Арест Савинкова в Минске

Источник материала:

С разрешения польского правительства Борис Савинков прибыл из Парижа в Варшаву 12 августа, откуда направился в Советскую Россию. Савинков хотел на месте ознакомиться с проводившейся членами его организации контрреволюционной шпионской работой. При полном содействии польских военных властей и полиции Савинков в ночь на 16 августа был переправлен через советско-польскую границу и в сопровождении членов своей контрреволюционной организации прибыл в Минск. В 10 ч. утра 16 августа Савинков был арестован в Минске, в квартире, где он остановился со своими спутниками. Газета «Звезда», 11 сентября 1924 года

Кто такой Савинков Борис Савинков - бывший видный эсер, террорист, участник ряда покушений на крупных бюрократов царизма.
Савинков уже во время правительства Керенского выступает вместе с ним и Красновым, организует контрреволюционное военное выступление против Ленинграда, кончающееся поражением. Также безуспешно пытается он двинуть на Петроград несколько дивизий Северного фронта.
Наряду с генералами Калединым, Корниловым и Алексеевым Савинков становится членом «юго-восточного контрреволюционного центра» и вербует добровольческую армию. Он отправляется в Москву и Петроград, где совместно с виднейшими монархистами создает тайную организацию, финансируемую представителями иностранных держав, подготавливает покушение на Ленина и Троцкого.
Опираясь на щедрую денежную помощь представителей иностранных государств, Савинков организует контрреволюционные восстания в Ярославле, Костроме и Рыбинске. В отряде генерала Каппеля он участвует в вооруженной борьбе с Советской властью, в тесном контакте с эсерами и чехословаками.
...В течение последних нескольких лет он ведет широкую пропаганду за интервенцию, выступая со всеми группами контрреволюции, не брезгуя никакими средствами.
Во время советско-польской войны он организует добровольную армию совместно с Петлюрой и Булак-Балаховичем, собирая банды, производящие налеты, убийства и грабежи на территории Белоруссии.
В тесном контакте с польским генеральным штабом и французской военной миссией Савинков создает в Варшаве так называемое информационное бюро, занимаясь наряду с организацией шпионажа в советских республиках также снаряжением банд, производящих пограничные налеты и грабежи.
Особенно широко Савинков развертывает антисоветскую работу в момент Генуэзской конференции, пытаясь сорвать переговоры Советского правительства с иностранными державами. Он неоднократно пытается организовать покушение на представителей Советского правительства за границей, в частности, в Берлине на т. Чичерина.
Арест Савинкова в Минске явился финалом знаменитой чекистской операции «Трест» и «Синдикат». Казалось бы, они давно ушли в историю, стали предметом гордости многих поколений чекистов. Действительно, операции эти изучены досконально, но для нас они важны тем, что финал операции проходил в Минске с участием белорусских чекистов. Однако именно эта сторона знаменитого дела остается неисследованной. Попробуем исправить эту несправедливость.
Итак, вернемся в далекий 1924-й год. Обратимся к архивным документам и газетным публикациям того времени.
Август 1924 года.
«В начале августа было получено письмо из Парижа: «...Сегодня, 27 окончательно сговорились с отцом. Отец с племянником и племянницей едет отдохнуть ко мне на дачу. Выедем отсюда 7-8 августа...»
Это было условным обозначением того, что приезд и переход границы Б. Савинковым состоится в определенное время и в определенном месте.
Чекистам было необходимо обеспечить благополучный, конспиративный и от поляков, и от наших пограничников переход границы.
При этом было необходимо предотвратить возможность возвращения Бориса Савинкова обратно с границы под прикрытием польских пограничников в случае возникновения подозрений.
Необходимо было разработать до деталей несколько вариантов плана переброски, приема и изъятия прибывающих ввиду возможных неожиданных изменений обстановки.
Получить предварительные директивы об обеспечении перехода границы и производстве секретного ареста в Минск выехала оперативная группа сотрудников ОГПУ и секретной агентуры под руководством Новицкого.
По прибытии в Минск, приняв меры к совершенному законспирированию приезда опергруппы, ознакомив персонально ПП ОГПУ БВО (Полномочный представитель Объединенного государственного политического управления Белорусского Военного Округа. - Прим. авт.) т. Медведя с предстоящей задачей, было предпринято следующее: 1. Для организации переправы
Б. Савинкова и его группы в район 15 пограничного отряда выехал Новицкий (сотрудник контрразведывательного отдела ОГПУ - Пузицкий Сергей Васильевич) с Иваном Петровичем (Крикман Иван Петрович - помощник ПП ГПУ по Западному краю. - Прим. авт.) под видом пограничников ПП ОГПУ якобы для установки телефонной связи на границе.
