ЛАЙФ & КАЙФ

Источник материала:

Лайф & кайф
 

Вета ВОСЬМИЛЕТОВА, Света СЕМИЦВЕТОВА

http://www.belgazeta.by/20060410.14/430082821

Так уж повелось, что на постсоветском пространстве словосочетание «красивая жизнь» несет какой-то мещанский оттенок. Именно мещанский: средний класс, то бишь бюргеры или буржуа, изведен на корню после 1917г. Остались лишь горьковские мещане, которым и наволочка в горошек - тоже красивая жизнь.


«А почему красота - это обязательно роскошь?» - спросите вы. В той иерархии вещей, где нет нормальных представлений об эстетике, комфорте, качестве жизни, роскошью становится все, что выше плинтуса: неободранный поручень в троллейбусе, китайское одеяло с блошиного рынка, секция из цельной древесины «Сени тещиной избы», пластмассовое изваяние покемона на телефонном аппарате.

С покемона и начнем: для каждой эпохи предметами роскоши становились такие вот необязательные, но чрезвычайно модные фенечки. Постепенно их становилось все больше и, мигрируя из предметов роскоши в нормальный быт, они дешевели, перепрыгивали из бутика в киоск, из лавки поставщика двора на ярмарочный прилавок, просто выходили из моды и сходили на нет. Нормальный цикл социального бытия любой вещи.

В совке и в том, что от него осталось, этот цикл сломался. Вещь была объявлена излишеством. Она могла быть либо запредельно дорогой (на черном рынке) - либо не стоить ничего (на законопослушных прилавках). Даже сейчас вокруг мало вещей, но много предметов. Потому что если ободранный поручень покрыть пластиком, а не изолентой, китайское одеяло переместить с блошиного рынка в магазин, а производителя секции «Сени тещиной избы» заставить заключить франшизный договор с Ikea, интрига исчезнет. Красивая жизнь в экс-совке не может быть легальной и общедоступной: обязательно ползком, втридорога и через третьи руки.

Каждая цивилизация достигала гармонии при помощи сложного механизма распределения фенечек. В Древнем Риме патриции ели лежа и между переменами блюд опорожняли желудок. Думаете, просто так опорожняли - два пальца в рот и стыдливо отвернулся? Нет, щекотали гортань специальной палочкой с лебяжьими или павлиньими перышками на конце. Поев, патриции культурно мыли руки и вытирали их о кудри сексуально привлекательных рабов обоих полов. Этими же рабами, только пенсионного возраста, откармливали мурен в садках, чтобы потом подать на стол. После многократного поедания-отрыгивания отправлялись читать философов - про гуманизм и все такое.

Впрочем, не только в Риме у роскоши была неприглядная изнанка. Случалось ли вам видеть гравюры XVIII в. с дамами, на головах которых высятся прически в виде кораблей и ваз с фруктами? Специальной палочкой прическу обязательно поддерживает негритенок-грум. Часто в руках у него и другая палочка, покороче, но тоже модная и дорогущая - из слоновой кости. Палочкой из слоновой кости гоняли насекомых - как с участием грумов, так и без: до декольтированной спины не дотянешься, особенно в корсете и с фрегатом на голове. Простому люду палочки не полагалось - чешись всей пятерней, где можешь.

Цивилизация сделала механизм распределения лебяжьих перышек и блохочесательных палочек демократичней. Во-первых, грумами и официантами рыбу уже никто не кормит; напротив, они получают определенную мзду за свой сервис. Во-вторых, на каждую палочку из слоновой кости выпускается сто из красного дерева и миллион пластиковых, чтобы все могли почесаться и никому обидно не было. Вот он, простейший механизм демократии: каждому свое, чешитесь, как хотите, и будьте счастливы. Матрица красивой жизни в начале нового тысячелетия.

В наших широтах эта матрица рассыпается. Если тот, кто на лестнице социальной иерархии стоит ступенькой ниже, купил себе шлепанцы J’Adore Dior, а тот, кто на лестницу еще не вскарабкался, оделся в контрафактный китайский D’Ior, то особа с полным лопатником просто обязана нацепить на себя три Dior подряд - или отказаться от этого бренда вообще. Задаться вопросом: «А зачем этим лохам шлепанцы?» Пролоббировать заградительные пошлины на импортные шлепанцы. Обязать торговлю выставлять на прилавки не менее 70% шлепанцев отечественных, из отходов шинного производства. Блошиные рынки закрыть. Или бутик, или хозтовары.

Западный человек в процессе производства предметов роскоши думает, во-первых, о роскоши, во-вторых, о добавленной стоимости. Наш человек полон иных мыслей: чтобы эта роскошь осталась единственной и неповторимой, не досталась никому другому, не диссонировала с его собственным местом в социальной иерархии, распределялась по справедливости - или за так, или по утроенному прайсу. Мы не дружим с материальным миром - мы вымещаем на нем свои детские обиды, провинциальные комплексы, подростковые обломы. Поэтому даже если среда вокруг нас изукрашена барочной лепниной, все равно выглядит, как казарма или тюремный карцер. Нам не дается элементарный комфорт - поэтому не дается и роскошь. Даже если бы мы были не белорусами, а античными греками, все равно вместо Парфенона воздвигли бы Дворец Республики.

Посадите в баре американца, эдакого Брюса Уиллиса с видимыми залысинами и невидимой жаждой героизма. Дайте ему в руку стакан, суньте в зубы соломинку. Согласитесь, что очень даже cool …

Сажаем на тот же стул в том же баре нашего Брюса, прячущего залысины, но гордо выкатывающего на пол-локтя вперед весь свой героизм. Хоть суй ему соломинку в зубы, хоть в другое какое умное место, cool не выходит. Даже если наш Брюс под конец перебьет все стаканы и уснет мордой в барную стойку.

Чтобы жизнь была красивой, нужно научиться ловить кайф от этой красоты, использовать ее в утилитарных целях, а не только для спасения мира. Чтобы вещь становилась источником кайфа, нужно видеть в ней в первую очередь вещь, а уж потом - знак социального статуса, финансового благополучия, интеллектуальной самодостаточности и роста ВВП. Тогда и соломинка сама в зубы влезет, и стакан сам наполнится, и интерьер бара не пострадает, засвидетельствовав искусствоведам грядущих времен, что в этом месте и в это время тоже умели пожить красиво.