Мичман Иван Кулаков с подлодки «К-19» ушел в свой последний поход

Источник материала:

10 марта в Минске на 70-м году жизни скончался мичман в отставке Иван Петрович Кулаков — единственный выживший из тех, кто в июле 1961 года чинил атомный реактор на ставшей в последствии печально знаменитой подлодке «К-19». Старшина Иван Кулаков добровольно спустился в отсек с поврежденным реактором, чтобы спасти экипаж и корабль от неминуемой гибели…

На срочную службу в Военно-морской флот 18-летний Иван Кулаков был призван из деревни Петричи Могилевской области в 1957 году. Прошел строгий отбор в учебном отряде в Ленинграде, после чего год ходил в океан на дизельной лодке Б-69, которая базировалась в городе Полярный, и лишь после этого попал в экипаж тогда еще только строившегося атомохода «К-19».

«Пока лодка стояла на стапелях, осваивали субмарину. Гоняли нас до седьмого пота. Техника — невиданная по тем временам. Секретность — строжайшая. Каждый твой шаг на берегу под контролем. Никаких контактов с местным населением», — вспоминал Иван Кулаков в интервью журналу «Советский воин» в 1991 году.

Летом 1961 года Кулакову было всего 22 года. В очередной поход, чуть не ставший ставший для «К-19» последним, Иван Петрович отправился в должности старшины команды станции всплытия и погружения: «Под началом полтора десятка человек, сложное оборудование. Жизнь огромной субмарины в твоих руках».

Подводная лодка участвовала в сложных учениях «Полярный круг» — ходили в Атлантику, прорывались сквозь окружение противолодочных кораблей. По пути домой предстояло выполнить еще одну из учебно-боевых задач — выйти в Баренцево море, изображая вражескую лодку, пройти подо льдом, всплыть и дать залп.

«Как говорят на флоте, все шло штатно. В длительном походе сложился четкий, согласованный график работы всех служб. Океан был спокоен. Ядерная установка работала нормально. Дней через десять нас должны были торжественно встречать на базе, — вспоминает Иван Кулаков. — 4 июля 1961 года лодка находилась в Норвежском море, в сотне миль от острова Ян-Майен, если память не изменяет. В это время я нес вахту в центральном посту. Внезапно сработали приборы радиационного контроля. Резко упало давление в первом контуре одного из реакторов. Сработала аварийная защита…

До сих пор помню интонацию доклада одного из специалистов реакторной группы: «В первом контуре — давление — ноль». Что значит — ноль? Резко возросла температура. Заклинило главный и вспомогательный насосы первого контура, обеспечивающие циркуляцию теплоносителя. Упал уровень в компенсаторах объема. Начала возгораться краска на обшивках отсека. Вот-вот вспыхнет пожар…

Это я вам сейчас так подробно рассказываю, когда аварийную ситуацию обследовали десятки комиссий, когда сам прокрутил все в памяти тысячу раз. А тогда все события разворачивались стремительно. Температура очень быстро поднималась. Еще немного и начнут плавиться тепловыделяющие элементы. Это — катастрофа. Реактор взорвется от перегрева, погибнет лодка, а с ней и весь экипаж».

Учитывая, что на борту лодки была еще и ракета с ядерной боеголовкой, взрыв был бы такой силы, что привел бы к радиационному заражению всего севера Европы. К тому же, СССР и США в то время находились в состоянии «холодной войны», да и день для ядерной аварии выпал в этом плане — хуже не придумаешь. 4 июля — День независимости США.

Было принято решение сбить температуру прокачкой воды через активную зону реактора. Но технологическая конструкция реактора такого варианта не предполагала.

«Командиры и инженеры у нас были прекрасные. Знаете, что они придумали? Смонтировали нештатную систему охлаждения. Для ее работы использовались запасы пресной воды, которые находились на борту. Но чтобы запустить эту систему, надо было спуститься в реакторный отсек, подсоединить трубы к насосам, подать воду в активную зону».

