Возвращение. Тимофей Филин: жизнь после прочерка

Источник материала:

Отлично помню майский день 2005-го, крыльцо венского отеля “Хилтон Дунай”. 69-й чемпионат мира по хоккею только-только стартовал, а наша сборная уже понесла кадровую потерю, один из игроков отправлялся домой. Несмотря на молодость и явно препоганейшее душевное состояние, он, к удивлению дежуривших у гостиницы журналистов, проявил потрясающий профессионализм: перед тем как сесть в машину, которая должна была увезти его в аэропорт, подошел к репортерам и минут десять обстоятельно отвечал на их вопросы, не оставляя без комментариев ни одного. Вслед “Мерседесу”, принявшему- таки на борт фигуранта главного скандала того мирового первенства, кто-то из коллег бросил: “Закончил парень с хоккеем”. Тогда я был склонен с ним согласиться: все-таки двухлетняя дисквалификация для 20-летнего хоккеиста — слишком серьезная штука.

И тем приятнее было в течение последующих двух лет видеть форварда на льду, тренирующимся явно не на любительском уровне. События недавно завершившегося уже 71-го мирового хоккейного форума в России логично оттенили обозначенный третьим мая рубеж: срок дисквалификации Тимофея ФИЛИНА истек, он снова в бою.

— Поздравляю, Тимофей! Нынешнее второе мая здорово отличалось от знакового третьего?
— Не скажу, что третьего вдруг начал дышать полной грудью воздухом свободы, хотя поздравления родных и друзей были, конечно, приятны. Ты стал шестым, кто вспомнил, и первым — не из круга моих родных и близких.

— Думаю, теперь и события двухлетней давности вспоминать уже не так больно. Ты, надо отдать должное, и прежде-то не темнил, рассказывая о предыстории скандала. Но, может, чего упустил?
— Хочешь еще раз услышать, когда я понял, что “попал”? Минуты за три до конца нашего стартового на чемпионате мира матча со словаками. Наш доктор Вася Таран подошел ко мне, когда я сидел на скамейке, хлопнул по плечу и сказал, что я выбран для допинг-контроля. Ну все, думаю, приехали. Я же отлично знал, что и когда употреблял, как долго это действует и остается в организме…

— До конца так и не понял, зачем ты все-таки колол этот злосчастный нандролон. Неужели хотел проскочить на уколе “из грязи в князи”, засветиться на чемпионате мира в надежде, что мимо антидопингового агентства фарт пронесет?
— Ни то, ни другое, ни третье. Курс инъекций делал исключительно для себя. Вечно были проблемы с весом, котел набрать десять-двенадцать кило, чтобы быть помощнее. И все уколы закончились еще в феврале — когда выступал за динамовский “фарм”, ни о какой сборной не мечтал, и даже Хэнлон на тот момент ее еще не принял.

— Почему и как канадец обратил внимание на фарм-клубовца?
— Здесь все просто: перед открытием кэмпа Глен, еще свободный от сборной, работал с “Динамо”. Главная команда тогда не вышла в плей-офф, большинство игроков распустили. Но некоторые, присоединившись к “фарму”, продолжили тренироваться. Вот канадец и работал с нами по своей НХЛовской методике. Однажды удостоился его персональной похвалы, которая “завела”, стал пахать еще усерднее. На каком-то этапе нам объявили, что игроков будут понемногу отсеивать, лучшим дадут шанс заявить о себе на сборах национальной команды. И тогда не предполагал, что однажды Занковец попросит меня подъехать к Хэнлону, а тот спросит: “Готов?”…

— Не жалеешь, что в тот момент не выложил коучу все как на духу?
— Знал бы, что все так завершится, конечно, сказал бы. Но, во-первых, никак не думал, что пройду через самое последнее сито — отбор уже в рамках главного кэмпа. Сборы и “товарняки” — это одно, чемпионат мира — совсем другое. Во-вторых, до сих пор не дает покоя самая главная загадка. Нас же перед вылетом в Вену проверяли на допинг в нашем спортивном диспансере, что у стадиона “Динамо”. Вердикт однозначный: все чистые. Как будто чуя неладное, перед вылетом в Вену (на сборы в Швейцарию я и еще несколько “сборников” не ездили) на всякий случай связался с нашим доктором: “У меня точно все нормально?”. “Да, ты чистый, приезжай”. Ну чистый так чистый, билеты на руках — лечу. Не скажу, что отправлялся со спокойной душой — что-то явно не стыковалось. Но очень уж хотелось сыграть на чемпионате мира. Думаю, меня многие поймут.

— Расследование нестыковки не пытался проводить? Почему все-таки минский анализ оказался отрицательным?
— Бесполезно. Как позже выяснилось, на момент моего возвращения в Минск женщина, что брала наши пробы, в диспансере уже не работала. То ли уволилась, то ли уволили. Да и какая уже была разница, дисквалификацию-то мне влепили по полной. Разве что опровергнуть или подтвердить другое подозрение: меня подставили.

— Кто, зачем и как? На допинг-контроле же вроде слепой жребий.
— Вот именно что “вроде”. Согласись, слишком нереальное стечение обстоятельств: чистый анализ в Минске и тут же забор пробы на первом матче чемпионата мира. В котором я к тому же ничего особого не показал — у нашего звена была задача прежде всего разрушать атаки словаков. Понимаю, если бы выбор пал на меня хотя бы во втором-третьем поединках. Жребий, говоришь? Да, его не подтасуешь. Но можно ведь позвонить куда надо и сказать, что этот парень на сто процентов под стимуляторами. Такой “слив” не один антидопинговый комитет не оставит без внимания. Зачем это сделали? Может, кого-то “жаба задушила”, что я так резко поднялся. Кого — тоже имеются подозрения, и не у меня одного. Но называть фамилии, не владея стопроцентными доказательствами, не стану. Да и дело прошлое.

— Мысль “Фил закончил”, уверен, появилась в те дни не у меня одного. Тебя такие настроения не посещали?
— Было два критических момента: в начале “отсидки” и после первого года. И здесь не могу не сказать слов признательности Занковцу, который первым протянул руку помощи. Начальные сборы лета 2005-го я, естественно, пропустил. Но потом попросился тренироваться с “Динамо”, и Эдуард Константинович без проблем разрешил. Позже почувствовал поддержку и от Владимира Наумова. На первых порах глава федерации, ясное дело, был не в восторге от истории. Я-то, как ни крути, здорово подвел, ФХРБ даже должна была заплатить штраф. Но потом встал на мою сторону. Ну и отдельное спасибо хочу сказать президенту страны — Александр Григорьевич пригласил в свою команду на Рождественский турнир. Все-таки возможность играть и тренироваться бок о бок с хоккеистами экстра-класса вроде Микульчика, Андриевского, Цыплакова, Бекбулатова — это в моем положении большое дело.

— Почему вторым критическим моментом ты назвал прошлое лето?
— Все-таки психологически тяжело постоянно тренироваться, держать себя в форме и при этом знать, что ты не сможешь выйти на лед в официальном матче еще целый год. Далее, очень рассчитывал, что мне скостят срок дисквалификации хотя бы на четверть. Когда закрутилась вся эта заварушка, мне из антидопингового комитета намекнули: мол, будешь сотрудничать — амнистируют. Причем предложение поступило сразу, еще до моего бесславного отъезда из Вены. И не от кого-нибудь, а от медицинского супервайзера ИИХФ. Буквально в тот момент, когда он снимал с меня аккредитационную карточку участника чемпионата мира. Я и сотрудничал изо всех сил: двуязычный сайт сделал, с лекциями перед молодыми игроками выступал, делился своим горьким опытом, агитировал никогда не баловаться стероидами. Но в прошлом году ходатайство о “помиловании” завернули. Ясно, что мне никто ничего не гарантировал, и все равно было обидно. И вот здесь “Динамо” снова здорово поддержало, заключив новый контракт еще в прошлом июне. То есть почти за год до истечения срока наказания. Появился отличный стимул работать дальше.

— Украинец Александр Победоносцев, также уличенный в применении нандролона в Вене, добился пересмотра своего дела в суде и сокращения срока дисквалификации. Ты с ним не контачил, не пытался выступать одним фронтом?
— Нет, с Сашей я до сих пор даже не знаком. Да и случаи у нас все-таки разные: у него концентрация препарата была на порядок меньшей, и он смог доказать, что ошибка случилась не по его вине. Зря тянул с иском: можно было и первый год не отсиживать.

— Младшему брату, продолжавшему выступление в “Юности”, во время своего простоя завидовал?
— Абсолютно нет. Тем более что Егору в клубе тоже приходится несладко: как и меня когда-то, его обвиняют то в лени, то в пижонстве. Мол, слишком высокого мнения о себе.

— Твой допинговый скандал не отразился на его карьере? Сам понимаешь, кто-то мог подумать, что он тоже балуется стимуляторами.
— Глупости, это был мой личный прокол, брат тут ни при чем. Тем более мой пример отбил у него и так отсутствовавшее желание даже приближаться к допингу.

— Как вообще отреагировала на скандал твоя семья? В частности, отец — в прошлом сам известный игрок, а ныне детский тренер...
— Ясно, что по голове не погладил. Первая реакция была простой и короткой: “Дурак”. Мама же старалась обходить тему стороной. Видела, что мне и так нелегко, не резала по живому. Более же дальней родне и знакомым при попытках нравоучений с их стороны просто затыкал рот. Я знаю, что ошибся, подвел многих людей, но не надо мне это постоянно повторять.

— На твоем антидопинговом сайте прочитал любопытную фразу: спортсмен, принимающий стимуляторы, попадает в психическую и физическую зависимость от них. Понимаешь, к чему клоню?
— Вполне. Намекаешь на возможность рецидива с моей стороны. Но я не идиот, чтобы во второй раз из-за глупости переживать то, что пережил за эти два года. Слишком люблю хоккей и не представляю себя вне его. А заодно отлично понимаю: если меня поймают на допинге еще раз — пожизненная дисквалификация, считай, обеспечена. Ясное дело, что сейчас у кого-то может появиться соблазн тщательнее контролировать мою “чистоту”. Валяйте, проверяйте, тратьте деньги. Я же еще дружу с головой, и перед анаболиками у меня сейчас большой знак “Стоп”. Такой, что дай бог каждому. Хоть за это можно благодарить всю эту двухлетнюю историю. Проскочи я тогда в Вене, не исключаю, что поддался бы соблазну искусственно подстегнуть свой организм еще раз-другой.

— Не было идеи пересидеть дисквалификацию за океаном?
— Сразу же были предложения, даже вел переговоры. Но в итоге агент отговорил от такого шага. Да, США и Канада в меньшей степени блюдут правила ИИХФ, чем, скажем, Беларусь или Россия. Но и там в последнее время на стимуляторы перестали смотреть сквозь пальцы и стали контролировать, на каком “топливе” выступают хоккеисты. Возможно, контроль пока и не такой жесткий, и все же он есть. А я отлично знал, что нандролон еще не “выветрился” из моего организма — шанс наступить на те же грабли присутствовал. К тому же ИИХФ вроде бы поставила заслон для желающих играть во время дисквалификации в Северной Америке. Раньше этой хитростью можно было воспользоваться, сейчас срок наказания в случае отъезда игрока как бы замораживается. То есть в случае попыток моего возвращения в Европу — в сборную или еще куда — выступать все равно было бы нельзя.

— Сейчас все переживания и душевные терзания позади. Логично спросить о планах.
— Естественно, продолжать играть на как можно более высоком уровне. Иначе чего ради все это время я поддерживал себя в тонусе. Правда, на трансферном рынке мне нынче придется нелегко. Любой тренер или президент клуба, приглашая новичка, прежде всего смотрит на статистику его выступления в течение последних нескольких сезонов. А у меня в этом плане бо-о-о-ольшой такой прочерк длиною в два года. Соответственно игровой практики — ноль, не каждый рискнет возиться со мной. Но зря: за это время я дико изголодался по большому хоккею и стараться на тренировках и в матчах буду гораздо больше любого другого. Даже дублера, который топчется на пороге основного состава и знает, что нужно еще чуть-чуть, чтобы закрепиться в основе. Никто из них не пережил дисквалификации. Остановить меня будет трудно.

— То есть интерес пока никто не проявлял?
— У меня сейчас главный интерес — чтобы все нормально было у “Динамо”. “Бело-голубые” меня очень поддержали, и упомянутый раньше контракт прошлым летом был подписан сразу на три года. То есть осталось еще два, которые я с удовольствием проведу в их составе. Коллектив здесь и правда потрясающий, это команда единомышленников. Молодые ничем не ущемлены в правах по сравнению с ветеранами. Максимум — в обязанности первых входит собрать шайбы после тренировки. Но если вдруг что-то не сложится с динамовцами, надену форму “Керамина” или любого российского или североамериканского клуба.

— Другие белорусские, кроме “драконов”, в качестве альтернативы не рассматриваешь?
— Скорее нет. С “Юностью” мы в свое время расстались, незачем входить дважды в одну реку. Раз уж меня там считают ни на что не годным лентяем — бога ради. Остается доказывать обратное. Провинциальные же отечественные команды не привлекают. И вовсе не из-за финансовых причин, с этим кое-где на периферии дела сейчас обстоят не хуже, чем в Минске. Но в столице я все-таки больше на виду у тех же селекционеров. Да и дом играет немаловажную роль. Так что если куда и уезжать, то в Россию. За океан, если честно, сейчас тянет куда меньше, чем три-пять лет назад.

— Вообще-то в хоккейных странах твоя двухлетняя отсидка сделала бы тебе заодно неплохой пиар. По возвращении народ пошел бы “на Филина”. Любопытно же, каким вернется на лед игрок после столь длительного отлучения от игры.
— А что, идея, может, и у нас этот вариант сработает. И, гарантирую, сделаю все, чтобы любопытствующие не остались разочарованными.

— Может, от греха подальше, теперь сменишь свой любимый тринадцатый номер на другой?
— Ни в коем случае, он у меня с детства и до сих пор помогал. Когда забивали номера за “чертову дюжину”, ясное дело, драки не наблюдалось. А я вот взял. Мне всегда везло и на нее, и на черных кошек, и на прочие вещи, с которыми у людей обычно связаны приметы и предрассудки. А то, что произошло в Вене… Так это уже позади.