И кисть, и скальпель, и… утюг

Источник материала:

И кисть, и скальпель, и… утюг

Татьяна ЗИНОВЬЕВА

Имя этого мастера не значится на полотнах. Тем не менее, Юлию Мисченко можно справедливо считать человеком, который дарит иконам и картинам жизнь. Вторую. Юлия – реставратор первой категории по масляной и темперной живописи

– Юлия, вы не пишете картины сами, а «оживляете» их. Каким образом?
– В первую очередь реставратор должен сохранить живописный памятник. Для этого мы проводим консервацию произведения, то есть, приостанавливаем разрушительные процессы, делаем так, чтобы красочный слой не осыпался. За рубежом мастера занимаются в основном консервацией. В каком бы состоянии произведение к ним ни поступило, они всего лишь закрепляют это состояние и могут не двигаться дальше. У нас немного другой подход. Кроме консервации мы делаем тонировку, иногда даже что-то схематично дорабатываем, стараемся реконструировать произведение для зрителей.
– Какие применяете материалы и инструменты?
– Главный закон для реставраторов – использование обратимых материалов. Это значит, что если через 20 – 30 лет другие мастера будут работать с картиной, они смогут удалить то, что сделала я. Что касается инструментов, они самые разные: от хирургического или глазного скальпеля до обычного утюга. Клей, который мы предпочитаем, называется осетровым и действительно варится из воздушного пузыря осетровых пород рыб. Краски используем, естественно, родственные тем, которыми писались полотна. Здесь тоже есть свои секреты. Например, если работать обычной акварелью, она будет скатываться с поверхности. Чтобы этого не происходило, берем бычью желчь. Но поскольку теперь это дефицит, ее заменяют другим продуктом – хозяйственным мылом. Здесь чем натуральнее вещество, тем лучше оно подходит. Добавляем в клей мед. Вообще, женщина в профессии реставратора как рыба в воде.
– Ваша работа – творчество или конвейер?
– Поскольку у нас кипит напряженная выставочная деятельность, работу можно назвать творческим конвейером. Не всегда удается прочувствовать каждое произведение, но нередко полотна действительно «цепляют». Тогда просто не терпится ими заняться. В мастерских Кракова и Москвы более свободный образ жизни. Если мастера чувствуют, что у них нет вдохновения для работы над определенной картиной, то не берутся за нее до тех пор, пока муза не посетит. Мы, к сожалению, такого позволить себе не можем – не хватает времени.
– Каждая профессия накладывает на человека определенный отпечаток. Чему учит ваша?
– Я действительно приобрела те качества, которых у меня изначально было недостаточно. Среди них на первом месте усидчивость, потому что дело очень кропотливое и требует немало терпения. Кроме того, я стала организованней. Если нет внутреннего порядка, то, конечно, не справиться с почти ювелирной работой.
– Вы реставрируете иконы – святыни верующих. В средние века иконописцы проходили обряд очищения перед работой. Есть ли что-то подобное у мастеров вашей профессии сейчас?
– Строго установленного обряда нет. Это скорее зависит от самого человека. Если он порядочный по натуре, ему, быть может, необязательно посещать церковь перед работой. Что касается меня, то я просто мысленно прошу у Всевышнего благословения и помощи.
– Реставратор икон должен быть верующим?
– Необязательно.
– Какие тайны скрывают от нас старинные произведения искусства?
– Недавно ко мне попала икона из иконостаса Успенского собора Жировичского монастыря. В XIX веке образа в иконостасе позолотили, но сделали это не очень аккуратно: позолота покрывала весь фон и части фигур. Рентген выявил под ней хорошо сохранившийся слой более ранней живописи. Когда я «освободила» изображение, на иконе обнаружились не только потрясающе яркие краски, которые не съело время, но и одинокая буквочка между фигурами пророков. Первоначально мы думали, что это буква «Ж», обозначающая принадлежность иконы Жировичам. Но потом искусствоведы определили, что это, возможно, монограмма художника-создателя. Бывали даже случаи, когда под верхним изображением оказывалось другое, совсем не похожее. Так происходило, потому что мастера прошлых веков, видя, что на иконе или портрете недостает, скажем, носа, переписывали произведение полностью, поверх прежнего.