Место переправы было выбрано в районе Радошковичей, что в 11 километрах от местечка Заславль. Вблизи места переправы населенных пунктов не было, кроме брошенной хаты путевого сторожа бывшей Виленской ж.д.
Местность болотистая, пересеченная перелесками, оврагами.
В ожидании перехода производились, под видом пограничных разъездов, ознакомление с местностью, обследования дорог, троп и прочее.
Это требовалось для маскировки, так как каждое неосторожное действие могло быть тотчас же известно польской разведке, что повлекло бы или срыв дела, или отсрочку перехода.
2. В самом Минске необходимо было подготовить изолированную квартиру, в которой можно было произвести изъятие быстрое, бесшумное, исключающее возможность бегства, сопротивления, ранений и прочее.
Отвечающей этим условиям оказалась квартира т. Медведя (ул. Захарьевская, 33. - Прим. авт.). В ней разместилась остальная часть опергруппы в ожидании прибытия «гостей» с границы. Разработан был детальный план, распределены роли, намечены кандидаты для резервов, установлены условные знаки и сигналы к начатию операции и прочее.
Переход границы агентом С-2 - А.П. (секретный сотрудник ОГПУ - Мухин Андрей Павлович. - Прим. авт.).
13 августа Новицкий был вызван в м. Заславль, где находился только что прибывший зам. нач. КРО ОГПУ Пиляр (Роман Александрович - зам. начальника контрразведывательного отдела ОГПУ. - Прим. авт.).
В ночь с 14 на 15 августа должен был перейти границу А.П., якобы для подготовки перехода Б. Савинкову.
Поздно ночью Пиляр, Новицкий и Иван Петрович встретили А.П.
Выяснилось, что никаких пока изменений нет, обсудили еще несколько деталей.
Пиляр верхом уехал в Минск для подготовки «встречи гостей», а Новицкий, А.П. и Иван Петрович остались ожидать следующего вечера».
Что же предшествовало этому событию и как все же удалось чекистам убедить опытного и предельно осторожного Б. Савинкова отважиться на возвращение уже в Советскую Россию?
Ближайший и доверенный соратник Савинкова полковник Павловский, находившийся в руках чекистов, в письме Савинкову сообщал, что последнему крайне необходимо возглавить «Союз защиты Родины и Свободы» как мощную и влиятельную организацию, способную добиться успеха в борьбе с ненавистными Советами. Для пущей убедительности в Париж были направлены Фомичев и Федоров, чтобы лично повлиять на «шефа».
Эта последняя фаза операции разрабатывалась А.Х. Артузовым с тонким проникновением в психологию Савинкова. Он давал понять знаменитому эсеру-террористу, что его отказ приехать в СССР накануне больших событий «может быть воспринят как проявление трусости». Артузов прекрасно понимал, что для тщеславного Савинкова оказаться в положении труса было равносильно политической смерти. Эта уловка чекиста сработала.
12 августа Савинков прибыл в Варшаву вместе с Фомичевым, Федоровым и супругами Дикгоф-Деренталь. Остановились в небольшом отеле. Савинков пригласил к себе ближайших сотрудников и поставил их в известность о принятом решении.
15 августа, несколько изменив внешность, с паспортом на имя Виктора Ивановича Степанова Савинков вместе с Деренталями и Фомичевым выехал к границе. Здесь его встретили Федоров, сотрудник КРО ОГПУ Сергей Васильевич Пузицкий и Ян Петрович Крикман, которого Фомичев знал как Ивана Петровича Батова - «своего человека» в погранвойсках. Ян Петрович Крикман, сотрудник ГПУ Беларуси, продолжительное время успешно обеспечивал «окно» на границе.
Вот как он впоследствии описывал эти события.
«В тот день с утра на границу приехали Пузицкий и Демиденко. Остановились в густых кустах невдалеке от приграничного столба. Ночь выдалась темная. Время тянулось медленно; прошел час, другой, третий - все тихо. Вдруг с польской стороны замигал огонек.
- Это Андрей Павлович, - сказал Пузицкий и пошел навстречу.
