В гости к полешукам Евтушенкам

Источник материала:

То, что у знаменитого российского поэта Евгения Евтушенко белорусские корни, известно. Об этом Евгений Александрович подробно написал в поэме "Мама и нейтронная бомба". В Хомичах Евгений Александрович последний раз был 30 лет назад. Близкие родичи поэта и по сей день живут на Гомельщине в деревушке Хомичи. На Каляды “Комсомолка” отправилась в Калинковичский район, в гости к Евтушенкам. Сам поэт поехать не смог, он обещал нам совершить такой вояж через год. Благодяря “Комсомолке”, белорусские Евтушенки смогли пообщаться со своей видной “кровинушкой” уже сейчас. Пускай и по телефону

Евтушенки? Знаем таких!..

Отыскать родню легендарного поэта нам помог директор местной школы Василий Дайнеко.

- Как же, знаем таких, - откликнулся Василий Петрович. - У нас в школе и музей Евтушенко есть. Приезжайте!

250 километров от Минска – и мы в Хомичах. Найти деревушку нелегко, тут осталось хат двадцать. Здесь даже мобильник берет с трудом. Материалы про поэта Евтушенко в школе собирает учительница белорусского языка Елена Кужелка. Здесь – фотографии, материалы, вырезки из газет. Многие – из “Комсомолки”.

- Хай бы паэт прыехаў да нас у школу, - загадывает Елена Григорьевна. – Мы б яму такі канцэрт паказалі!.. Усе-ўсе прыйшлі б на паэта паглядзець. Гэта ж наш, хамічоўскі хлопец!..

Калі мой Яўтушэнка памёр, дык ніхто не памог…

Мы идем знакомиться к самим Евтушенкам. Нина Васильевна – вдова Владимира Евтушенко, троюродного брата поэта.

- Мой Валодзя служыў на той самай падводнай лодцы, дзе аварыя нарабілася (на атомоходе К-19 проводились страшные испытания достижений советской военной науки – авт.) – На ягоных вачах пагінула 50 чалавек. А мой астаўся. У яго камандзір вопытны быў. Сказаў: “Хлопцы, пейце спірт і дадавайце рвотны парашок". Ён так плакаў, калі глядзеў "Курск". І адразу сказаў: "Усё, Ніна, хлопцаў няма".

Владимир Степанович выжил, но получил дозу облучения. Каждый год ему приходила анкета-приглашение на лечение в ленинградский госпиталь. Первый год съездил, а потом махнул рукой и на все анкеты отвечал: здоров, здоров, здоров…

Прошло всего два года, как не стало 57-летнего мужа. Нина Васильевна плачет. Я заговариваю о другом:

- Як зімою – цёпла ў хаце?

Нина Васильевна будто бы отвечает, но срывается на свое:

- Дровы самі шукаем. Дзе ў лясьнічастве выпішам, дзе хто абрэзкі продае. Не памагае ніхто... І калі мой Яўтушэнка памёр ніхто не памог…

"Наш Жэнька-пісацяль"

Нина Васильевна замечает в окно соседку и выбегает на крыльцо, чтобы "гукнуць". Галина Тимофеевна и ее муж Николай Александрович – двоюродные дядя и тетя Евгения Евтушенко. Несмотря на прошедшие 30 лет, все они замечательно помнят приезды в Хомичи своего знаменитого родственника. Называют они его по-свойски: "пісацяль" и "наш Жэнька".

- Першага разу як прыехаў у 71 гаду, дык мы так абрадаваліся! – вспоминает Галина Тимофеевна. – Ён надта спяшыў, дык спачатку забёг да бабы Ёўгі – яна кашу з печы выняла, накарміла. А тады да цёткі Алены, а тады вечарам ужо ў мяне сабраліся. Вы чыталі верш ягоны? Вось тут,у Нінінай хаце і набілася, як Жэня пісаў, "шэсцьдзесят Яўтушэнак". І на калідоры сядзелі, і ў хаце, і на печы і каля печы!

- А другі раз прыязжаў ужо з мамай сваёю, - добавляет Нина Васильевна. – Прывёз нам лікёраў, цукерак, розных гасцінцаў… А сам усё кажа: "Мне вы лепш сваёй гарэлкі налівайце". Гэта значыцца – самагонкі. А назаўтра пайшлі з маім Валодзям у футбол гуляць. Дык паэт нешта там сабе з нагой зрабіў – я яму пасля перавязвала. А як вячэралі, дык зноўку ўсе сабраліся – ён вершы свае чытаў. Хораша так!..

Заходит Николай Александрович. Докладывает жене:

- Я карову напаіў, кабылу напаіў. Пайду ў магазін па хлеб.

Я только и успеваю заметить, как же похож он на поэта! Листаем семейный альбом Евтушенок. Невольно – только раз посмотрев на фотографию Евгения Александровича - в каждом Евтушенке находишь что-то похожее. Нина Васильевна жалуется:

- У мяне ж былі і картачкі, дзе ён. Дык дзеці ўсё пазабіралі! Кажуць – ты яго і так бачыла, а нам памяць будзе.

