Право хранить отчаяние

Источник материала:

Право хранить отчаяние

Саше Сагайдаровой 23 года, она сирота и ей негде жить. На этом можно бы поставить точку и ждать реакции компетентных товарищей. Ответы предположительно могли бы быть самые разные: «За указанной гражданкой закреплена жилплощадь, проживать на которой она не может по причине: жилье не благоустроено, нуждается в ремонте, там проживают асоциальные родичи... (нужное подчеркнуть). Примем меры». Или «Наша вина, недоглядели. А.Сагайдаровой в срочном порядке выделены место в общежитии, квартира социального пользования, благоустроенный коттедж со всеми удобствами... (нужное опять же подчеркнуть)». Разные могли быть ответы. И тогда это была бы совсем другая история с другими перспективами и горизонтами.

Но Саша, не дожидаясь, сама обошла все нужные кабинеты во всех ответственных ведомствах и учреждениях. Причем по нескольку раз. Ответ один: «Вам 23 года. Живите, где хотите».

Итак, Саше Сагайдаровой 23 года, она сирота. И она фактически бомж.

Семья детдомовского типа

В свое время о семье Сагайдаровых из Жодино писали очерки и снимали документальные фильмы. Ее ставили в пример как символ любви, милосердия и терпимости.

Таким вниманием семья была обязана своей необычности. 9 детей Марины Ахатовны Сагайдаровой, кроме старшего, Виктора, — полукровки со всеми характерными внешними признаками неславянского происхождения: от разреза глаз до оттенка кожи. Кроме того, это была едва ли не первая в Беларуси семья, получившая в 1989 году статус детского дома семейного типа. То есть все воспитывавшиеся в ней дети были сиротами. Отсюда и повышенное внимание чиновников, спонсоров, журналистов и просто любопытствующих.

Никто, однако, из этой многосотенной толпы поддерживающих–восхваляющих–сопереживающих не учел тот факт, что первый блин, как правило, бывает комом. Детский дом семейного типа Сагайдаровых по закону жанра и был тем самым комом, только с отсрочкой.

Марина Ахатовна любила своих детей, заботилась о них. В этом смысле к ней претензий никаких. Им было где жить — семье выделили огромный коттедж со всеми удобствами. И что есть. Выплаты на содержание детей, зарплата мамы–воспитателя, спонсорская помощь и финансовая поддержка государственных структур позволяли не только хорошо питаться. Дети регулярно ездили на отдых и оздоровление за границу, пользовались «сиротскими» льготами. Во всей этой счастливой истории была лишь одна закавыка: детей (кроме последней девочки) Марина Сагайдарова усыновила, дала новые имена, одно на всех отчество и свою фамилию.

Два взаимоисключающих статуса необычной семьи и сыграли впоследствии злую шутку с каждым из воспитанников Марины Сагайдаровой. Но больше остальных досталось Саше. Потому что ей не досталось ничего.

Справка «СБ»

Усыновление — приоритетная форма устройства в семью сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Усыновленные дети в своих правах приравниваются к биологическим. Семьи, которые усыновляют детей, не получают заработную плату.

В детском доме семейного типа могут воспитываться от 5 до 10 детей. На каждого воспитанника должно приходиться не менее 15 кв. м общей площади. Такая форма устройства детей–сирот в семью является работой на основе трудового договора с обязательным выполнением должностных обязанностей. Родителей–воспитателей отбирают на конкурсной основе. Их труд оплачивается, как труд педагога. За детьми сохраняются все права и льготы, гарантированные государством сиротам.

Трижды сирота

Юля Гейман родилась 14 ноября 1986 года в 6–й городской клинической больнице Минска. Это реальная дата рождения и первое имя — единственное, что досталось в наследство от родителей Саше Сагайдаровой. Родители оставили девочку в роддоме. Мать забеременела не от законного супруга, и тот категорически отказался воспитывать «чужую кровь». Саша попала в минский дом ребенка № 1. Спустя 5 лет, ни разу не поинтересовавшись судьбой малышки, супруги эмигрировали в США.

