Чтобы разместить новость на сайте или в блоге скопируйте код:

На вашем ресурсе это будет выглядеть так

Этот, как бы сегодня сказали, «хит» прошлого столетия, распевала вся громадная страна Советов. В коллективах художественнойсамодеятельности участвовал

Новости дня

Новости

ТИКИРЕ ФЛОРЕС — ВЕНЕСУЭЛЬСКИЙ АГРОГОРОДОК ПО-БЕЛОРУССКИ

7 ВОПРОСОВ, 7 ОТВЕТОВ

Главные новости сегодня

Все новости »

Главная → Новости →

ГДЕ-ТО В ПОСЕЛКЕ ИГРАЕТ ГАРМОШКА…

26.08.2009 09:47 — |

Размер текста:: A; A; A

Источник материала:

ГДЕ-ТО В ПОСЕЛКЕ ИГРАЕТ ГАРМОШКА…
Этот, как бы сегодня сказали, «хит» прошлого столетия, распевала вся громадная страна Советов. В коллективах художественнойсамодеятельности участвовали миллионы голосистых парней и девчат.
Стыдно признаться, но я не знала, что его так любили, уважали... многие. «Белорусский» рубаха-парень с немецко-австрийско-еврейско-русско-белорусско-польскими фамилией и именем — Казимир Георгиевич Гляйхенгаус. Среди друзей — балагур, выпивоха, не без этого… знал, что долго не протянет. На войне ему, пацану (прибавил годы, чтобы взяли на фронт), новоиспеченному летчику, снесло осколком полголовы. А тем не менее, какой эрудит!!!
Родился в Минске, в районе нынешней ВДНХ, в семье врача и… репрессированного. Отца Казимир почти не знал, тот был расстрелян в 37-м. Дом во время войны был разрушен. Мать погибла, скорее всего, под руинами. После войны на том месте, где стоял его дом, отец нашел искореженную кровать и кое-какую утварь…
Учился он в летном училище, по рассказам, в том, где и Василий Сталин. Потом пошел на фронт. Воевал. Был тяжело ранен. Отправили в госпиталь за Урал, где и встретил он первую красавицу города Сатки — Татьяну Федоровну. Отличница, первая артистка и художник школы работала на заводе, где что-то паяли и собирали для военной техники… Потом, когда случайно познакомились, она, собственно, и выходила раненого летчика. Он же не мог говорить — мычал… Как герой в фильме «Они сражались за Родину».

Январское небо согрели пожары,
Промозглые тучи тянулись куда-то.
Меня подобрали в снегу санитары,
Несли под обстрелом к палатке санбата.
Кромсали снаряды «ничейное поле».
Туманила мысли смертельная стужа.
А я все стонал, задыхаясь от боли:
«Добейте, братишки, кому такой нужен?».
По минным проходам петляла дорога,
Бойцы утирали вспотевшие лица:
«Не хнычь понапрасну, осталось немного,
И пуля, дружок, не святая водица».
...Из армии был я уволен по чистой.
В тылу ожидали меня райсобесы.
Брели по вагонам слепцы-гармонисты.
На полках багажных гремели протезы.
По рельсовым стыкам стучали колеса,
Клонили ко сну их стальные напевы.
Останки составов ржавели в откосах,
Палящие ветры сжигали посевы.
Следы деревень зарастали полынью,
Чернели коробки обугленных зданий.
От счастья людского остались в помине
Одни лишь таблички, одни лишь названья.
А счастья хотелось, ведь кровью не зря я
Багрил километры от Вязьмы до Гродно.
Но чем мог помочь материнскому краю
Я – смертью не взятый и к жизни не годный.
Чадили коптилки, трещали подножки.
Мешочники вшей развозили в фуфайках.
Солдатки меняли тряпье на картошку.
Дрались ребятишки за хлебную пайку.
Стучали колеса, и веки слипались.
Я плюнул на долю — что будет, то будет.
Всего лишь два слова: «Подайте калеке» —
Никто не откажет, никто не осудит.
...Я рано лишился родительской ласки.
Мне с детства знакомы и труд и «нехватки»,
Бывало, весной нанимался в подпаски,
Чтоб дед не скупился зимой на тетрадки.
Бывало, ребята веселой ватагой
С утра убегали по ягоды в пущу.
А я, завернув спецодежду в бумагу,
Шагал зарабатывать хлеб свой насущный.
Я разумом сердце подстегивал хлестко
И верил: не буду бездельником божьим
Просиживать жизнь на шальных перекрестках,
Протягивать шапку навстречу прохожим!

