Страшный спектакль июня

Источник материала:

Волею обстоятельств Минск оказался оккупированным немецкими войсками уже на седьмой день войны – 28 июня 1941 года. Столь быстрый захват  крупного промышленного и культурного центра, второй с начала войны столицы союзной республики (23 июня был оккупирован Вильнюс), явился страшным военным и моральным ударом не только для жителей Беларуси, но и для всех граждан СССР. Научный сотрудник Института истории НАН Беларуси Ирина ВОРОНКОВА не один год занимается изучением истории оккупации Минска гитлеровскими войсками. С ней беседует корреспондент «Р» Юрий БЕСТВИЦКИЙ.    

— Ирина Юрьевна, хотелось бы все же пролить свет на атмосферу первых дней войны, чем жила белорусская столица?

— В предвоенную субботу жители и гости Минска готовились к торжественному открытию искусственного озера, назначенному на воскресный полдень. Приехавший 16 июня на гастроли знаменитый Московский художественный театр имени М. Горького (МХАТ) давал субботним вечером в Доме Красной армии (ныне Дом офицеров) спектакль «Тартюф» по пьесе Мольера.   

В половине пятого утра 22 июня в квартире первого секретаря ЦК КП(б)Б  П.К. Пономаренко раздался телефонный звонок командующего Западным Особым военным округом генерала армии Д.Г. Павлова с сообщением о начале боевых действий германских войск против Советского Союза. Пономаренко немедленно выехал в штаб округа, однако никаких подробностей происходящего не узнал, поскольку связь с приграничными районами с первых часов войны была нарушена в результате действий диверсантов.  

В 9.30 утра началось заседание  бюро ЦК КП (б)Б, на котором было принято первое военное постановление «О задачах партийных организаций в связи с вероломным нападением фашистской Германии на СССР». 

Очевидцы вспоминают, что во второй половине воскресного дня во многих дворах уже копали укрытия от бомб, хотя никто не знал, как их копать и какие они должны быть. Тресту «Минлеспром» было поручено начать доставку в Минск леса для строительства убежищ. Поручение было выполнено, однако использовать стройматериалы по назначению не успели.  

В Минске пока не было никаких признаков тревоги, однако в здании ЦК собралось необычно много для воскресного дня людей. Предпринимались отчаянные попытки установить связь с западными  областями — многие районы молчали, из других поступали известия о немецких парашютистах, о бомбардировках и движении вражеских танков. 

О начале войны жители Минска, как и других восточных районов Белоруссии, узнали только в 12 часов дня, когда все радиостанции Советского Союза начали трансляцию выступления заместителя председателя Совнаркома СССР, наркома иностранных дел В.М. Молотова. Но даже после этого обстановка в Минске продолжала оставаться достаточно спокойной. Старожилы Минска, вспоминая этот день, в один голос говорят о том, что совершенно не осознавали случившегося. На лицах людей был заметен скорее вопрос, нежели страх. Ведь 22 июня немецким самолетам еще не удалось прорваться к Минску, хотя в течение дня они не раз пытались это сделать, в столице не менее трех раз объявляли предупредительную воздушную тревогу.     

В три часа дня состоялось собрание партийного актива Минска. На крупнейших заводах, фабриках и в учреждениях, несмотря на воскресный день, были организованы антивоенные митинги. Митинг с осуждением агрессии провели и артисты МХАТа.  

— Как же сложилась судьба огненных гастролей ведущих московских артистов?

— Сообщение о начале войны застало большую часть мхатовской труппы на сцене: как раз в 12 часов в помещении Окружного театра ЗапОВО в Доме Красной армии начался дневной спектакль. Сравнительно спокойная обстановка в Минске позволила москвичам отыграть для подшефных воинов концерт и вечерний спектакль, правда, последний – уже при полупустом зале. Хотя театр был создан в конце 19-го века, но на гастроли в Минск он приехал впервые по специальному решению бюро ЦК компартии Белоруссии. В воскресный полдень артисты и узнали о трагическом событии, когда на сцену поднялся сотрудник Дома Красной армии. Он сообщил эту ошеломляющую новость также и для зрителей. В субботу на вечернем спектакле присутствовали руководители республики и Западного особого военного округа, в том числе Пантелеймон Пономаренко и Дмитрий Павлов. Командующий округом Павлов впоследствии был расстрелян. Ему ставили в вину то, что он накануне вражеского вторжения развлекался в театре. 

Об этих огненных гастролях сохранились воспоминания артистов труппы. Они отыграли еще и в понедельник вечерний спектакль, но все мысли уже были о том, как уехать в Москву. Однако администрация минского Дома Красной армии и дирекция МХАТа не могли прийти к взаимному согласию о прекращении гастролей. Они все были уверены, что обстановка на границе вскоре нормализуется. Как же иначе могло быть – ведь в ходу была концепция: «Красная армия даст отпор врагу, отбросит на его же территорию и завершит боевые действия малой кровью». Если театр прервет гастроли, то на кого списать убытки? Однако первая массированная бомбардировка Минска гитлеровской авиацией разрешила конфликт. Московские артисты, жившие в здании гостиницы «Беларусь» (напротив стадиона «Динамо»), бросились в здание Дома Красной армии посмотреть, целы ли сценические костюмы. Весь мхатовский реквизит был очень дорогостоящим. К ужасу артистов, бомба попала в левое крыло здания, где находились гримерные, а также костюмы и декорации. Администратор театра Михальский очень боялся, что его привлекут к ответственности за потерю казенного имущества. Попытки найти автомобиль, чтобы уехать в Москву, были тщетны — весь транспорт был задействован на нужды фронта. С большим трудом артистам удалось выпросить полуисправный автобус и грузовик. Несколькими рейсами из города  вывезли только пожилых артистов, а остальные с помощью проводника выбирались пешком в сторону Орши и Борисова. В музее МХАТа сохранились уникальные реликвии — афиши и зрительские билеты на минские гастроли.           