Андрей Павлович подавал нам сигнал фонариком. Рядом стояли Савинков, Любовь Деренталь, ее муж, Фомичев и представители польской разведки Секунда и Майер. Пузицкий подошел к ним, поздоровался, сказал, что путь свободен. Майер и Секунда остались на своей стороне, а остальные ступили на нашу землю.
Я подошел к процессии, козырнул и в целях конспирации предложил всем сдать оружие во избежание каких-либо осложнений при дальнейшем передвижении. Первым протянул мне свой револьвер Савинков, затем остальные. Фомичев, как старый знакомый, подошел ко мне, поздоровался за руку, словно желая показать остальным, что здесь он свой человек.
Я рассовал их револьверы по карманам и предложил следовать за мной. Чтобы переход границы не показался легкой прогулкой, повел их по петляющей тропинке в кустарнике. Савинков и Фомичев шли не за мной, а сбоку, обогнали меня, останавливались, прислушивались. Все было тихо. Мы еще днем предупредили начальника погранотряда, чтобы не выставлял на этом участке пограничников.
Вскоре мы вышли к спрятанным в балке лошадям, запряженным в две тачанки. Здесь, чтобы не вызвать подозрения у местного населения, я предложил «гостям» надеть красноармейские шинели и буденовки. В первой тачанке разместились Савинков, Любовь Ефимовна, Пузицкий и Андрей Павлович в качестве возницы. На второй - Фомичев, Александр Деренталь и я, а кучером у нас был пограничник. Доехали до большого озера в 12 километрах от Минска, сделали привал. Я предложил «гостям» снять шинели и буденовки: пограничную зону миновали, и теперь не опасно ехать в штатском. Постелили шинели на траву, сели. Фомичев достал из саквояжа бутылку вина, закуску. Он чувствовал себя хозяином, суетился, и весь его деловой вид убеждал «гостей» в том, что опасность миновала и можно отдохнуть. Разлили вино по стаканам. Пузицкий и я пить отказались.
- Вы с дороги, устали, вам сейчас спиртное нужнее, - пояснил Пузицкий.
Покончив с едой, сели в тачанки, поехали дальше».
О дальнейших событиях продолжит рассказ еще один участник тех далеких событий, помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Новицкий, участвовавший в разработке под видом начальника военного отдела подпольной организации «ЛД» (либерально-демократическая группа, легендирована чекистами. - Прим. авт.).
...«Версты за две-три от Минска была остановка, вновь переодевание в штатскую форму, и все общество в целях удобства и конспирации было разделено на две группы: 1. Б.В. Савинков, Л.Е. Дикгоф-Деренталь, Новицкий; 2. А.А. Дикгоф-Деренталь и А.П. Федоров; 3. Фомичев и Иван Петрович (наш работник).
Первые две группы должны были самостоятельно друг от друга двигаться в Минск и встретиться на улице Захарьевской у дома 33.
Третья группа должна была двигаться в одну из гостиниц Минска, где их ожидал прибывший туда Шешеня.
П. Савинков, Л.Е. Деренталь и Новицкий, надев свои плащи и имея при себе небольшой чемоданчик, тронулись в путь.
При входе в предместье города между 6 и 7 часами утра Б. Савинков резко изменился по сравнению с тем, каким он был в пути на тачанке среди тихих трактов. Он сделался замкнутым, более официальным, настороженным. Нанятый на одной из площадей экипаж быстро покатил по главной улице мимо ЦК Компартии Белоруссии, мимо ПП ОГПУ с часовыми вокруг здания.
Экипаж, не доезжая двух домов до квартиры, остановился. Когда Новицкий расплачивался с извозчиком, мимо проехал в пролетке пограничник-командир и почему-то внимательно посмотрел на нашу группу.
Заметил ли это Савинков или нет? Может быть, в нем вспыхнул искрой инстинкт старого конспиратора и подпольщика, инстинкт, затушенный всеми психологическими ритмами и гармониями нашей связи с ним за эти два года?
Б. Савинков выпрямился, приподнял голову, приоткрыл рот и, пронзительно взглянув на своего проводника, протяжно, отчеканивая каждое слово, спросил:
- А куда мы идем?
Новицкий ответил: «В одну квартиру». Он приподнял с тротуара чемоданчик, повернулся и направился в парадное дома № 33. Поднимаясь по лестнице, Савинков опять спросил:
- А кто живет в этой квартире? Свои?
- Конечно, свои, - последовал ответ.
Мы позвонили и вошли...»
Теперь предоставим слово Любови Деренталь.
