Дом

Источник материала:

Камни

Папа много раз фотографировал камни. Огромные валуны, которые лежат на берегах белорусских полей. Любить эти теплые, поросшие мхом подарки ледника он научил и меня. Есть в наших камнях непостижимая тайна, как в египетских пирамидах. Если долго смотреть на такой необъятный неподъемный валун, можно увидеть в нем Бога, Будду, будущее... Я очень благодарен папе за наши прогулки.

Роскошь

Жена роскошествует. Она в спонтанном поиске роскоши. В танце от лучшего к самому лучшему, от высокого до самого высокого... Шелковистые шорохи хлопка, нежность мехов, ломкое свечение бриллиантов, теплота золота, прохлада дворцов — много, много недостижимых для других вещей и веществ есть у нее. А жена не останавливается, ее манит роскошь любви, роскошь собственной звездности, роскошь распутства и разнообразия. Она сама олицетворяет эту роскошь со скачками на коне в заснеженных полях, через могилы, под облаками, похожими на ангелов, по сугробам, искристым и безжизненным, как вечность, пойманная в лучистую снежинку. Моя жена — роскошная снежинка.

Кровь

В последнее время большая часть написанного была посвящена моим самым близким людям: маме и папе, брату и дочери, дедушке с бабушкой. Казалось, что в этот ряд очень легко впишется и портрет жены. Но нет. Почему–то записи про Лену потребовали совсем иного подхода. Ответ нашелся в названии последнего романа отца «Голос крови брата моего». Когда пишу и думаю про жену, я не слышу голоса крови. Она не кровная. У нас с ней разная кровь. Она самый близкий мне человек, но с уточнением: среди некровных. Это биологическое, антропологическое, расистское обстоятельство оказалось непреодолимой чертой. По крайней мере, для меня. Да, можно проспать двадцать лет на одной простыне, поделить пополам все деньги, радости и горести, но кровь останется чужой, другой и не своей.

Квартира

На поминальный ужин по отцу ни я, ни Мирослав не пошли, сил не было.

С дочкой вернулся домой. Переоделся в спортивное и пошел бегать в парк, чтобы измучиться физически и на какое–то время забыть про смерть. После ледяного душа я надел все черное, поехал на отцовскую квартиру. Открыл мне Мирослав.

— Тяжело сюда приходить, когда никого нет...

Действительно. Я прошелся по пустым комнатам. Все папины вещи будто умерли вместе с ним. Книги, блокноты, рукописи лежали, как неживые. Отчуждение светилось в каждой вещи.

Мы дождались маму. Только когда она переоделась в домашнее и заговорила про солнечность этого дня, про то, что папа собирался написать букварь, а теперь мы должны доделать задуманное, я перестал волноваться за нее и попрощался.

Коты и собаки

Кто из женщин не любит котиков и собачек? Моя мама. У нее развилась аллергия на шерсть животных. Она не может находиться в помещении, где есть или недавно было животное. Ей становится плохо. Похожая аллергия мучает мою двоюродную сестру Ольгу. Ее организм не выносит запаха рыбы. Однажды Ольга чуть не задохнулась, когда еще ребенком схватила в руки зеркального карпа. Вот и мама начинает задыхаться от кошачьих запахов. По этой причине она не приходит ко мне в гости. Мой кот Чарли, купленный для Яди, будто не пускает ее. Избавиться от кота я не могу, потому что Яде частенько приходится оставаться одной, а с котиком не так грустно. Кстати, к брату Мирославу мама тоже не ходит, хоть у него ни кота, ни собаки давно нет, только две серые крысы в железной клетке.

Кожа

Насколько у брата Мирика темная, папина кожа, которая загорает за один солнечный день и никогда не знает никаких ожогов, — настолько же у меня белая, мамина, и она все время обгорает на солнце. Валяться возле моря или речки — не наше занятие. Идти вдоль большой воды — это наше, это любил папа, люблю я и любит брат.

Адам Глобус.

Перевод с белорусского языка Алексея Андреева.