Человек–консенсус

Источник материала:

ПЕПЕЛЯЕВ Валентин

Актер Купаловского театра Николай Прилуцкий пытается совместить масс–культ и академию

Творческая карьера актера Национального академического театра им. Янки Купалы Николая Прилуцкого напрочь опровергает представление об актерах как о существах незащищенных и ранимых. В свои 32 года Николай крепко стоит на ногах: роли, театр, проекты... Не человек — кремень. Таких обычно не жалуют в творческом коллективе. Потому что не клянчат ролей, не судачат по поводу и без повода с кем попало и вообще не участвуют в житейских разборках большого коллектива. Эта несколько отстраненная позиция, которая кому–то покажется бравадой, видимо, и подкупила создателей мюзикла «Пророк», и они пригласили Прилуцкого на одну из ролей. Николай в итоге оказался единственным из труппы главного театра страны, который удовлетворил требования постановщиков шоу. Хотя что значит участие в мюзикле для самого актера — вопрос. Профессиональный прорыв, способ проверить себя, возможность узнать что–то новое или уход в пресловутый масс–культ? Эпидемию мюзиклов мы еще не пережили. Но если в ней будут участвовать такие, как Прилуцкий, она неизбежно настанет. С другой стороны, ну скучно, поверьте, нашим ребятам в очередной раз погружаться в хрестоматийные тексты. Да и, по меткому выражению московских продюсеров, нельзя не захотеть «выжать желудочный сок» из таких скромных тружеников, как наши белорусские актеры. Ведь у них уйма нерастраченной энергии!

— Николай, люди по–разному приходят в театр. Ваш коллега по Купаловскому Роман Подоляко рассказывал, что с детства занимался в театральной студии. А вы?

— Я — нет. Во–первых, я совсем не минский: я с Полесья, из Столина. Во–вторых, актером точно не планировал быть. Серьезно занимался каратэ. Думал, что пойду в практики.

— В спорт?

— Нет, в силовые структуры либо в охрану. Один мой старый приятель, помню, был просто в шоке, когда я сказал, что оканчиваю театральный институт и собираюсь быть актером. Он оканчивал школу милиции... Смотрел на меня недоуменно.

— Время же еще такое смутное — начало 90–х...

— В общем, да. Я окончил школу в 1992 году. Мне было 16 лет, я выписывал журнал «Техника — молодежи». Помню, там печатали схемы спортивных упражнений, интересовавших меня, — комплексы ушу. И вдруг появляется объявление: «ВГИК объявляет прием на подготовительные курсы на кинорежиссуру». Почему–то показалось, что мне это близко. Я сказал родителям: «Еду в Москву». Они, конечно, были в панике, но мы договорились, что сначала съездим в Минск. Поехали с отцом. Я повстречался с деканом театрального факультета Владимиром Мищанчуком. Он мне объяснил: «Парень, тебе только 17 лет. На кинорежиссуру набирают людей зрелых, с жизненным опытом. Поступи сначала в институт попроще — пойми, прочувствуй, что такое театр, повозись годик–другой». Собственно, это я и начал делать.

— Коля, а ваши родители имеют отношение к искусству?

— Нет, мама — рабочая на заводе, отец — водитель–международник.

— Но ведь поддержали?

— Конечно. Отец поехал со мной, потому что в 16 лет отпускать паренька одного в большой город все–таки не хотелось. Но потом все было очень долго: поступил в институт культуры, два года отучился, потом поступил на актерский факультет в театрально–художественный институт, потом меня забрали в армию. В результате после армии я окончил театральный институт за три года — сдал 20 экзаменов экстерном для того, чтобы попасть на курс к Лидии Алексеевне Монаковой. Она меня, кстати, называла «будущий великий трагик». У меня был такой крен, меня никогда не тянуло в музыкальную комедию.

— Не чувствовали себя во время учебы провинциалом?

— Не с моим характером. Я везде себя чувствую как рыба в воде. Мне все равно, где я нахожусь — в Минске, Москве, Питере. Главное, чтобы меня окружали хорошие люди, с кем можно разговаривать. Вот так промелькнули годы учебы. А потом и распределение в Купаловский. Вместе со мной туда попало еще 7 человек — Саша Молчанов, Андрей Гладкий, покойный Володя Компанеец, Игорь Петров, Света Кожемякина, Света Аникей, Оля Фадеева, которая сейчас уехала в Москву.

— Так, и приходите вы в Купаловский... Страшно не было?

— Нет. Страшно не было, была здоровая настороженность. Все–таки новый коллектив — чужие люди, не знаешь, как к тебе отнесутся. Да и зарплата 20 долларов поначалу смущала. Но уже потом я больше нигде не хотел работать! Не буду злословить о других театрах, но я счастлив, что попал именно в Купаловский. Наши старшие актеры — это чудо. Я просто влюбился в труппу и кайфовал.

— Помните первое творческое разочарование?

— Их много было. Вся моя карьера построена на так называемых вводах, то есть я не репетировал роль с самого начала, кто–то уходил из спектакля и меня вводили. Это была и «Чорная панна Нясвiжа», и «Ромул Вялiкi». Спектакли, которых я панически боялся. Когда ты репетируешь с самого начала, уже готовится какая–то платформа, а когда тебя вводят в существующий рисунок, адаптироваться в нем тяжело. Валерий Николаевич Раевский не раз прибегал на «Ромуле Вялiкiм» за кулисы и говорил: «Коленька, ты валишь спектакль!» Сейчас, слава Богу, все нормально. Тогда мне было 25 лет. Валерий Николаевич говорил: «Уже не мальчик, но еще не муж».

— Вы как–то анализировали потом, почему вас вводили на чужие роли?

— Лучше задавать такой вопрос тем, кто управляет этим механизмом! Я могу только догадываться. Впрочем, нормальная для театра ситуация. Доверили — сыграл. Я вообще никогда не думал, что буду играть героев–любовников. По–моему, я совсем на них не похож.

— Вам нравятся последние спектакли театра? «Маэстро», например?

— Да. Хотя бы потому, что эту пьесу еще никто нигде не ставил. У моего героя, правда, мало слов, но, как говорится, актер познается в паузах. Ты сидишь в этом оркестре на сцене, не говоришь слов, но внутренне работаешь.

— Все три режиссера — Раевский, Савицкий, Гарцуев — очень разные. С кем комфортнее?

— Со всеми нормально. У меня не было отторжения. Кто–то более конкретен, кто–то более метафоричен. Последний раз работали с Латенасом. Он — бывший актер театра Някрошюса. Николай Пинигин у нас преподавал, и я видел его волшебство — каждый раз на моих глазах он доставал кролика из шапки. С Пинигиным работать — одно удовольствие. Меня всегда тянет к экспериментам. Я и в «Пророке» потому оказался.

— Мне показалось, что в самом театре с гордостью говорят: «Наш Коля участвует в мюзикле...» Хотя любой театр всегда ревниво относится к проектам актеров на стороне.

— Вы не представляете, как я благодарен руководству театра за то, что оно пошло мне навстречу. Это так приятно! Мне же пришлось с труппой мюзикла уехать в Польшу на полтора месяца, там репетировать. Конечно, я видел некую ревность в театре, но это еще больше придает всему значение — если действительно ревнуют и все равно отпускают.

— Мюзикл, на ваш взгляд, это более высокая ступень для актера?

— Нет, драма и мюзикл — это все рядом.

— А если придется выбирать: мюзикл или театр?

— Я не буду выбирать: или — или. Если можно прийти к консенсусу, я приду.

Фото Виталия ГИЛЯ, "СБ".