Подлечился солдат в госпитале... Но это особая история. Отсюда начинается жизнь моих родителей, позже и моя.
Где-то в поселке играет гармошка…
Этот, как бы сегодня сказали, «хит» прошлого столетия, распевала вся громадная страна Советов. В коллективах художественнойсамодеятельности участвовали миллионы голосистых парней и девчат.
Немного окрепнув, он — «ковбой» с папироской «Казбек» во рту — ту самую Татьяну «умыкнул» у родителей — крепкого старинного рода Захаровых-Кузнецовых, с вековыми традициями и незыблемыми взглядами на жизнь и... будущих женихов для дочерей. Вряд ли бы они согласились сразу отдать свою распрекрасную Татьяну за калеку Казимира, да еще Гляйхенгауса.
А он — джентльмен и аристократ духа, поэт, любил на полное крещендо оставшийся в подарок кусок жизни и некогда ему было тогда мурыжить. Да и уезжать домой нужно было: дел после только-только закончившейся войны было невпроворот.
Кому, как не им — уцелевшим, хотя и искалеченным, но крепким духом ребятам — бороться со всякой шушерой, которой наплодилось тьма-тьмущая, хозяйство страны восстанавливать: строить, поить-кормить народ и, думаю, меня, только-только родившуюся. И раненый отец, как и не очень многие уцелевшие мужчины, взялся за дело...
Только много позже родные Татьяны, Татьяны Федоровны, крепко полюбят зятя Казимира. А он ей, своей Татьяне, которой тоже было не так уж легко, посвятит первые шуточные стихи.

Ты сидишь серьезная над книжкой.
На стене — причудливая тень.
Поздний час. Уснули ребятишки,
Наигравшись в садике за день.
На глаза свисает прядь густая.
Голову упрямо клонит вниз.
За окном февраль, на крыше тая,
Льдинками над улицей повис.
Снова ты готовишься к зачетам,
Для меня не выкроишь минут.
Утром убегаешь на работу,
Вечером — трамваем в институт.
Мы с тобой в кино бываем редко.
Позабыли стежку на каток.
И сейчас лежу я на кушетке,
Ты читаешь, кутаясь в платок.
Вот возьму и встану потихоньку,
Подойду, поправлю твою прядь,
Вздрогнешь ты, толкнешь меня легонько,
Верно скажешь: «Спать, бездельник, спать!»
Ну и пусть. Сегодня ты устала.
Нелегка учебная пора.
Будет лето Южного... Урала —
Наверстаем эти вечера!
Не беда, что стал немного строже
Глаз твоих неповторимый взгляд.
Ты мне нынче кажешься моложе,
Чем пятнадцать лет тому назад.

Его — героя войны — отправили вылавливать бандитов на Украину. Потом он воссоздавал Минский автомобильный. Мог бы найти работу полегче, но чувствовал долг перед «раненой» Родиной и… пошел в самый жаркий литейный цех. Писал стихи. На заводе организовал литературное объединение.
Перебираю, перечитываю пожелтевшие листочки — раньше не было времени, они... душевные и теплые, простые...
А ведь он был большой эрудит, это я знаю не понаслышке.
Как он «гонял» меня... да хотя бы по географии... До сих пор помню столицы африканских государств... Я, конечно, психовала: «Какая Бужумбура или Мбабане...» Меня ребята во дворе ждали! А «обязательное» для меня внеклассное чтение? Пастернак, Булгаков, Зощенко, Богданович, Бунин, Фейхтвангер, Набоков, Фолкнер... Но позже все пригодилось. Да, он много знал, был образован и... любил людей, которые рядом, поэтому писал искренне для них.
Его простенькую, очень уважаемую в народе песню «Где-то в поселке» на музыку В. Оловникова распевала не только Беларусь, но и вся когда-то могучая страна — СССР.

Ветки сирени стучат мне в окошко,
Долго уснуть не дают.
Где-то в поселке играет гармошка,
Девушки песни поют.
Песни поют, песни поют,
Девушки песни поют.

Майская зорька на небе алеет,
Сосны обнявшись стоят.
Может быть, там, по тенистым аллеям,
Ходит подружка моя.
Ходит подружка, ходит подружка,
Ходит подружка моя.

Серпик луны серебрит ей дорогу,
Ноги полощет роса.
Чем я ее огорчил недотрогу,
Что не по сердцу сказал?
Что не по сердцу, что не по сердцу,
Что не по сердцу сказал?

Ветки сирени стучат мне в окошко,
Спать до утра не дают.
Где-то в поселке играет гармошка,
Девушки песни поют.
Песни поют, песни поют,
Девушки песни поют.

