагоны и отправили в Центральную Азию. Подготовка к операции проходила секретно — под видом борьбы с антисоветскими элементам, заправляли всем чекисты. На сборы семьям давали от нескольких минут до получаса. Все имущество, которое осталось в Крыму, уходило государству и переселенцам, которые заняли дома крымских татар. По дороге в Узбекистан погибло около 8 тысяч человек. Люди первое время жили в бараках, в некоторых районах семьи оказались вообще под открытым небом. В 1967 году Верховный Совет СССР признал, что «факты активного сотрудничества с немецкими захватчиками определенной части проживающих в Крыму татар были необоснованно отнесены ко всему татарскому населению Крыма». Однако массово вернуться на Родину крымские татары по-прежнему не могли, им отказывались ставить местную прописку, продавать жилье, о возвращении имущества не шло и речи. В 1989 году депортацию крымских татар власти назвали преступной и незаконной, а закон 1991 года «О реабилитации репрессированных народов» признал депортацию народов СССР актом геноцида. Ближе к 90-м годам крымские татары стали активнее возвращаться домой. В 2014 году Владимир Путин подписал указ о реабилитации крымскотатарского и других народов, пострадавших от сталинских репрессий в Крыму. Украина в 2015 году признала депортацию крымскотатарского народа геноцидом, 18 мая — День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа.

Всю жизнь Кемал Куку был в Национальном движении крымских татар, и наконец в 1993 году, вместе с семьей смог вернуться домой. В 2014 году он получил российскую медаль «За возвращение Крыма».

—  Хорошо, что Владимир Владимирович (Путин. — прим. TUT.BY) очень умно поступил, и, можно сказать, без единого выстрела Крым попал обратно в состав России, — отмечал он на вручении награды. — Надо сказать спасибо тем, кто помог провести такую безболезненную операцию.

А в 2015 году на сына Кемала Эмира-Усеина Куку завели уголовное дело, обвинив в участии в запрещенной в России террористической организации, а также в покушении на насильственный захват власти.

После этого Кемал Куку вернул ФСБ медаль «За возвращение Крыма», а через несколько месяцев умер, так и не узнав, как решилась судьба его сына. Второй год идет судебное разбирательство по делу. Эмир-Усеин и остальные пять фигурантов свою вину не признают, международные правозащитники называют их политзаключенными.

Представители международной исламской политической организации «Хизб ут-Тахрир» называют своей миссией объединение всех мусульманских стран в исламском халифате, отвергают террористические методы и настаивают, что подвергаются несправедливому преследованию в России и в Крыму. В России «Хизб ут-Тахрир» признана запрещенной террористической организацией — такое решение Верховный суд принял в 2003 году. Соответственно, любая связь и поддержка организации в России считается уголовным преступлением. Когда полуостров находился под контролем Украины, подобных дел в Крыму не было. Защитники арестованных и осужденных по «делу Хизб ут-Тахрир» крымчан считают их преследование политически мотивированным. С 2014 года в Крыму задержано около 60 крымских мусульман, которых обвиняют в связи с «Хизб ут-Тахрир».

— Людей преследуют за их взгляды, — говорит адвокат Лиля Гемеджи. — Доказательства по таким делам, как под копирку: в мечети или другом месте, где собираются крымские татары, ведется скрытая запись, когда люди говорят об исламе — это открытые встречи, с разрешения имама. Потом материал отправляют на экспертизу, и специалист, не местный, с материка, приходит к выводу, что содержание разговора по своей сути близко к взглядам «Хизб ут-Тахрир», которая в России признана террористической организацией. Кроме того, обвинительные показания дают «засекреченные» свидетели — мы не знаем, кто они и как выглядят. И этого достаточно, чтобы осудить людей на огромные сроки. Когда человеку за 40, а его приговаривают, к примеру, к 17 годам, то для него это, по сути, пожизненный срок. Колонии находятся в 3 тысячах км от Крыма, и семье, чтобы приехать на свидание, нужно 100 тысяч рублей (около 3200 белорусских рублей — Прим. TUT.BY). Вы представляете, что это для женщины, которая осталась одна с четырьмя или пятью детьми?

«Когда мужа задержали, соседи сразу прибежали с вопросом, чем помочь»

Пока мы беседуем, на встречу к адвокату приходит Умида Халилова, ее 52-летний муж Ленур был недавно задержан в Алуште, где он был председателем местной религиозной общины.