Через год после рождения Сашу удочерила семья минчан. Новые родители «исправили» девочке биографические данные: Юля стала Леной, у нее появился новый день рождения — 5 января 1987–го. Семья жила хорошо, но это продолжалось недолго. Через полтора года родители добились в суде отмены удочерения из–за «проявления у ребенка характерных черт негроидного типа». И Саша снова вернулась под опеку государства.

Спустя полгода ее забрала к себе Марина Сагайдарова. И у Саши появилась третья метрика с нынешним именем и датой рождения 26 января 1987 года. В семье Саша прожила до совершеннолетия. А в июле 2010 года суд города Жодино отменил удочерение, вернув тем самым девушке статус сироты. Причем истицей выступила сама Саша. Марина Ахатовна с иском согласилась не раздумывая. И девушка, и ее «мама», и органы опеки и попечительства города Жодино, а впоследствии и суд признали усыновление формальным, существенно нарушившим гражданские права Александры Сагайдаровой.

Дом, которого не было

Еще раз позволю себе вернуться в прошлое, поскольку именно в нем корни всех нынешних злоключений моей героини. В 1996 году семейному детскому дому Сагайдаровых был выделен благоустроенный коттедж, собственность отдела образования Жодинского горисполкома. Своего рода служебное жилье. Там были прописаны только дети. В сентябре 2005 года по заявлению Марины Сагайдаровой трудовой договор с ней как с воспитателем детского дома семейного типа расторгли. Дали о себе знать возраст и здоровье: на то время женщине было уже больше 65 лет. Детский дом расформировали. Каждому из воспитанников, кто на момент выселения не достиг совершеннолетия, выделили койко–место в общежитии города. Саша же уже месяц как имела временную прописку в Минске, поскольку поступила (по льготе, полагающейся сиротам!) на дневное отделение в БГУ. Койко–местом на ближайшие 5 лет ее обеспечил университет. Что будет дальше, Саша не загадывала (да и должна ли она была это делать в 18 лет?!).

А дальше все было, как в песне. Складной, но бессмысленной. В сентябре прошлого года Саша обратилась в Жодинский горисполком с просьбой поставить ее на очередь для получения социального жилья.

В Жодино Саше отказали, предложив обратиться для решения вопроса по месту установления сиротства, т.е. в Минск. Саша обошла администрации Московского района (там находится дом ребенка № 1), Советского (РНПЦ «Мать и дитя», в котором Саша провела первые дни–недели своей жизни) и Центрального (роддом, где девушка, собственно, и появилась на свет). Из одной инстанции ее отправляли в другую, но при этом соглашались: как воспитанница детского дома семейного типа она имеет право на социальное жилье. Даже подсказали, какие документы необходимо собрать. Саша сама ходила по кабинетам, сама доставала справки. Но неожиданно получила отказ. Воспользоваться своими жилищными правами ей помешало то самое формальное удочерение. Поэтому еще несколько месяцев пришлось потратить на судебные разбирательства. Когда же у Саши наконец на руках было официальное подтверждение, что она лишь юридически являлась «дочкой», а фактически так и оставалась сиротой, в жилье ей было отказано окончательно: девушке исполнилось 23 года, срок истребования льготы вышел...

Театр абсурда

Иначе назвать историю Саши Сагайдаровой нельзя. Потому что она идет вразрез с политикой, которую государство проводит в отношении детей–сирот. Вразрез со здравым смыслом!

В последние годы проблемам сирот придается едва ли не первостепенное значение. Это наши дети! И мы должны о них заботиться! Они имеют право на счастливое детство и благополучное будущее. А значит, у каждого должны быть семья и дом. Чтобы максимально защитить права обездоленных детей, регулярно корректируется и совершенствуется законодательство. Добровольное желание взять детдомовских подопечных в семью, растить, воспитывать, опекать возводится в степень геройства. Нет для журналиста темы благороднее и благодарнее, чем портрет улыбающегося детдомовца в кругу новых родственников: будь то приемные родители, мамы–воспитатели или даже гостевая семья... Слезы брошенного ребенка, напротив, способны вывести из состояния равновесия даже самого закоренелого циника. Потому что нет никого беспомощнее и беззащитнее ребенка. Особенно одинокого. Обе махины — государственная и общественная — бросятся ему помогать.