Казалось бы, какие незамысловатые строчки, а как легко легли на мелодию, как подхватили их люди. Что-то такое милое сердцу... даже последнего сноба цепляет, такое нежное, трепетное.
Тогда я сидела за опусами Баха и Бетховена, а эту песенку мимоходом мурлыкала под нос и тут же забывала, и опять садилась за очередного классика... Позже штудировала Гомера, Гейне, Шиллера, Шекспира, Рождественского, Вознесенского, Высоцкого... А «Где-то в поселке» опять-таки подпевала какому-нибудь хору или солисту, которого часто «крутили» по радио.
Уже после того, как отца не стало (он умер в госпитале ветеранов Великой Отечественной, конечно же, и от военных ран), меня пригласили в Америку… Я интересовалась многим, многое поразило. И приятно, и весьма неприятно, но и там я услышала эти «Ветки сирени»… Конечно же, их мурлыкали наши… или бывшие наши.
Сегодня переживаю, что с отцом отношения, как и у большинства молодых девиц, были «Чмок-чмок... пока... мне некогда» ...и бежать...
Куда?
Прошло много лет, где душа витает? До сих пор гложет чувство вины: что-то не сделала, недодала, недосмотрела, не... Его столько проблем мучило... А ведь уже не спросишь грубовато-участливо: «Ты чего, батя? Может, раны ноют?». Поздно. Сама уж не молодая.
И только теперь пришло время перечитать его наследие… стихи, очерки, эссе. ...

«Неотправленное письмо»

Перечеркнут адрес на конверте,
Словно заколоченная дверь...
Я не знаю, может быть, о смерти
Говорить не следует теперь?
Может быть, теперь уж слишком поздно
Объявляться, каяться, жалеть.
До сих пор тобою не опознан —
Стоит ли в безвестности сотлеть?
Стоит ли? А если не сумела
Верить, ждать до нынешнего дня?
Впрочем, нет... Кому какое дело,
Был ли я, иль не было меня?
...Ты не получила похоронной —
Выбыл из района адресат...
Я убит под городом Херсоном
Восемнадцать лет тому назад.
В спешном извещенье об утрате
Старшина не слишком привирал.
Я тогда, на нарах в медсанбате,
Для тебя навечно умирал.
Обожжен, растерзан и контужен,
Вместо ног — кровавые культи.
Разве мог назваться твоим мужем,
Разве смел таким к тебе прийти?
...Перечеркнут адрес на конверте —
Выбыл из района адресат...
Боже мой, как я мечтал о смерти!
Только смерть не слушала солдат.
Госпиталь. Тугие перевязки.
Ночи беспокойные, без сна.
Костыли, протезы и коляску
Мне в дорогу выдала война.
Было все. И грязь на перепутье,
И хмельная удаль тех годин...
Не сумел бы снова выйти в люди,
Если в путь отправился один.
Я дошел. Хоть много накачало
И виски покрыла седина.
Мне пришлось учиться жить сначала,
Но ведь жизнь у нас всего одна!
И любовь ту юную, шальную
Не воротишь, как ты ни крути...
Все-таки еще тебя ревную...
Жизнь прожить — не поле перейти.
...Перечеркнут адрес на конверте,
Словно заколоченная дверь.
Это извещение о смерти
У меня в бумажнике теперь.
Но уйду. Не встану на дороге.
Памятью нетленною храним.
Только позавидую немного,
Что твой сын мог сыном быть ... моим.
...Перечеркнут адрес...

Вот, перечитываю, отца нет давно, а подступает…
Черт подери! Он, инвалид войны, с такими ранениями, ведь мог найти работенку полегче. Но нет — герой поперся опять в самое пекло. Был комсоргом, значит, должен был... Позже я побывала на его рабочем месте, в литейном цехе. Ужас! Ад светлее. Сегодня, возможно, не так все мрачно. Но тогда... Он, помню, приходит домой после тяжелой смены в литейке в прожженной спецовке, обгорелыми руками (да, да!) похлебает щей и... за стихи.
Отпуск в тот город, где детство прожил,
Добыт тяжелым солдатским трудом.
И я не расспрашивал прохожих,
Где эта улица, где этот дом.
Шел, улыбаясь малым и старым.
Все здесь знакомо
С мальчишеских пор:
Каждая плиточка тротуара,
Каждое дерево, каждый забор.
И жестяные горбатые крыши
В розовой кипени майских садов.
Есть же на свете такой городишко:
Самый родной мне из всех городов.
Как я уже говорила, он был большой эрудит. Большую часть зарплаты (конечно же, в ущерб хозяйству ) тратил на книги….
Как вспоминают коллеги — это была яркая, неординарная личность. Герой своего времени.
А для меня — батя, папочка, отец…
Наталья ЗАХАРОВА

Новости Вашего города

ТОП-новости Беларуси

Прислать новость

Лента новостей

Найти результаты

Искать по темам:

Период

Тип сортировки

ГДЕ-ТО В ПОСЕЛКЕ ИГРАЕТ ГАРМОШКА…

Свежие газеты

Архив