Реакторный отсек к тому моменту уже стал смертельной зоной. Вызвалось несколько добровольцев во главе с лейтенантов Борисом Корчиловым: «Они пожертвовали собой ради спасения корабля и экипажа. За два часа они смонтировали и запустили систему охлаждения. В реактор хлынула вода. Это спасло от теплового взрыва». Лейтенант Корчилов, старшина Борис Рыжиков, матрос Николай Савкин и другие умерли через несколько дней в страшных муках.

Но после прокачки в реакторном отсеке отказали автоматические клапаны для откачки воды и пара. Давление опять стало подниматься, а температура расти, что привело к новой угрозе взрыва.

«Весь экипаж находился на верхней палубе, подальше от разогретого реактора. В отсек мы пошли вместе со старпомом. Я сам напросился на это задание. Считал, что лучше меня никто не сможет пустить в ход эти клапаны. Старпом страховал за выгородкой, — вспоминает Иван Кулаков.— Скажу честно: в реакторном я впервые ощутил жуткий страх. Шел словно в пасть к удаву. Я уже видел обожженные лица ребят из реакторной группы, знал, что такое атом. В отсеке никого нет. Только шум механизмов да хлюпанье воды под ногами. Трубопроводы, стенки светятся от радиации. Жутко…»

Старшине Кулакову надо было открыть клапаны осушения отсека, чтобы отсосать из реактора пар, тем самым снять давление и ликвидировать паровую подушку. «Шли те, кто знал, что делать. Никаких специальных костюмов у нас не было. А в противогазах работать было невозможно, стекла сразу запотевали, поэтому противогазы сняли и работали голыми руками», — вспоминал Иван Кулаков в интервью «КП в Белоруссии».

«Сколько пробыл в реакторном отсеке не знаю. В голове пульсировала одна мысль: найти клапан, открыть его, а самому не споткнуться, не упасть в воду, иначе конец…»

Иван Кулаков заходил в поврежденный реакторный отсек трижды — последний раз, чтобы проверить обстановку. Эти спуски обернулись для Ивана Кулакова третьей степенью лучевой болезни.

Саму лодку пытался взять на буксир подошедший эсминец, но начавшийся шторм помешал этим планам. «К-19» первоначально планировалось оттащить куда-то в Арктику и там затопить, но затем планы изменились — лодку восстановили и вернули в строй. Но злой рок преследовал «К-19». В одном из походов весной 1972 года подлодка столкнулась с натовской субмариной, а в результате возникшего на борту пожара погибло 28 подводников... Моряки окрестили «К-19» «Хиросимой» и «Оставляющей вдов». В 1990 году по условиям советско-американского договора ОСВ-1 подлодка была исключена из состава флота и поставлена на отстой, а затем утилизирована.

«На эсминце получил квалифицированную помощь. Раздели догола — в душ. Смыл с себя всю грязь, вышел из-под воды, а прибор в руках дозиметриста как трещал, так и трещит. Снова под воду. И опять тот же результат — стрелка зашкаливает. Смывай, не смывай, а светился, как оказалось я весь — от головы до пяток».

14 моряков из экипажа «К-19» скончались от переоблучения, многие получили большие дозы радиации. Группу из шести человек, которые первыми заходили в отсек, отправили в Москву, где они через неделю умерли. Похоронили их в свинцовых гробах, не сообщив даже родителям. Совершенно случайно это секретное захоронение потом обнаружил один из членов экипажа лодки. На могилах стояли лишь грубо сваренные железные пирамидки с именами погибших.

