Алексей Калюжный: приОБЩЕНИЕ

Источник материала:

За трагическими известиями из Челябинска, перипетиями судебной тяжбы Андрея Мезина, борьбой минского “Динамо” за выживание и новостями с последнего заседания исполкома ФХРБ как-то тихо и незаслуженно незаметно прошло весьма знаменательное событие: один из самых успешных белорусских хоккеистов современности форвард омского “Авангарда” Алексей КАЛЮЖНЫЙ отпраздновал 30-летие. Интервью с Калюжным-хоккеистом делалось уже неоднократно и в будущем, несомненно, появится еще не одно. Потому на сей раз интересовал прежде всего Калюжный- человек. Тем более — на тридцатилетним рубеже.

Общение решили построить в формате “Калюжный и…” Юбиляру было предложено высказать отношение к тому или иному событию на отметке начала четвертого десятка прожитых лет. Которую, впрочем, сам игрок какой-то вехой вовсе не считает.

— Итак, Калюжный и тридцать…
— Чего-то особенного не почувствовал. Ни повода для переоценки ценностей, ни ревизии планов. Отметили, конечно, как полагается. Но без помпы, по-семейному. Были только родные и самые близкие друзья, которых я сразу попросил обойтись без длинных тостов и здравиц. Никакого рубежа не ощущаю, да и не чувствую себя на тридцать.

— Калюжный и номер 71.
— Вынужденная рокировка. До прихода в “Магнитку” предпочитал семнадцатый. Но в “Металлурге” тогда выступали братья Корешковы. У одного из них, Александра, кажется, был как раз мой любимый номер. Пришлось переставлять цифры. Потом привык.

— Тем более что навскидку в суперлиге после отъезда Малкина за океан “железного” 71-го, кроме тебя, и не осталось. Получается, узнаваемый, как Ягр.
— Ну ты сравнил, мне такой громкий бренд вряд ли светит.

— Не веришь в себя?
— Верю. Но Яромир — хоккеист от бога, мне же все дается через пахоту. Понятно, что и Ягр над собой работает. И все-таки он гений от хоккея, есть в нем что-то, данное свыше. Для меня наблюдать за его игрой — это все равно что любителю классической музыки слушать Моцарта или еще кого-нибудь из великих композиторов. Одно слово — совершенство.

— Связь после его возвращения в “Рейнджерс” утеряна?
— Не могу сказать, что мы такие уж закадычные приятели, постоянно созваниваемся. Но приветы через общих знакомых передаем. Их фамилии никому ничего не скажут, это люди не из хоккейной среды.

— Калюжный и его широко известный ник Колючка. Насколько он тебе соответствует?
— Абсолютно, если принять во внимание созвучность фамилии. Прозвище друзья дали еще в детстве, лет в одиннадцать. Это потом уже люди стали искать скрытый смысл.

— А он есть?
— Вряд ли смогу объективно ответить, со стороны виднее. Хотя со своими близкими я однозначно мягкий и участливый человек, в помощи никогда не откажу. Да и за рамками семьи совсем не монстр. Хотя, конечно, есть моменты, с которыми не мирюсь.

— Например?
— Когда человек спустя рукава делает работу, за которую получает деньги. Если ты не умеешь, но стараешься — это одно. Если “забиваешь” — другое. Я сейчас не о хоккее, отслеживать и одергивать “шлангов” — дело тренера. Могу высказать сачкующему свое недовольство, но не более того.

— Меж тем молва идет, что в печально известной игре олимпийской квалификации в Риге ты не стеснялся в выражениях в отношении напортачивших партнеров.
— Бред. Не знаю, кто и для чего распространяет такие слухи. Разве что завистники, которые сами ничего не добились в хоккее.

— Раз уж затронули тему, следующая пара — Калюжный и сборная.
— Тема избитая, не раз уже обсуждавшаяся, вряд ли найду что добавить.