— Никто слова плохого не мог о нем сказать, — говорит супруга. — Он не занимался политикой, он был просто верующий человек, у него даже благодарности были от разных государств за то, что он хоронил по нашим обычаям мусульман, которые приехали в Крым из других стран, а здесь у них ни дома, ни родных не было.

Умида осталась с сыном и старенькой свекровью, которая пережила депортацию в 1944 году.

— В суде, когда избирали меру пресечения, муж просил — не оставляйте маму, смотрите за ней, — со слезами на глазах говорит женщина. — Я не знаю даже, как ей это все объяснить. Она как вспоминает войну, депортацию, просто трясется вся, говорит: «Неужели снова за нами пришли?»

Первые дни, вспоминает Умида, она была растерянна, но соседи сразу же отозвались.

— Прибежали люди, спрашивают: чем помочь? Я работаю, справляюсь кое-как, но люди обижаются даже, что я вот передачу мужу собирала, а им ничего не сказала, потому что у татар принято так — своих в беде не бросают.

Адвокат это подтверждает. Говорит, ей самой много раз предлагали помощь.

— Российские власти пытаются показать, что только небольшая часть крымских татар не приняли Россию, возмущаются, а остальные живут без проблем и нас не поддерживают. Это не так. На днях мы возвращались в Симферополь, заехали по дороге пообедать в кафе. Женщина, которая там работает, узнала меня, начала благодарить и говорит: «Простите, я не могу вам помочь деньгами, но я хочу вас накормить, хочу хоть как-то помочь своему народу». И таких случаев очень много. Одной из активисток дали штраф за проукраинские посты в Фейсбуке, порядка 5 тысяч долларов. Мы собрали всю сумму 10-рублевыми монетами — вышло 135 кг. За каждым рублем стоит человек.

«Надеюсь увидеть сына живым»

Абдурешит Джеппаров — общественный деятель и правозащитник, один из организаторов Контактной группы по правам человека в Крыму, в которую входил и Эмир-Усеин Куку. В сентябре 2014 года были похищены сын и племенник Джеппарова. Очевидцы видели, как двое мужчин в черной форме и масках насильно посадили 18-летнего Исляма Джеппарова и 23-летнего Джавдета Ислямова в микроавтобус и увезли в направлении Феодосии. С тех пор родные ничего о них не знают и живут надеждой, что они все-таки живы.

— Мой сын и племенник — четвертый и пятый в списке пропавших (речь идет о похищенных 40 человеках, 18 из которых признаны без вести пропавшими — такие данные приводит украинская общественная организация «Крым SOS» в докладе «Насильственные исчезновения в Крыму за период аннексии Российской Федерацией. 2014−2016». — Прим. TUT.BY), — говорит Абдурешит Джеппаров. — Мы встречались с властями, мне говорили: «Все будет зависеть от вашего поведения»… Каждый режим заканчивается. Когда в 1953 году умер Сталин, многие люди освободились, даже те, кого уже не ждали. Я, конечно, надеюсь надеюсь увидеть живым своего сына.

По словам Джеппарова, сегодня нет крымского татарина уверенного, что завтра не постучатся к нему.

— Можно ругать власть, если закрыться в ванной и убедиться, что тебя не услышит сосед, — говорит собеседник. — В Украине можно сколько угодно кричать и ругать власть в Украине, правда, от этого ничего не меняется. А в России даже шуметь нельзя, здесь это не принято. Около 15 тысяч человек уехало из Крыма за последние пять лет. Конечно, это много (в Крыму живет около 300 тысяч крымских татар, это 12.6% населения полуострова — Прим. TUT.BY). Но вы ведь знаете, у нас семьи большие — по четыре-пять детей и больше, поэтому мы прирастаем.

— В Беларуси люди боятся проявлять активность, когда видят, что за это задерживают. У вас тоже так? — спрашиваю у Абдурешита Джеппарова.

— У нас совершенно другая психология. Если из семьи забрали одного человека, теперь в этой семье будет не один, а уже пять активистов — все члены его семьи.

По словам собеседника, большинство крымских татар оформили российские паспорта, при этом не отказываясь от украинского гражданства.

— Паспорт — это пропуск в жизнь, без паспорта ты не можешь получить пособие на рождение ребенка, не можешь спокойно выезжать за пределы Крыма — вдруг не пустят назад? — говорит Джеппаров. — Украина должна немало сделать, чтобы не потерять нас, но никакой взаимности мы не видим. Пять лет прошло — по нашему вопросу не принято ни одного закона. Крымских татар только как свиту возят на международные конференции, показывают нас как жертв российской оккупации.