Нина Васильевна, переворачивая страницы с фотографиями, легко проводит "радавод ад пісацяля":

- Гэта во ягоная цётка, а гэта – бабка. Гэта во Ёўга – цёця мамы ягонай….

- А гэта хто? – показываю на детишек вокруг бабки.

- Гэта? Гэта таксама Яўтушэнкі!

Мы едем на кладбище. И там – Евтушенки.

- Ідзі, Галя, наперад – тапчы нам дарогу, ты ў ботах – командует Нина Васильевна.

Пробираемся по сугробам. Там-сям прямо на оградах лежат поваленные деревья.

- Гэта ў нас бура была, - объясняет Галина Тимофеевна. – Дык некаторым няма як і прыбраць гэтыя дрэвы. Бензапіла патрэбна!

Вот и Евтушенки. Баба Ёуга, жила 87 лет. Баба Ганна, жила 94 года. У Евгения Александровича хорошие гены!

- Толькі мой Валодзя ў 57 памёр… - грустит Нина Васильевна. – Спаліла яго гэтая радыяцыя…

Прямая линия "Москва-Хомичи"

Холодно! Возвращаемся в Хомичи. И меня посещает невероятная идея. Набираю на мобильнике номер Евгения Евтушенко в Москве. К счастью, поэт дома.

- Евгений Александрович, я сейчас в Хомичах! Рядом со мной – Евтушенки. Даю им трубку!

Нина Васильевна, волнуясь, берет мобильник.

- Добрага здароўечка! Як вы там?

- Спасибо, помаленьку. Все хорошо! - по голосу слышно, что Евтушенко рад.

- Прыязжайце да нас! – зовет Нина Васильевна.

- Спасибо! Может, летом. Я в Америке сейчас преподаю. Но буду искать возможность приехать! Как ваш адрес?

- Еўтушэнка Ніна Васільяўна!

- Я понимаю. Адрес ваш как?

- Гомельская вобласць, Калінкавіцкі район, вёска Хамічы!

- А улица?

- Дом 17, а вуліца ў нас адна. Вы помніце Валодзю Еўтушэнку, з каторым гулялі у лапту? Помніце, як у нас былі?

- Да, я помню все.

- Вы знаеце, Валодзі ўжо няма, Валодзя памёр...

- Жаль... А сколько Евтушенок осталось?

- Ой, багата яшчэ!

- Багата… Спасибо вам, очень рад был услышать! Помню вас, и люблю. Как появится первая возможность – сразу же приеду. Я вас нежно целую!

- Харашо! Жду!

Разговор окончен.

- Сказаў, прыедзе!.. – радуется Нина Васильевна

- Хай бы прыехаў, - поддерживает Галина Тимофеевна. – Гэта ж кравіначка наша…

Евгений Евтушенко: Махнуть бы с вами в Хомичи!..

- Евгений Александрович, у вас в Хомичах сейчас четыре близких человека живут. Это три семьи. У них соответственно пятеро, четверо и трое детей…

- Боже мой, это ж сколько Евтушенок, ой, Явтушенок получается?!

- Двенадцать человек. Это только которых мы в Хомичах отыскали. А есть еще и в других деревнях и городах…

- Хомичи – бедная деревня, как я помню?..

- Небогатая. Но люди особенно не жалуются.

- Пустеет, наверное?

- Половина хат пустых. А зимой, когда некоторых стариков дети забирают в город, и вовсе человека не сыщешь. Кстати, Евгений Александрович, на местном кладбище есть могилы и Ганны, и Ёуги…

- Когда Ганна умерла, в каком году?

- В 1979-ом. А Ёуга в 1991. У вас хорошие гены – Ганна и Ёуга прожили по 94 и 87 лет…

- А вы не установили, в каком году я там был?

- Первый раз в 1971, а второй в 1976-ом. Кстати, я переснял фотографии ваших родственников и могу выслать вам их на электронную почту…

- Буду вам очень признателен. Запишите адрес – он у меня и американский, и здешний – вездешний!

- Евгений Александрович, напомните, пожалуйста, почему вы взяли фамилию матери – фамилию ваших предков из Хомичей?

- В своей поэме «Мама и нейтронная бомба» я подробно пишу об этом. Дело в том, что я носил фамилию отца Гангнус. И меня заподозрила учительница физкультуры в том, что я – немец. А дедушка мой был латышом (и, кстати, автором учебника по тригонометрии), и в 37-ом его арестовали по фальшивому обвинению в шпионаже в пользу Латвии. Но я тогда об этом не знал. И учительница говорила моим одноклассникам: «Как вы можете дружить с этим немцем, когда, может, такие же Гансы гнусавые убивают ваших отцов на фронте?!» И бабушка мне переменила фамилию, чтобы легче жить было. Но самое поразительное, что моя фамилия на самом деле была немецкая – это я потом узнал. Я благодарен бабушке еще и потому, что было бы очень трудно быть русским поэтом с фамилией Гангнус.