— Но минимум одно знаменательное в этом смысле событие недавно произошло — ты наконец-то встретился с Фрэйзером.
— Не скажу, что американец произвел на меня какое-то сверхвпечатление. Да это было и сложно, учитывая то, что наш разговор уложился в четверть часа. Но что успел заметить — коуч явно адекватный и здравомыслящий человек. Думаю, он понял главное: многое из того, что кто-то мог ему обо мне нашептать — полная чепуха. Он понял мою позицию, и, по его словам, ему было приятно услышать ее именно в моем изложении. Я подтвердил желание выступать в сборной, Фрэйзер заверил, что со своей стороны сделает для этого все от него зависящее. Вообще, если честно, меня уже несколько утомляют эти вопросы. Такое чувство, что я перед кем-то оправдываюсь. Только никак в толк не возьму — за что. Какой-нибудь Вася, сидя с бутылкой пива перед монитором, может придумать что угодно и считать, что он попал в “десятку”. Но как это можно сделать, не зная ни меня, ни моей жизни, ни множества нюансов?.. Понятно, что мнение этого виртуального критика для меня будет куда менее интересным, чем людей, мнением которых я действительно дорожу.

— Волей-неволей подходим к теме Калюжный и Белоусов. Насколько я понимаю, наставник “Авангарда” — один из твоих непререкаемых авторитетов...
— Именно. Валерий Константинович дал мне много больше, чем тренер обязан давать игроку просто по контракту. Я могу с ним в чем-то не соглашаться, но его авторитет даже не подумаю ставить под сомнение. Он дал мне уйму добрых советов, и не только по хоккейной части.

— Калюжный и болельщики.
— Опять же лучше на этот вопрос ответят они. Но ты же видел, например, в Секешфехерваре, как ко мне относятся фанаты, как я к ним. Правда, чтобы понять их отношение, лучше побывать хотя бы на одном матче в Омске. Да и на выезде “Авангард” не обделен поддержкой. В Москве даже есть фан-клуб нашей команды. Принимая во внимание, что у столичных дружин торсида не особо многочисленная и шумная, иногда против ЦСКА играем, как на своей площадке — наши хозяев заглушают. А у меня в белокаменной есть даже персональные поклонники — целая семья. Постоянно приходят на московские игры “Авангарда” в майках с моей фамилией, поддерживают, при наличии повода поздравляют.

— Удобно подошли к паре “Калюжный и семья”.
— Для меня женитьба и тем более рождение Ани стали куда более заметным рубежом, чем тридцатилетие. Взгляды на жизнь пришлось пересмотреть капитально и практически во всем. Даже садясь за руль уже понимаю, что лихачить не имею права, пусть в машине я и один. Подписывая контракт, теперь прежде всего думаю о том, как будет лучше для семьи.

— То есть предложи кто-нибудь очень солидную прибавку, ты бы, не задумываясь, сменил “Авангард” на другой клуб?
— Не задумываясь — вряд ли. Явно посоветовался бы с близкими и уверен, что никто не стал бы на меня давить и заставлять куда-то срываться только из-за денег. Семья видит, что в “Авангарде” мне уютно. Не в последнюю очередь потому, что жена с дочкой рядом. Это, кстати, тоже показатель отношений. Часто случается, что семья живет в одном городе, а отец едет зарабатывать в какой-нибудь клуб за тридевять земель. Я, наверное, так не смог бы. Неестественно это.

— Нынче в Минск ты впервые приехал со всей семьей. Как себя чувствует Анна Алексеевна на родине папы?
— Великолепно, так много со мной она, наверное, еще никогда не гуляла. В Омске во время сезона свободного времени не хватает, в Москве куда-то выбраться мешают постоянные пробки на дорогах. А здесь сели в машину — и через десять-пятнадцать минут в парке. И компания у нее тут уже имеется: дети моей старшей сестры от Ани без ума.

— Самое время порассуждать на тему “Калюжный и Минск”.
— Это моя родина и город, где я вырос. Он в последнее время меняется с сумасшедшей скоростью, постоянно что-то строится, открывается. Сюда неизменно тянет. Причем уже не только меня, но и жену.

— Коренную москвичку-то? Для которых жизни за Московской кольцевой нет вплоть до Нью-Йорка.
— Примерно так и ей казалось до рождения дочери. Она была ярой патриоткой Москвы. Но семья и ребенок, само собой, меняют и женщин. Так что сейчас мы всерьез рассматриваем вариант поселиться в Минске после завершения моей игровой карьеры.