В госпитале, куда доставили Ивана Кулакова, никто толком не знал, как лечить острую форму лучевой болезни: «Адские боли сковывали тело. Казалось, кто-то выкручивает кости. Начал терять сознание. Сутками напролет около меня дежурили врачи. <…> Я был одной ногой на том свете. Шел активный распад крови. Сворачиваемость нулевая. Пластырь сестра налепит, чтобы не вытекала кровь, вот и все средства. Видеть я стал очень плохо. Облысел. Ноги сами «слезли», как чешуя с рыбы. Есть нельзя было. Рот, язык, горло — все обожжено. Сунули какую-то трубку через нос и прямо в желудок капали по капле. Помирал я, короче, мучительной смертью. Все тело было сгустком боли. Я к ней настолько привык, что ко всему был равнодушен».

«С того света меня вытащил врач Григорий Ильич Алексеев. Сейчас он профессор, доктор наук, а тогда только начинал. Я поклялся на операционном столе, что, если выживу и у меня будет сын, назову его Григорием… Обещание не сразу, но выполнил, — вспоминает Иван Кулаков. — За двадцать пять лет до Чернобыля Алексеев сделал мне переливание крови и пересадку костного мозга. Выполнил все, видимо удачно, потому что я сразу почувствовал облегчение. Мне вновь захотелось жить… Донорами моими стали курсанты ленинградских училищ, друзья-моряки. Во мне течет их кровь. Я живу с их костным мозгом. Постепенно стал выкарабкиваться. В госпиталях провалялся месяцев девять, потом отправили на юг в санаторий. Здесь стали отрастать волосы. Курчавым стал. Ребята дергали, не верили, думали парик».

После госпиталя Ивана Кулакова комиссовали, дали вторую группу инвалидности с пенсией в 28 рублей плюс еще 4 рубля старшинских. А в медицинской книжке вместо диагноза «лучевая болезнь» написали «астеновегетативный синдром» (вид психического расстройства). С такой записью Ивана Кулакова не хотели брать на работу, а говорить об истинных причинах своей болезни не мог — дал подписку о неразглашении на 30 лет. Иван Петрович добился, чтобы его переосвидетельствовали, после чего вернулся на флот — назначали начальником тренажера по подготовке подводников. В этой должности кулаков прослужил до выхода на пенсию в 1980 году. После чего вернулся в Беларусь, переехал в Минск и работал во вневедомственной охране, куда активно брали бывших военных. Иван Кулаков (слева) с женой Александрой Васильевной и заместителем председателя Белорусского союза военных моряков капитаном второго ранга Анатолием Гладкевичем. С возрастом здоровье, конечно, лучше не становилось. Одна болезнь наслаивалась на другую. Иван Кулаков перенес несколько инфарктов, у него были проблемы со щитовидной железой, диабет, стало падать зрение и слух.

«Ноги тоже обожжены, — рассказывал Кулаков, — по щиколотку. Я ведь в реакторный отсек в кожаных тапочках ходил. А там вода горячая, радиоактивная… До сих пор не заживают, слегка натянет кожицей, потом она начинает лопаться, расползаться. Пальцы плохо разгибаются. Зимой руки и ноги мерзнут, а летом от солнца защищать надо… да уж свыкся как-то».

Еще в том же трагическом для экипажа «К-19» 1961 году 49 подводников были представлены к награждению орденами и медалями, в том числе и к званию Героя Советского Союза. Многие посмертно. Иван Кулаков должен был получить орден Красного Знамени. Но кандидатуры были отвергнуты Никитой Хрущевым, который, как говорят, по поводу награждения подводников сказал: «Мы за аварии не награждаем».

Свою награду Иван Кулаков получил только в ноябре 2004 года, спустя 43 года после аварии, когда указом президента России Владимира Путина герой-подводник был награжден орденом Мужества.

Когда открылась вся правда о трагедии на «К-19», большой интерес к этой истории проявили западные киношники и телевизионщики. Английское телевидение сняло о «К-19» документальный фильм с участием Ивана Кулакова. Приезжали к нему уточнять детали сценария и из Голливуда, где сняли популярный блокбастер «К-19» с Харрисоном Фордом в главной роли.

По желанию родственников Иван Петрович Кулаков будет похоронен 12 марта на кладбище в Заславле (Минский район). Теги: Минск