«И русские, и украинцы живут с нами десятки лет, они понимают, что мы никакие не преступники»

К адвокату Лиле Гемеджи приходит Мумине Салиева, ее 33-летний муж Сейран полтора года находится в СИЗО в Симферополе. Раньше он работал экскурсоводом.

— Сначала ему вменили статью о терроризме, а год спустя, поскольку он не признал вину и не оговорил других фигурантов, вменили еще публичное оправдание терроризма и попытку насильственного захвата власти, — поясняет Мумине. — Никаких терактов мой супруг не планировал, он активист нашего народа, а не террорист. По образованию Сейран — филолог, в летний сезон водил экскурсии по Бахчисараю и всему Крыму. Кроме того, организовывал исламские праздники, преподавал детям арабский язык, как волонтер занимался сбором средств для детей, больных онкологией.

В 2014 году с приходом России Мумине и ее супруг стали активно писать в соцсетях о происходящем в Крыму. Кроме того, посещали процессы, где судили крымских татар.

— Мы никогда не думали, что будем ходить на судебные процессы, посещать семьи политзаключенных и писать об этом в соцсетях, но профессиональные СМИ были буквально выдворены из Крыма, полуостров превратился в серую зону, это и была задача силовиков — заглушить правду. Позже родственники задержанных, просто небезразличные люди, объединились в инициативу Крымская солидарность, чтобы поддержать друг друга. И мы тоже. У Сейрана было три административные статьи — давали штрафы, а однажды — арест на 12 суток. Я уже тогда понимала, что это практика российских властей — предупреждают штрафами, а если продолжаешь — заводят уголовное дело. Это подтвердилось и по другим активистам. Посыл простой: либо ты заканчиваешь активную деятельность, либо уезжаешь из Крыма, либо прощаешься со свободой. Мы все это понимали. И когда обсуждали с мужем, он мне сказал: «Мы будем здесь до последнего вместе с нашим народом, что бы не произошло». Любовь к родной земле нам передавалась из поколения в поколение. Я вернулась в Крым из Таджикистана, Сейран — из Краснодара. Откровенно говоря, наши жизненные принципы не позволили бы нам где-то спокойно жить, зная, что здесь репрессируют наш народ.

Мумине говорит, что даже не подозревала, что они с мужем будут заниматься правозащитной деятельностью. Но когда в 2014 году сначала нашли зверски убитым Решата Аметова (неизвестные в комуфляжной форме похитили его в центре Симферополя, спустя несколько дней мужчину нашли мертвым, виновные до сих пор не найдены), а потом начали пропадать и другие крымские татары, стало понятно, что молчать нельзя. После ареста мужа Мумине стала еще больше заниматься правозащитной деятельностью. Недавно оштрафовали уже ее — за репост записи 2013 года, то есть до прихода России в Крым.

— Я не беспокоилась, что муж может сломаться, он очень сильный духом человек, он и мне это привил. У нас четверо детей, за них я переживала. И за детей из других семей. На момент ареста моего мужа количество детей, которые остались без отцов, приблизилось к ста. Сейчас их уже под 200. Если цифра сто набиралась на протяжении четырех лет, то за последние полгода она практически удвоилась.

Работать крымскотатарским женщинам не запрещено, но многие занимаются воспитанием детей, обеспечивают семьи мужья. Если их задерживают, у семьи будто выбивают почву из-под ног. Помогают соседи и просто неравнодушные люди.

— Я занимаюсь проектом «Крымское детство» — поддержкой детей, которые остались без отцов. Важно их эмоционально и интеллектуально поддержать, потому что у многих детей страшная апатия, они после ареста отцов даже учится не хотят, они не понимают, за что государство с ними так обходится, — рассказывает Мумине Салилова. — Ценности нашего народа говорят о том, что чужих детей не бывает. И если дети остаются без родителей, народ на себя берет их обеспечение. Люди дают деньги, кто сколько может. И потом эти суммы распределяются по семьям политзаключенных.

— Пытаются ли давить на активистов через детей? — спрашиваю у Мумине.

— К сыну Эмира Куку в школу приходил сотрудник ФСБ, и он вел с ребенком совсем не детские разговоры. Когда мама ребенка пожаловалась, ей пригрозили, что ее саму могут наказать, поскольку она не может обеспечить безопасность ребенку, раз к нему подходит «какой-то незнакомец». Дети и так после стресса, потому что видели отца на полу во время обыска и задержания и целую артиллерию вооруженных до зубов силовиков, а к ним еще подсылают тех, кто их и дальше запугивает.