— Во время семейных променадов по паркам болельщики не докучают?
— Здесь с этим спокойнее, чем в том же Омске. Вот там иногда толком в магазин не сходишь.

— Каждый разбирается в хоккее?
— Скорее думает, что разбирается. Случается, конечно, встретить болельщика, который явно “рубит” в нашем деле, даже по используемой им терминологии ясно. Но таких меньшинство, и это тоже понимаешь с лету. Хорошо, если просто интересуется делами, желает удачи — спасибо на добром слове. Но когда начинает критиковать на уровне дилетанта…

— Тогда и становишься “колючкой”?
— Стараюсь не обращать внимания и как можно скорее разойтись. Вообще же одному такому знатоку однажды хорошо ответил один из НХЛовцев. Его удалили, а какой-то болельщик, стал с первых рядов трибун наставлять его на скамейке штрафников. Хоккеист обернулся, и состоялся интересный диалог:
— Парень, ты работаешь?
— Да.
— Вот скажи, люди платят по 70 долларов, чтобы посмотреть на твою работу? А на меня приходит полный стадион.
Знаток не нашел, что ответить, и утихомирился.

— Калюжный и Беларусь. Я, например, пресекаю попытки называть меня русским. Как с этим у тебя?
— Я все-таки скорее гражданин Советского Союза. Успел поиграть в сборной вместе с русскими, украинцами, казахстанцами. Но все они были и остаются “нашими”. Не вижу смысла делить.

— Зато ФХР видит. До суда дело дошло. Как к этому относишься?
— Наверное, уже безразлично. Ладно бы вопрос встал на повестке дня впервые, тогда может волновался бы или злился. А так привык: в чемпионате России раза три доводилось быть и легионером, и нелегионером, каждый день ждешь сюрприза. Смешно читать про планы на три-пять лет. Потому как знаешь, что все равно за это время еще не раз перекрутят любую идею до неузнаваемости. Тот, кто этим занимается, вряд ли добьется какой-то цели. А вот лицо теряет уже сейчас.

— Калюжный и журналисты.
— Каждый делает свою работу. Другое дело — как. Бывает, что переврут мои слова до неузнаваемости, после чего желание общаться, естественно, отпадает. Правда, в “Авангарде” сейчас решили эту проблему радикально: все интервью обязательно должны перед выходом прочитываться теми, у кого они взяты. Тот из журналистов, кто нарушит это правило, лишается аккредитации. Или другой пример: пробуют тебя спровоцировать на какое-то сенсационное заявление. Был такой случай. Звонивший настойчиво пытался выбить из меня признание, что я не хочу больше выступать за национальную команду. Чуть ли не каждый вопрос с этого начинал, крутил и так, и эдак. Не понимаю таких людей. Что, очень сильно хотел написать, мол Калюжный не хочет выступать за сборную? Ну так напиши, нет проблем. В суде потом встретимся.

— До сих пор решать вопросы со СМИ в суде не доводилось?
— Пару поводов имелось, выиграл бы без проблем. Просто не хотелось тратить время и нервы. Вообще наши масс-медиа, как мне кажется, отличаются от европейских и заокеанских. У нас игра в одни ворота: хоккеисты дают журналистам работу, и все. На западе же это скорее партнеры, способные сделать из игрока звезду.

— Ну так и Овечкина с Малкиным уже который год пресса и ТВ “облизывают”.
— Это не фокус, Саша с Женей звезды сами по себе. А ты вот попробуй сделай “конфетку”, скажем, из Дейгла. А североамериканским СМИ это удалось.

— И толку? Он же в итоге стал главным разочарованием драфта за все 90-е.
— Толк в том, что тогда журналистов будут больше уважать. А Овечкину и я бы сумел сделать отличную прессу.

— Кстати, не было желания попробовать себя в нашем ремесле? Пусть не пишущим журналистом, а, скажем, комментатором.
— Надо попробовать, а уж люди пусть оценивают. Честно говоря, иногда хочется выключить звук, чем слушать некоторые комментарии. Такую дичь несут — ужас.