Саша уже не ребенок. Может быть, поэтому ее слезы никого не трогают. Кипа документов, которые девушка принесла в редакцию, пугает своим масштабом — иным за полжизни не обойти столько инстанций, сколько обошла Саша за год. А еще холодным формализмом.

Я не зря так подробно описывала все биографические нюансы появления Саши на свет и первые годы ее жизни. Судьба дважды ударила ее наотмашь, когда она была еще несмышленым младенцем. А потом еще раз — спустя 20 лет. Банальное сравнение, но в руках взрослых живой человек был чем–то вроде куклы: родили — бросили; взяли — отдали; не то удочерили — не то поручились «подрастить»... Вся эта биографическая подноготная Саши Сагайдаровой как на ладони была представлена на бумаге каждому, кто занимался ее жилищным вопросом. Но кроме вежливого сочувствия, предписанного административными инструкциями для реагирования по обращениям граждан, ничего больше не вызвала. Сплошные «увы» и «к сожалению». Отказы, много отказов — хоть коллекцию составляй.

Потому что все упирается в закон. А по закону у Сагайдаровой нет прав на жилье. Нет прав стать на очередь, потому что прописки тоже нет. Похоже, все, что у нее осталось, это право на отчаяние. Владей, пользуйся на всю катушку! Это справедливое решение?!

Исключительный случай

Закон законом, но с обеих его сторон люди. С одной — те, кого он должен поддерживать и защищать. С другой — те, кто эту поддержку и защиту согласно закону должен оказывать. В истории семьи Сагайдаровых закон однажды уже «прогнулся» под их интересы. В 1989 году. «Мы хотели поддержать маму, Марину Ахатовну. Ей тяжело было растить столько усыновленных детей. Чтобы оказать ей финансовую помощь, было принято решение оформить семью как детский дом семейного типа», — объяснила Лидия Самусевич, ведущий специалист органов опеки и попечительства отдела образования Жодинского горисполкома. Хотели как лучше. А получилось — оказали медвежью услугу. Как могли специалисты, ответственные за соблюдение прав детей–сирот, не знать, не предвидеть, что таким решением помогают маме, но вредят детям? И к чему тогда было это «массовое усыновление», если у женщины банально не хватало средств растить детей, им негде было жить (коттедж выделили только в 1996 году, а до тех пор интернациональная многодетная семья ютилась в двухкомнатной квартире!)? На эти вопросы теперь вряд ли кто ответит. Где тот 1989 год! И где те люди, принимавшие неоднозначное решение?!

Если однажды удалось подстроить закон, чтобы поддержать сирот, почему сейчас этого сделать нельзя ни в коем случае? На этот вопрос в состоянии и должны ответить нынешние компетентные органы.

Случай Саши Сагайдаровой исключительный, из ряда вон! Но подход к нему — формальный. Куда уходит Саша, получив очередной отказ в очередной инстанции, где ночует, никого не интересует. Взрослый человек — сама сможет о себе позаботиться. В одной из организаций девушку встретили фразой:

— А мы думали, ты уже замуж вышла и вопрос решился сам собой...

По большому счету, этот посыл, адресованный Саше, очень тонко характеризует отношение общества ко всем взрослым сиротам. С детьми носятся, им помогают, поддерживают, их стараются устроить в семьи, хотя бы в приемные, до совершеннолетия. А вырастут — замуж выйдут, женятся, осядут где–нибудь, ситуация рассосется сама собой... Не на это ли рассчитывали чиновники, заведомо создавая неразбериху со статусом детей из семьи Сагайдаровых? Почему за ошибки взрослых по–прежнему должны расплачиваться дети? Они выросли и... «не рассосались». Потому что человек, увы или к счастью, не гематома. Бесследно не исчезает.

Справка «СБ»

В нашей стране жилищные права детей–сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, всячески охраняются. Законы направлены на то, чтобы у них был свой угол: будь то родительская квартира или за неимением таковой социальное жилье. Льготой на получение социального жилья сирота может воспользоваться до исполнения ему 23 лет.

Автор публикации: Валентина МОХОР

Фото: Артур ПРУПАС