- Евгений Александрович, тогда, в 1971-ом, сестра вашего деда Ганна спросила вас, много ли вы встречали Евтушенок на свете – об этом вы пишете в своей поэме. А сейчас, спустя годы, вы можете ответить на этот вопрос?

- Бабушка спрашивала, наверное, в прямом смысле. Но Евтушенки – это значит, родичи по душе. Да есть конечно! Много. Я вчера, к примеру, выступал в Рыбинске, где никогда не был. А там, между прочим, жила когда-то актриса, моя первая любовь. В Рыбинске, наверное, уже лет 30 не было ни одного поэтического вечера!

- А что ж так?

- Ну не было и все! Хотя у них там родился Лев Ошанин. А где сейчас вообще выступают поэты? Кто выступает? Никто! Я один. И люди, которые пришли на этот вечер, не привыкли слушать – они все были в первый раз. И я для них был сумма сплетен всяких. Они не знали, как себя вести. Но постепенно мы из незнакомых людей стали с ними родичами по духу. Хотя проще выступать, где уже был. Когда возвращаешься в город, где уже выступал когда-то, то встречаешь там своих «родичей». На днях я был в Брянске. Завтра я еду в Казань, потом в Набережные челны, Нижнекамск, Лабогу. В Казани мне буду вручать мантию почетного профессора Казанского университета. Я заслужил ее давно, еще за поэму «Казанский университет». Но она была острой, тогда давать было нельзя:

В дни духовно-крепостные,

В дни, когда просвета нет,

Тюрьмы совести - России

Главный университет.

- А мы сегодня с хомичскими Евтушенками как раз читали «белорусский» отрывок из вашей «Мамы и нейтронной бомбы»…

- Они подтвердили, что все так и было?

- Они через строчку останавливали меня, чтобы заверить в этом.

- Вы знаете, я был поражен, когда на картофельном поле в Хомичах подошел именно к Ганне – сестре деда Ермолая! Моя мама ведь никогда там не была!

- Евгений Александрович, это и сейчас видно: вы с хомичскими Евтушенками – одно лицо! Тот же овал, те же глаза… И люди они добрые…

- Я знаю, они прекрасные люди! Но они пьют очень много. Хотя сейчас, наверное, уже состарились, и перестали. Но тогда пили очень много!

- Какие у вас еще связаны воспоминания с Беларусью, кроме этих встреч с родственниками?

- Я очень дружил с Василем Быковым, но вам это не дадут напечатать.

- Что вы, наша газета писала и пишет о Быкове.

- У нас были очень хорошие отношения. Когда появилась его подпись под письмом против Сахарова, я ему позвонил и говорю: «Василь, как ты мог!?» Он объяснил мне, что это провокация, он не ставил той подписи. Мы с ним ездили вместе в Германию… И меня поразило, что в Кельне, когда я шел на встречу с известным диссидентом Львом Копелевым, Быков сказал мне: «Я не могу пойти с тобой. Но я тебя поддерживаю, передавай ему привет и слова поддержки». Я считаю, что это было огромной ошибкой – доводить такого национального писателя, как Василь Быков до того, что он был вынужден уезжать из своей страны. И два года назад, когда Быков умер, я восхищался тем, что белорусы, вопреки всему, достойно проводили его в последний путь.

- А с кем еще из своих белорусских коллег вы дружны?

- Дружил с Андреем Макаенком, хоть он был и другого типа человек. Он печатал мои запрещенные вещи… И Георгий Колас поддерживал меня… Я знаю хорошо Рыгора Бородулина, Владимира Некляева… Передавайте им мой самый добрый привет!.. Знаете, я бы с удовольствием приехал и выступил в Минске. Но я не хочу, чтобы это шло по официальной, или наоборот, диссидентской линии. А чтобы это был просто профессиональный вечер. Я не хотел бы говорить о сегодняшней ситуации в Беларуси. Потому что мне, как человеку из России, не следует этого делать. Это будет выглядеть, будто бы меня кто-то послал. А у меня слишком глубокие отношения к Беларуси…

- Что вы преподаете в Америке?

- Я преподаю русскую литературу и русское и европейское кино в университете города Таузас штат Оклахома. Это второй по величине город штата Оклахома, в нем примерно 450 тысяч человек. Там несколько университетов, симфонический оркестр, два театра. Нефтяной ковбойский город.

- Теперь вы большую часть времени живете там?

- Ну почему же? Половину на половину. Я живу там во время преподавания, у меня там есть дом. Когда у меня отпуск, я здесь живу. И очень хочу взять – и махнуть с вами в Хомичи!.. Спасибо вам большое, что вы этим занимаетесь!