— Справедливы ли, на ваш взгляд, обвинения в адрес руководства Белоруссии, бежавшего из Минска накануне оккупации фашистами?

— Я не согласна с такими подходами. Анализ ситуации показывает, что все решения принимались исходя из стремительно развивавшихся военных событий. Понедельник 23 июня начался, как обычный рабочий день. Открылись предприятия, учреждения, магазины… 

Однако уже появились первые признаки тревоги: военкоматы приступили к мобилизации военно­обязанных,  вдоль железнодорожного полотна начали рыть окопы. ЦК КП(б)Б принял постановление «Об организации вооруженных рабочих отрядов для усиления охраны предприятий и порядка в городе Минске», для чего предусматривалось просить Военный совет Западного фронта выделить 5 тысяч винтовок и соответствующее количество патронов. К сожалению, уже назавтра этот вопрос перестал быть актуальным.     

Радиопередачи прекратились, в течение дня по радио постоянно звучала только одна фраза: «Городу Минску дан сигнал воздушной тревоги!». Люди, особенно женщины, устремились в магазины, чтобы успеть закупить как можно больше продуктов. Впервые начались перебои с хлебом. Некоторые магазины прекращали работу, а Совнарком БССР на специальном заседании, состоявшемся в 23 часа, рассмотрел план мероприятий Наркомпищепрома по увеличению выпечки хлеба  для гражданского населения и Красной армии. В этот день в Минске вышли фактически последние номера газет. Печатное слово тоже не вселяло особой тревоги: первая сводка с фронта, очень короткая, абсолютно не отражала реальной обстановки. 

23 июня немецкие самолеты появлялись над Минском 11 раз, начиная с полудня, но бомбили только район железнодорожного вокзала и аэродромы в Лошице и Слепянке, а также обстреляли людей на шоссе на восточной окраине города.  Зенитчикам и истребительной авиации удалось сбить 7 самолетов врага. Минчане, пережившие те годы, вспоминают, как с любопытством наблюдали за проплывающими в голубом небе немецкими бомбардировщиками, чувства опасности совершенно не было. 

На рассвете 23-го крупный немецкий десант был выброшен в районе железнодорожной станции Олехновичи, в 10 часов утра – у деревни Королев Стан. Переодетые  в форму командиров Красной армии и сотрудников милиции диверсанты начали просачиваться на улицы белорусской столицы. В курсе дела были лишь власти, немедленно отреагировавшие директивой «Об организации борьбы с вражескими диверсантами и парашютистами». Угрожающая ситуация заставила бюро ЦК КП(б)Б принять во второй половине дня 23 июня решение об эвакуации из Минска в Москву банковских ценностей, а также вывезти детей из Минска и районов, находящихся под угрозой налетов немецкой авиации. Чтобы не создавать паники, руководство республики не подняло 23 июня вопрос об эвакуации жителей столицы и промышленных предприятий. Все еще жила надежда на скорое изменение ситуации на фронте. 

Сколько железнодорожных эшелонов смогло выехать из Минска 23—24 июня — не известно. В воспоминаниях некоторых участников событий цифры очень различаются: от 10 до 50. Республиканская комиссия по эвакуации во главе с председателем Совнаркома БССР И.С. Былинским была создана только 25 июня, когда правительство находилось уже в Могилеве. Не успело эвакуировать оборудование ни одно из 332 предприятий Минска, остались в зоне оккупации многие секретные документы Совнаркома БССР, музейные коллекции, уникальные библиотечные собрания. 

В ночь на 25 июня по телефону было получено разрешение И. Сталина на эвакуацию из Минска в Могилев аппарата ЦК КП(б)Б, СНК, Президиума Верховного Совета, обкома и горкома партии, облисполкома, райисполкомов и других центральных организаций.   

26 июня в Минск, где уже царило безвластие, проникли немецкие разведывательные отряды, начались беспорядки, провоцируемые переодетыми диверсантами: грабили склады, магазины, предприятия. Примечательно, что впервые эти не совсем приглядные факты были обнародованы не историками, а  народным писателем Беларуси Иваном Шамякиным в повести «Торговка и поэт», увидевшей свет в 1976 году.  

Утром 28 июня со стороны Болотной станции (район современной площади Бангалор) в Минск вступили передовые отряды немецкой 3-й танковой группы генерала Г.Гота. В середине дня начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер получил сообщение, что Минск занят. К концу дня трагическая новость стала известна в Москве. 29 июня по Брестскому шоссе в город вошли танки 2-й танковой группы генерал-полковника Г. Гудериана. Внешнее кольцо окружения остатков войск Западного фронта, попавших в «котел» в Налибокской пуще, замкнулось. 

Ровно через год немецкая газета  „Minsker Zeitung“ („Минская газета“), выходившая в Минске в период оккупации, опубликовала воспоминания немецких солдат. Даже завоеватели были поражены его видом: впечатление было такое, что произошло извержение вулкана. Первый раз в жизни, откровенничали гитлеровцы, нам довелось увидеть такие жуткие развалины… 

Понесший необратимые демо­графические потери (из довоенного 250-тысячного населения осталась почти половина), город вписал яркую страницу в подпольную антифашистскую борьбу. 

На снимке: Минск поверженный, но не побежденный (фото из архива).