«Это место на кладбище - для меня». История Лены, которая 33 года живет в интернатах и мечтает о друзьях

05.09.2019 20:16 — Новости Общества |

Размер текста:: A; A; A

Источник материала:

Это одна из тех историй, после которой большинство проблем покажутся мелкими недоразумениями. Началась она 44 года назад в Шкловском районе с рождения девочки Лены за 3 месяца до срока: отец в очередной раз избил ее беременную мать. А продолжается в Рестянском доме-интернате для престарелых и инвалидов. Это пятый интернат за 44 Лениных года, где она по-прежнему верит в чудо: женщина мечтает, что когда-нибудь казенные еда, одежда и постель, преследующие ее всю сознательную жизнь, сменятся на дом, садик, огород и добрую семью.

Рестянский дом-интернат в Чаусском районе — одно из тех учреждений, где оказаться никогда бы не хотелось. Нет, тут в целом все в порядке: опрятно, аккуратно. У постояльцев есть еда, одежда, чистая постель, медицинский уход. Но попадают сюда инвалиды и пенсионеры тогда, когда другого варианта быть под присмотром и нормально жить нет. Как вот у Лены Сырадоевой.

Лена передвигается на инвалидной коляске последние 33 года своей жизни — с того момента, когда отец отдал ее под опеку государства. Ну, как передвигается… По комнате — с трудом: у женщины слабые руки, но она наловчилась помогать себе ногой. Для прогулки на улице обязательно нужен тот, кто бы катил коляску. Поэтому прогулки — довольно редкое удовольствие: очередь из желающих — длинная, а сиделки на каждого нет и не предусмотрено.

Потому на наше предложение не сидеть в четырех стенах, а выехать прогуляться на солнышко Лена расцветает и сверкает глазами: «Да!». Потом осторожно спрашивает, не будет ли это затруднительно. Комнату, в которой держится запах недавнего обеда, отделяет от коридора довольно высокий порог — для Лены все равно что бетонная стена. В очереди к грузовому лифту мы первые.

— Повезло, что он работает! — восклицает женщина. — А то ломается довольно часто.

«Папа сказал, что это место на кладбище возле мамы — для меня»

Лена родилась в деревне в Шкловском районе — на шестом месяце маминой беременности после того, как отец снова избил жену. Женщине сделали экстренное кесарево.

— Мама мне этого, конечно, не говорила. Соседи рассказали, — спокойно говорит женщина, пока мы пытаемся проехать к реке Реста, чтобы «хоть на воду посмотреть».

По малюсенькой территории дома-интерната особо не накатаешься, а дорога за его пределами — яма на яме.

— Может, специально, чтобы колясочники не ездили? — предполагает Лена и рассказывает дальше.

Заговорила она только в 3 года. Когда ей было пять, семья переехала в Могилев — родителям дали квартиру в доме на улице Гоголя. До четвертого класса Лена училась в СШ № 35, частично обучение было на дому.

— В школу я тоже ходила — мама водила, когда у меня ноги не болели. Я ведь без поддержки или опоры ходить не могла. А ноги реагировали на погоду, например, — их тогда страшно крутило. Занималась я очень хорошо. Когда учительница приходила домой, говорила, что со мной она отдыхает, потому что я все-все делала… Мама много работала — была дворником, как и бабушка. Они старались обеспечить семью, поставить меня на ноги — папа этим особо не занимался.

Мама очень хотела, чтобы Лену поставили на ноги — сделали операцию. Девочке тогда уже поставили диагноз ДЦП и дали первую группу инвалидности. Врачи, правда, предполагали, что после операции лучше точно не будет, но может стать хуже — и родственники от операции отказались.

Позже родилась младшая сестра. Через пару лет слегла мама — ее парализовало. Отец не стал ухаживать еще и за старшей дочерью и отдал 11-летнюю Лену в Рогачевский дом-интернат.

— Это было в апреле 1986 года. А в середине второго месяца лета — точную дату я не помню — умерла мама. Папа сразу не говорил мне, где она похоронена. Потом как-то свозил, показал. Помню, я спросила, что это за оградка рядом с маминой могилкой. А он ответил, что это место подготовили для меня.

Кладбище недалеко от Рестянского дома-интерната.

Кладбище недалеко от Рестянского дома-интерната. На табличках однотипных надгробий надписи уже стерлись.

«В одиночке — я и магнитофон»

В Рогачевском доме-интернате Лене пришлось привыкать и к инвалидной коляске, и к неудобной кровати, и к детям, которые обижали не просто словами — могли и ударить. Привыкать пришлось даже к тому, что нужно терпеть, чтобы сходить в туалет.

— Воспитатели иногда наказывали, иногда говорили: «Пойми, что ты теперь не дома, а в системе, к которой нужно привыкнуть». И я приспособилась. Не сразу, со временем. Я была очень пугливой, застенчивой, было тяжело, но я справилась. И даже нашла друзей. А тем, кто обижал, научилась давать сдачи. Иногда.