...«Нам открывает молодой человек в белой рубашке. Молодой человек не в духе. Вероятно, он недоволен, что его разбудили так рано. Он идет доложить о нашем приходе. Кто он? Вестовой? Из передней мы проходим в столовую, большую комнату с выцветшими обоями. На столе остатки вчерашнего ужина. Неожиданно открывается дверь. На пороге стоит человек огромного роста, почти великан. Он в военной форме, с приятным лицом. Он удивлен. Это, наверное, хозяин. Я встаю и подаю ему руку.
Приносят завтрак. Александр Аркадьевич (Дикгоф-Деренталь. - Прим. авт.) не ест ничего. Он ложится в этой же комнате на диван. Я несколько раз прошу хозяина сесть вместе с нами за стол. Но он отказывается. Он говорит:
- Визита дамы не ожидал. Позвольте, я сам буду прислуживать вам.
Я спрашиваю Андрея Павловича, почему с нами нет Фомичева.
- Он в гостинице, с Шешеней. Он вечером придет на вокзал.
Бывший адъютант Бориса Викторовича Шешеня служит теперь в Красной Армии. Он приехал в Минск из Москвы встретить нас. Он уже взял билеты на поезд. Андрей Павлович показывает мне их. Потом он поднимает рюмку и говорит: «За ваше здоровье... Мне нужно быть в городе. До свидания».
За столом остаемся мы трое: Борис Викторович, Новицкий и я. «Вестовой» приносит яичницу. Вдруг с силой распахивается двойная дверь из передней:
- Ни с места. Вы арестованы.
Входят несколько человек. Они направляют револьверы и карабины на нас. Впереди военный, похожий на корсиканского бандита, черная борода, сверкающие черные глаза и два огромных маузера в руках. Тут же в комнате «вестовой». «Это он предал нас», - мелькает у меня в голове, но в то же мгновение я в толпе узнаю Ивана Петровича.
Новицкий сидит с невозмутимым лицом. Со стороны кухни тоже появляются люди.
Первые слова произносит Борис Викторович.
- Чисто сделано... Разрешите продолжить завтрак?
Красноармейцы с красными звездами на рукавах выстраиваются вдоль стены. Несколько человек садится за стол. Один небольшого роста, с русою бородою, в шлеме, располагается на диване рядом с Александром Аркадьевичем.
- Да, чисто сделано... чисто сделано, - повторяет он. - Неудивительно, работали над этим полтора года...
- Как жалко, я не успел побриться, - говорит Борис Викторович.
Ничего, вы побреетесь в Москве, Борис Викторович, - замечает человек в черной рубашке с бритым, круглым, спокойным лицом. У него уверенный голос и мягкие жесты.
- Вы знаете мое имя и отчество? - удивляется Борис Викторович.
- Помилуйте. Кто же не знает их? - любезно отвечает он.
Человек с русою бородой переходит с дивана за стол.
Он садится от меня справа. У него умное и подвижное лицо. Я говорю:
- Нас было пятеро. Теперь нас трое. Нет Андрея Павловича и Фомичева.
- Понятно, - говорит Борис Викторович. - Значит... все предали нас?
- Конечно.
- Не может этого быть...
Но я должна верить Пиляру. Он один из начальников ГПУ. Все... Андрей Павлович... Фомичев... Шешеня...
- Им много заплатят? - вежливо осведомляется Александр Аркадьевич.
- Андрей Павлович никогда не работал против нас. Он убежденный коммунист. А другие... У других, у каждого есть грехи... Ну, получат прощение грехов...
Входит Новицкий и снова садится за стол.
- Вот один из ваших товарищей, - иронически замечает Пиляр, обращаясь ко мне.
- Да... И он даже обещал мне сбрить свою бороду...
- Он не сбреет ее, - говорит Пиляр.
Новицкий не кто иной, как Пузицкий, ближайший помощник Пиляра.
- Кажется, вы недавно написали повесть «Конь Вороной»? А раньше «Конь Бледный»? - спрашивает Бориса Викторовича Пиляр.
- Целая конюшня. Не так ли?
- А теперь, - смеется Пиляр, - вы напишите еще одну повесть «Конь последний».
- Лично мне все равно... Но мне жалко... их.
Я прошу разрешения взять из сумочки носовой платок. Мне отказывают. Но молодой военный приносит мне один платок. Констатирую, что его только надушили.
Александр Аркадьевич говорит:
- Почему вы тотчас же арестовали нас, не дав нам возможности предварительно увидеть Москву? Мы были в ваших руках.
