Раковый корпус

Источник материала:

ГАБАСОВА Людмила

Хотя с момента чернобыльской катастрофы минуло уже 20 лет, в его скорбном медицинском наследии Беларуси еще предстоит разобраться. Чем аукнулся населению многолетний стресс? Почему бичом переселенцев становятся недуги сердечно–сосудистой системы, а среди ликвидаторов, подобно снежному кому, нарастают онкологические заболевания? Ответы на эти вопросы наука еще ищет. Но в главном она определилась: в первую очередь Чернобыль ударил по младшему поколению белорусов. Именно рак щитовидной железы среди детей и подростков был и пока остается единственным эхом, которое прямо увязывают с последствиями катастрофы. Хотя, по словам профессора Юрия Демидчика, заведующего кафедрой онкологии БГМУ, и этот бесспорный сегодня факт белорусским ученым пришлось долго доказывать мировому сообществу.

— К нашим наблюдениям относились скептически. Эксперты приезжали сюда, сами смотрели микроскопические материалы, искали ошибки. Но на нашей стороне было достаточно аргументов. Дело в том, что у детей рак — вообще редчайшее явление. В среднем встречается полслучая рака щитовидной железы на миллион детского населения, то есть теоретически такой диагноз медики в Беларуси должны ставить раз в 2 года. Так оно и было до чернобыльской аварии. Такой уровень заболеваемости сохраняется сегодня и в европейских странах. Но вот в нашей стране через 4 года после Чернобыля ситуация кардинально изменилась. На первых порах мы фиксировали в год 29 новых случаев болезни, потом 67, затем 90... Сейчас мы переживаем другой пик — заболеваемости у взрослых. Каждый год диагноз рак щитовидной железы медики выносят 1.000 человек. Тогда как за все время ведения медицинской статистики до чернобыльской катастрофы такую запись в истории болезни имели чуть более 1.700 белорусов.

— Красноречивые цифры. И какие же были контраргументы у ваших оппонентов?

— Главный довод звучал так: «В Беларуси просто улучшилась диагностика рака щитовидной железы, вот почему у вас и ползут вверх цифры». Но так говорить, наверное, может лишь человек, который недостаточно глубоко представляет себе природу рака. Ведь это не та болезнь, которую можно скрыть. Рак, увы, сам себя обнаружит. И потом, у каждого шестого ребенка мы выявляли рак уже в запущенной стадии, с метастазами в легких. Кроме того, совершенно четко вырисовывалась география этой проблемы. Львиная доля случаев болезни пришлась на южные регионы, наиболее пострадавшие от катастрофы, — на Гомельскую область и Пинский район.

— Может быть, международные эксперты ждали другого развития событий? Ведь в свое время атомная катастрофа в Хиросиме и Нагасаки привела к всплеску лейкозов.

— В Хиросиме и Нагасаки был совершенно иной механизм воздействия радиации — мощное однократное гамма– и нейтронное облучение, которое влияло на организм в целом. В Беларуси же проблема заключалась в радиоактивном йоде: жители пострадавших районов или вдыхали его через атмосферу, или получали вместе с пищей. А наша щитовидная железа устроена таким образом, что вылавливает йод даже в мельчайших концентрациях. Отсюда и принципиально другая медицинская проблема. Что касается иных онкологических заболеваний, то, на мой взгляд, достаточно сложно связывать их рост непосредственно с проблемой Чернобыля. Вероятно, велика роль и других факторов — социальных, экономических, психологических.

— Юрий Евгеньевич, кому, с точки зрения медицины, до сих пор угрожает чернобыльская катастрофа?

— В группе риска — жители южной части Беларуси, которым на момент аварии было не более 18 лет. Как вы понимаете, сегодня эта проблема уже не детская и даже не подростковая: раком щитовидной железы чаще болеют уже молодые люди и взрослые старше 46 лет. «Дети Чернобыля» выросли, разъехались по Беларуси, и теперь это заболевание встречается практически в любой точке страны. Мы сталкиваемся уже с новыми вопросами. Например, рак щитовидной железы возникает у молодой женщины на фоне беременности или хотят обзавестись потомством люди, которые в прошлом перенесли операцию по удалению щитовидки, подверглись радиойодтерапии. Что делать дальше, какими родятся такие дети? Никто в мире не знает. Беларусь этот трудный опыт только приобретает.

— И что показывает практика? Каков ваш прогноз на будущее?

— Благодаря разумной политике в Беларуси удалось минимизировать последствия радиационного облучения. И сейчас любому человеку, который обращается в поликлинику по месту жительства, в качестве профилактического осмотра непременно предложат УЗИ щитовидной железы. В пострадавших районах хорошо работают мобильные международные группы. Свою роль играет всеобщая диспансеризация населения в Могилевской и Гомельской областях. Это помогает выявить болезнь на ранней стадии, когда она очень хорошо лечится. Достаточно сказать, что от рака щитовидки умерли всего двое детей. В любом случае, эта болезнь перешла, я бы сказал, в социальную плоскость. То есть все большим становится процент белорусов, которые живут без щитовидной железы, пожизненно получают за счет государства гормонотерапию, нуждаются в реабилитации, в постоянном лабораторном мониторинге. Так что надо быть готовыми к тому, что при жизни поколения, которое подверглось облучению, эта проблема будет оставаться общенациональной.