— Сталкиваются ли дети с дискриминацией в школе?

— Нет, и русские, и украинцы живут с нами десятки лет, они понимают, что мы никакие не преступники. Им кажется, это ошибка. Говорят: «Путин просто не знает еще, но скоро он разберется». Смешно, конечно. Но нас они не обижают, а наоборот, поддерживают даже — и морально, и материально.

Тяжелее всего ситуацию переживают дети и старики, говорит Мумине. Сегодняшние бабушки и дедушки еще помнят депортацию 1944 года и проводят параллели с сегодняшним днем.

— Белорусы, которых тоже репрессировали, часто замалчивали проблему, боялись даже своим детям и внукам рассказать всю правду, настолько были запуганы люди. У вас тоже так было?

— У нас противоположная была ситуация. Наши предки, несмотря на прессинг, когда этой безбожной советской системой пытались искоренить веру, старались все наши правила и традиции передать нам. Каждый момент, как кирпичик, собирали и рассказывали нам, как их высылали, как над ними издевались, как они с трудом выжили. Все эти истории живут в нас. Живы еще некоторые бабушки и дедушки, которым по 90 и даже 100 лет. Самое страшное, что они уже прожили большую часть жизни, а до сих пор, когда вспоминают депортацию, у них поджилки дрожат. И я вижу то же в детях наших политзаключенных. Есть детки, которые уже пятый год ждут своих отцов. Казалось бы, время должно все заглушить, но нет, дети по-прежнему дрожат от страха. Моей свекрови — 65 лет, она ребенок депортированных родителей. Недавно она нашла архивные материалы, в которых мы увидели, что по таким же статьям, по которым сейчас будут судить моего мужа, когда-то судили ее деда. Да, формулировки и номер статей другие, но суть та же — дед якобы создал контрреволюционную ячейку, чтобы подорвать советскую власть. История повторяется.

«Не для того мы вернулись на Родину, чтобы сейчас уезжать»

Лиля Гемеджи говорит, что российские власти сегодня пытаются провести вариант «гибридной депортации» — сделать так, чтобы крымские татары или сами уехали из Крыма, или они потеряют свободу.

— Я хорошо помню, как мы вернулись в Крым в 1989 году, — говорит адвокат. — Родители с трудом нашли дом в глухой деревне, нам еще повезло, отец был ветеринаром, специалистам давали жилье. А ведь долгое время крымским татарам не продавали жилье, не прописывали здесь, до 90-х мало кто мог вернуться на Родину. Первое время нас воспринимали здесь, как когда-то чернокожих в Америке. Я хорошо помню, как нужно было ехать в школу на автобусе, и никто не хотел дать мне место, за него буквально приходилось бороться. А в школе нас не хотели брать в аналогичные классы, думали, мы отсталые приехали из Узбекистана. Все время приходилось доказывать, что мы не хуже, что мы — на своей земле. Сегодня мы слышим от российских чиновников: «Кому не нравится — уезжайте!» Но мы не для того возвращались и с ноля все начинали, чтобы уезжать. Это наша земля. Я очень четко помню с детства, как мне об этом говорил мой дедушка. Я всегда знала, что моя Родина — Крым.

— Почему татары не приняли Россию? Потому что Россия — это преемница советской власти, у них такое же отношение к инакомыслию. И сейчас это на практике подтверждается, — говорит Мумине Салиева. —  А мы свободный народ и не боимся высказать свое мнение. Я иногда слышу от некоторых мам политзаключенных риторический вопрос: почему Россия идет против татар? Ведь разумнее и правильнее было бы проявить лояльность. Россия начала строить дороги, школы, облагораживать районы. Россия вкладывает в Крым неимоверные средства! Казалось бы, ну не трогайте вы татар, покажите, что вы даже лучше Украины. Это было бы логично, правда? Но Россия не может пойти против своей репрессивной машины, которая работает, как мясорубка. И сегодня все крымские татары понимают, что завтра могут придти за ними.

Каждый день жены, которые остались одни на руках с детьми, пакуют передачи в СИЗО и тюрьмы, пишут письма и составляют жалобы — с помощью адвокатов и сами. За эти годы из простых крымских женщин многие из них вынужденно превратились в правозащитниц и просто защитниц своих семей.