В интернатах, говорит Елена, ее ребенком регулярно обследовали и говорили одно и то же: девочка по уровню развития абсолютно соответствует своему возрасту и легко может учиться в обычной школе. Проблема — физическая слабость. Такая, что Лена не могла с помощью двух рук передвигаться на коляске. Пришлось научиться помогать себе ногой.

— Помню, долгое время никто не мог сообразить пристегнуть меня ремнем к креслу, и я все время падала — из-за высоких порогов, из-за большого уклона. Падала и разбивала голову.

Рестянский дом-интернат — пятый по счету в жизни Лены. Говорит, их приходилось менять, потому что есть «очень большие проблемы с уходом». Мол, санитарки не могут ее таскать.

— А весите вы сколько?

— 40 килограммов, — вздыхает Лена и тут же спешит добавить: — Ну нас же тут много таких — санитарки всех не натягаются, чтобы, например, на унитаз посадить. И условия в том же туалете не очень удобные.

Попав в первый взрослый дом-интернат для инвалидов и пенсионеров — в деревне Дуяновка Гомельской области, — Лена, говорит, тоже испугалась. Она была молодой, по сути ребенком, хотела общения, друзей. А вокруг были, в основном, немощные старики, некоторые — с серьезными проблемами психики.

— Помню, была я в Белыничском доме-интернате. Мне было грустно, скучно, одиноко, друзей не было. В палате-одиночке были я и кассетный магнитофон с радио, по которому я часто слушала разные передачи. Раньше в Москве была радиостанция «Радио 1», и там вечером шла программа «Напиши мне письмо». Люди искали друзей по переписке, просто кого-то разыскивали. Я написала на эту передачу, чтобы найти друзей и подруг по переписке. Через месяц мое письмо прочли в эфире. Эту передачу услышала колясочница Даша Лис — так мы и познакомились.

На коляске, по деревне, с диктофоном. Как живет и работает журналист с диагнозом СМА

Сейчас вместо бумажных писем у Лены есть соцсети. Это ее огромное окно в мир из 5-этажного дома-интерната на берегу реки. Правда, интернет на 4 этаже ловит не очень хорошо, да и денег забирает прилично. 90% небольшой пенсии женщины получает дом-интернат — таковы условия нахождения тут. На руки Лена получает 10% — 27 рублей. Из них 20 рублей кладет на телефоны — у нее две сим-карты. На оставшиеся 7 рублей Лена может купить себе, например, чай или вафли.

С мобильником и ноутбуком помогла подруга Дарья — «написала в интернете» о Лене, и люди откликнулись. Таким же образом Лена наконец получит электрическую коляску — Дарья организовала сбор денег, и благотворитель помог решить вопрос.

— Семья мне не помогает, нет, — глухо говорит Лена. Видно, что говорить ей об этом тяжело, но она крепится, растягивает губы в улыбке. — У меня есть старший сводный брат по отцу… Отец умер 4 года назад. А родная сестра… Ну, она живет в Могилеве, приезжает раза 2 в год, но мы с ней чужие люди. Она не то, чтобы от меня отказывается. Просто думает, что раз я на государственному обеспечении, меня кормят-поят-одевают-обувают, — значит, у меня все нормально, проблем нет. Она пыталась добиться, чтобы я на нее свою долю наследства переписала, но ничего не вышло.

Надежда на чудо

…Мы стоим и смотрим на реку, щуримся от лучей еще по-летнему жаркого сентябрьского солнца. Лена нервно поправляет растрепанную ветром прядь волос и вдруг говорит:

— Я всегда мечтала жить в своем собственном доме. Чтобы он был большой и удобный, чтобы были свой сад и огород. Только вот квартира, которая у меня есть, для меня не предусмотрена. Мне бы очень хотелось, чтобы нашелся хороший человек или семья, кто мог бы за мной нормально ухаживать. Мне же много не нужно. Еда нормальная, чтобы желудок не капризничал. Туалет, а не памперс, в котором ходить жарко и противно, ну правда. И немножечко простого дружеского общения. Разве это много?

По дороге обратно в 6-местную палату Лена рассказала, как от скуки и безнадеги иногда просто разрывается из-за боли голова. Как недавно сильно болела и думала, что еще немного — и умрет. А умирать не хотелось! Как начала только недавно читать «Анну Каренину» и разбавляет одиночество старыми сериалами вроде «Богатые тоже плачут» и «Просто Мария». Ну и телевизор в палате иногда смотрит — его сестра привезла.

— А «Игру престолов» смотрела?

— Нет. Интернет на 4-м этаже очень плохо ловит. Вот, даже зафрендить тебя не могу.

Общение в соцсетях — то, что спасает Лену от одиночества. А еще надежда, что ее мечта пожить в нормальной семье и в своем доме все-таки осуществится.

Написать Лене можно в Facebook. На ее странице есть и номер телефона, но ответить она может не сразу — иногда нужно минут пять, чтобы совладать с непослушными мышцами.