Книга против монитора

Источник материала:

РУБЛЕВСКАЯ Людмила, СБ

Книга против виртуальной реальности... Кто победит: монитор или страница? Вопрос терзается философами, критиками и журналистами не менее активно, чем хозяйская перчатка песиком породы питбуль. Будут ли они союзниками, партнерами, соперниками, сольются ли воедино или, наоборот, четко разграничат сферы своего воздействия?

Роман звонит на сотовый

Помните, как Алису в стране чудес просил пирожок: «Съешь меня! Съешь меня!»? Так и книга нынче пошла прилипчивая, что купеческие приказчики, и обязательно с нагрузкой. Звону сколько вокруг последнего романа Милорада Павича «Уникум»... Главная «фишка» — он имеет сто концовок. Покупаешь книгу, и тебе попадается один из ста вариантов. Впрочем, Павич уже предлагал нам роман с двумя вариантами — женским и мужским, роман–гадание на таро. Встречались мне романы — кулинарные рецепты, романы–кроссворды, романы–паззлы. (Напомню, кстати, что «Алиса в Зазеркалье» — игра в шахматы.) Наше сознание запрограммировано на шоу, нам мало скользить глазами по строкам. Мир шоу гарантирует, что каждый станет участником. Какой соблазн! В книге Павича оставлены чистые страницы, чтобы читатель мог вписать свое... Последний роман Стивена Кинга «Сell» тоже войдет в нашу жизнь самым непосредственным и бесцеремонным образом. Мастер привносить «ужастик» в светлую американскую мечту на этот раз создал произведение о зловещей роли мобильных телефонов. Однажды человек получает по своему поли– либо монофоническому монстру звонок, и после этого теряет человеческий облик. Так вот, в день презентации стивенкинговского опуса на сто тысяч мобильников отправится соответствующее сообщение...

Огнеопасные стихи

Но игра с читателем имеет традиции весьма древние. Вспомним хотя бы визуальные стихи нашего Симеона Полоцкого, написанные в виде звезды, креста и т.д. А ведь это XVII век! Другой поэт того же века, монах Евстратий, сочинял стихи, строки которых как бы перекрещивались на одинаковых слогах. Не всегда литературные игры были безопасны. Еще один современник Симеона Полоцкого, немецкий поэт Кувринус Кульман, слагал стихи, которые вполне оценили бы и сегодняшние гурманы от поэзии. Вот, например, две строки из его стихотворения «41–й поцелуй любви. О тщете всего человеческого»:

После востока, ветра, рассвета, севера, мороза, жары, моря, огня, юга, войны, ночи, запада, жажды и наказаний

Приходит зной, тишина, свет, мороз, снег, молния, земля, жара, тепло, кровь, день, радость, ясность и скорбь.

Читателю предлагалось самому выбрать из каждой строки нужные слова... Вариантов получается 13 в двенадцатой степени. Кульман, преисполненный поэтическими и религиозными идеями, приехал в Россию и послал свои вирши самому царю Петру I. Но тот, хотя и был воспитан мастером поэтической игры Симеоном Полоцким, изыски немчина не оценил и отправил в корзину... А самого Кувринуса после долгих пыток — на костер. Вместе с поэтическими сборниками и религиозным энтузиазмом.

Съеденные книги

Истинный разгул игр с читателем произошел в лоне постмодернизма. Наши молодые литераторы уж как только не преодолевали границы текста. Делали из своих стихотворений лодочки и пускали их по Свислочи. Закупоривали в бутылки и в ту же Свислочь бросали. Развешивали на новогодних елках, сжигали и рвали, склеивали и раскрашивали... Даже съедали.

А если наивный читатель жаждет текста, привязанного к бумаге, то — пожалуйста. Постмодернистский роман Игоря Бобкова «Адам Клакоцкi i ягоныя ценi» предваряет грозное предупреждение: мол, войти в этот роман можно, а выйти из него нельзя. Полным погружением в игру слов и смыслов грозит и роман Сергея Балахонова «Iмя грушы». Детективная история XIX века раскрывается в дневниках трех женщин, принимавших участие в событиях. Естественно, версии совершенно разные... Литератор Анна Кислицына как–то предлагала проект: женский роман «Калготкi» с прикрепленной к обложке упаковкой с колготками местного производства...

Так что же, ни слова более в простоте душевной?!!

«Спите спокойно. Книга никуда не денется», — произнес не кто–нибудь, а Умберто Эко, отец постмодернизма. Никуда не денется эпопея «Война и мир», существующая не на свободе творчества, а на «суровом законе Неминуемости». Никуда не денется «Мастер и Маргарита». Ведь тот, кто берется за роман Булгакова, желает читать не о том, как Мастер стал успешным советским писателем, а о том, как он попал в сумасшедший дом. Андрей Белорецкий непременно победит Дикую охоту, а талант писателя останется талантом. В какие бы игры он с нами не играл.