— Что ж, поступлю как стопроцентный папарацци, которым чужда скромность и такт, и перейду к следующей теме — “Калюжный и деньги”. Готовясь к интервью, наткнулся на любопытную информацию: в списке самых богатых белорусских спортсменов ты с годовым доходом в 700 тысяч долларов на четвертом месте после Глеба, Мирного и Салея. Что скажешь?
— А что тут говорить, эти рейтинги меня мало волнуют, соперничества кошельком ни с кем устраивать не собираюсь. Тем более что с суммой контракта исследователи здорово промазали. Увы, но мы не в НХЛ и не в Европе. Да, там заработки игроков ведущих лиг — абсолютно открытая информация. Но и отношение другое — не зависть, а уважение. Доводилось стать свидетелем спора английских футбольных фанатов, каждый из которых отстаивал большую “звездность” своего кумира. Когда аргументы количества голов, передач, сыгранных матчей сошло на нет, один из них выложил козырь: “А наш на лучшей машине ездит!” И это сыграло в споре решающую роль, крыть оказалось нечем. Отличная иллюстрация разницы отношения к размерам гонораров спортсменов у нас и за границей.

— Калюжный и азарт.
— Не чужд, но и болезненной тягой не страдаю. Был в Лас-Вегасе, однако не сидел круглосуточно за игорным столом. Там было много шоу, которые показались мне более интересными. Конечно, казино не сторонился, но потратил там ровно столько, сколько отложил именно на игру.

— Успешно?
— Не слишком. Хотя, когда уже уезжали, случился забавный эпизод. У столика регистрации отеля, из которого выписывались, стоял автомат. Бросил в него завалявшиеся в кармане 25 центов и с ходу выиграл 250 долларов. Друзья стали подначивать: мол, давай на сутки задержимся, тебе, кажется, поперло. Но у нас была программа путешествия, которую из-за улыбки фортуны кромсать не стал.

— Почему спросил про азарт: ты в “Авангарде”, слышал, чуть ли не председатель клуба любителей покера.
— Титул достался скорее в наследство от Твердовского. Тот все организовывал, постоянно возил с собой фишки. Я же в покер до переезда в Омск практически не играл. Но здесь авиаперелеты долгие, после игры не спится, надо же себя чем-то занять в самолете. Вот и провели за картами весь сезон. Только в плей-офф решили приостановить.

— Говорят, одним из любимых партнеров у тебя был Норм Маракл, который покинул команду.
— Точно как и еще один завсегдатай нашей компании Виталик Ячменев. Остается надеяться, что эстафету подхватит кто-либо из вновь прибывших. Для нормальной игры нужно человек пять.

— Калюжный и Омск.
— Раньше этот город был просто очередным местом работы. Сейчас по-иному — возвращаюсь как минимум в один из своих домов в широком смысле этого слова. То есть меня ждут семья, друзья, уют, любимая команда. С которой я с удовольствием подписал бы и пятилетний контракт, предложи мне его, как “Ак Барс” Зиновьеву. Не знаю, что должно случиться, чтобы я покинул “Авангард” с легким сердцем.

— Начинали мы с “Калюжный и тридцать”. Закончим “Калюжный и сорок”.
— Может, займусь спортивным менеджментом, причем необязательно хоккейным. Что-то в последнее время эта сфера меня притягивает, да и опыт спортсмена в помощь. Хотя вполне могу продолжать выходить на лед и через десять лет. Здесь у меня индикатор безошибочный — ощущения во время матчей. Игра продолжает оставаться игрой, а не тяжкой работой. Понятно, когда идешь в тренажерку таскать железо, это воспринимается именно как труд до седьмого пота. Но поединки — дело особое. Недавно, уже будучи в Минске, отправился с приятелями на рыбалку. У одного из них были дорогущие даже по моим понятиям снасти. Спрашиваю: “Зачем этот шик, можно же было взять и чего попроще.” Он отвечает: “Понимаешь, рыбалка для меня — отдушина”. Работа его утомляет. Немногие отдушины — семья (кстати, его сын занимается хоккеем) да рыбалка. Я бы так не хотел, хоккей до сих пор приносит наслаждение. Будет так и через десяток сезонов — продолжу играть. В общем, желательно, чтобы и в сорок чувствовал себя так, как сейчас. То есть не чувствовал даже на тридцать.