- Вы слишком опасные люди.
Нас обыскивают.
В отношении меня эту операцию проделывает совсем молодая женщина. Она очень смущена. Чтобы рассеять ее смущение, я рассказываю ей о том, что делается в Париже.
Она вскоре возвратилась с моими вещами и даже с 12 долларами, которые нашли у меня зашитыми в складке моего платья.
Возвращаюсь в столовую».
По имеющимся свидетельствам, эту миссию выполняла жена Опанского - Валентина Николаевна, уроженка Минска.
В тот же день, в 11 часов утра, опер-группа ОГПУ в специальном поезде с арестованными отбыла в Москву. 10 августа рано утром поезд остановился на Белорусском вокзале, откуда прибывшие савинковцы были доставлены во внутреннюю тюрьму
ОГПУ.
ХХХ Всю дорогу Савинков молчал, только во внутреннем дворе здания на Лубянке, выйдя из автомобиля, глухим голосом произнес:
- Уважаю ум и силу ГПУ!
ХХХ Следствие по делу Савинкова было проведено в кратчайший срок - всего за 10 дней, поскольку чекисты уже давно располагали всем необходимым для этого материалом о его контрреволюционной деятельности. Принципиально важные допросы Савинкова проводил сам Артузов (начальник КРО ОГПУ. - Прим. авт.), остальные - его заместитель Пиляр. На одном из первых допросов Артур Христианович спросил Савинкова об условиях содержания его под стражей. У арестованного никаких претензий не было: во внутренней тюрьме ему обставили неказенной мебелью две комнаты, где он жил с Любовью Ефимовной, которой, кстати, никакого обвинения предъявлено не было. Савинкову доставляли газеты, а позднее, после завершения суда, разрешили переписку, прогулки не во дворе, а в парке Сокольники, куда его возили на автомобиле.
Артузов допрашивал подследственного по хорошо продуманному плану, задавал только ключевые вопросы.
...«В моей душе прошел «экстренный совет», и вам я отвечу: вы сильнее, гораздо сильнее, чем мы. Вы сосредоточеннее, что ли, в своем замысле, у вас кругом, как я убедился, сильная поддержка. В годы революции я уже сталкивался с ЧК. Лишь один раз мне удалось завербовать вашего сотрудника, некоего Эрдмана, да и тот оказался не тем человеком. У вас великая преданность, - давал показания Савинков.
- А вы не думали о ложности своей борьбы? Что вы могли предложить народу? Посадить на его шею Врангеля, Маркова или, еще хуже, нового царя Николая Николаевича?
Ответ Савинкова оказался неожиданным.
- Думал. И был близок к тому, чтобы прекратить не только борьбу, но и вообще всякую политическую деятельность.
- Полагаю, что вы утратили надежду, что ваш «Союз» сможет когда-нибудь свергнуть Советскую власть? Ведь он не имел на это ни малейшего шанса, никогда не имел.
Савинков поднял голову, спросил с неприязнью:
- Почему вы так уверены в этом?
- Если угодно, попробую объяснить, - охотно согласился Артузов. - С политической точки зрения ваш заговор был бесперспективен, потому что лишен какой-либо значительной базы. Народ на нашей стороне, а не на вашей. С точки же зрения профессиональной он был обречен с первой же минуты его зарождения. Мы знали и предвосхищали каждый ваш шаг. Более того, самые важные из них мы же определяли, как вы теперь знаете, Андрей Павлович Мухин - наш сотрудник. ЛД в природе никогда не существовали. А ваши самые доверенные люди - Зекунов, Фомичев, Шешеня, даже Павловский - тоже работали на нас.
У Савинкова задвигались желваки на скулах.
- Я догадывался кое о чем...
Артузов встал с кресла, допрос был закончен. Поднялся и Савинков. Он был подавлен, глаза потухли. В какой-то отрешенности он выдавил сквозь зубы:
- Мне теперь все безразлично, в том числе и моя участь... Я уже человек не живой.
27-29 августа 1924 года состоялся открытый судебный процесс по делу Бориса Викторовича Савинкова.
По всем пунктам предъявленных ему обвинений он признал свою чину. В последнем слове сказал:
- Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и савинковцы, и грузинские меньшевики, и Махно не были поддержаны русским народом и именно поэтому были разбиты; что, выбирая между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, Советской властью - с другой, русский народ выбирает Советскую власть... Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна...