Шепоты пустыни

Источник материала:

ПЛЕСКАЧЕВСКАЯ Инесса

Волнуюсь, как перед первым свиданием: понравлюсь ли? Не разочарую? Не буду ли разочарована сама? А то ведь, знаете, — на первых свиданиях всякое бывает...

К этому дню я готовилась долго, годами мечтая о том, чтобы оказаться здесь, в этом самом месте, на зыбком песке, побывать там, где если и ступала нога человека, то следы его давно замел ветер.

Я — в пустыне Такла–Макан, крупнейшей в Китае и второй по величине в мире. Обширная ее часть — движущиеся пески, так что границы желтого безмолвия относительны: сегодня — здесь, а завтра... Завтра я снова была здесь — не только, чтобы проверить, успел ли занести мои следы ветер. Уж очень хотелось провести ночь под звездами и среди песков, даже удалось убедить спутников составить мне компанию. Они, правда, не сильно сопротивлялись — кто из мужчин рискнет оставить женщину одну ночью в пустыне, когда до границы песков в одну сторону — почти 200 км, а в другую — больше 300? Для остроты ощущений я попросила поставить палатку между барханчиками — так, чтобы дороги не видеть (не слышать не получится — звуки здесь ох как далеко разносятся), но чтобы мои спутники смогли меня найти наутро — даже если следов не останется.

Мне хотелось, чтобы это было испытанием — испытанием одиночеством (пусть и недолгим), стихией и вечностью. Да–да, именно для встречи с вечностью я и пришла сюда.

Такла–Макан, что по–уйгурски означает «войдешь — не выйдешь», всегда была особенной пустыней. Слышали о Великом шелковом пути? Многие считают его важнейшим торговым путем в истории человечества, и я с этим мнением согласна. По шелковому пути в Китай пришли финики, грецкие орехи, огурцы, кунжут, виноград и виноделие, шерсть и лен. Благодаря ему те, кто жил к западу от Поднебесной, узнали апельсины, персики, груши, розы, хризантемы, яшму, фарфор, познакомились с изделиями из железа, порохом, бумагой и книгопечатанием, арбалетом, тачкой и, само собой, шелком.

Шелковый путь всегда был медленным, опасным и дорогим. Путь от столичного Чанъана (сегодня Сиань) до Кашгара занимал 5 месяцев. Сегодня я добралась в крупнейший в Центральной Азии город–оазис Кашгар всего за пару дней.

Впереди меня ждала пустыня. Хотя, конечно, насчет «ждала» выдаю желаемое за действительное: на самом деле это я стремилась сюда, ей, великой и ужасной Такла–Макан, было все равно, приду ли я, уйду ли, останусь ли навсегда. Как, например, «красавица Лоулана», чью мумию обнаружили в песках недалеко от бывшего города–государства Лоулан. Теперь красавицу, как и ее мужа, можно увидеть в музее Урумчи — сомнительная, на мой взгляд, честь. Вы бы хотели, чтобы ваше коричневое и напоминающее высохший пергамент лицо рассматривали праздные туристы? Вот и я о том же.

Да, насчет городов–государств. В свое время вокруг пустыни их было 36, и если посмотреть на туристическую карту Такла–Макана сегодня, то она буквально испещрена значками, обозначающими бывшие города. Осталось от них немного, да и то, что осталось, увидеть нелегко: дорог нет, добраться можно только на верблюдах с опытным проводником, и стоит это недешево. Я побывала на руинах древних городов Субаши, Гаочан и Цзяохэ — это не в самой Такла–Макан, но рядом. Впечатляет.

А вот солнце в пустыне действительно белое — если, конечно, повезет его увидеть. В начале апреля песчаные бури в этих местах — явление нормальное, и мы передвигались по дороге почти на ощупь, как густым туманом окутанные взвесью песка, которая поднималась в небо и застилала то самое белое солнце. Потом мы пересекли Долину смерчей на подступах к Такла–Макану — удивительное зрелище. Смерчи здесь не такие глобальные, разрушительные и огромные, как в голливудских фильмах, но их много, и наблюдать, как маленькие вихрящиеся потоки пересекают проезжую часть, очень интересно. Конечно, при условии, что съезжать с дороги не будешь, — в мягком зыбучем песке легко увязнет любой внедорожник, и чтобы здесь путешествовать, нужны специальные приспособления. Верблюд куда как надежнее.

Пустыня, как я и предполагала, — это вечность. Она равнодушна и холодна, даже если и не в прямом смысле (хотя и в прямом тоже — для ночевки, кроме спального мешка, мне понадобились теплые вещи, даже варежки пригодились). Люди для нее — песчинки: одной больше — одной меньше... Но теперь я лучше понимаю бедуинов, которые не могут расстаться с песками и кочуют по ним всю жизнь: есть в бескрайних желтых просторах нечто завораживающее, притягательное. Они — живые, существуют по собственным законам, сметают города — в отличие от человека, они всесильны. Тем и покоряют.